О морских открытиях оба адмирала были осведомлены довольно-таки полно.
— Судя по последнему письму Лаперуза в Париж, русские бережно отнеслись к могиле английского мореплавателя, — сказал француз. — Письмо Жана де Гало хранится в государственном музее Франции.
Фебрие де Пуант мог сообщить о Лаперузе и больше. Мог, но не захотел. В упомянутом письме Жан де Гало очень тепло отозвался о россиянах. «Русские в Камчатке, — писал Лаперуз, — оказались удивительно приветливыми и щедрыми людьми. Такого уважения, такого понимания задач моего плавания я за три года не встречал нигде. Каждый житель Петропавловска стремился по мере своих сил оказать французским морякам всяческую помощь и содействие. Россия — великая страна, и нам необходимо всегда жить с ней в дружбе». Это было написано ровно за четверть века до похода Наполеона I в Россию. Читал ли корсиканец письмо Лаперуза, французский адмирал не знал. Не решился он сказать о таком послании соотечественника и Прайсу. «Сентиментальность!» — отозвался бы о письме Лаперуза англичанин.
— Так напоминает ли вам Камчатка хвост какого-то животного? — повторил вопрос Дэвид Прайс.
— Признаться, нет, — после некоторого раздумья ответил Фебрие де Пуант. — А каким, господин Прайс, вам кажется то странное животное? Оно не схоже с тяжеловесной лошадью?
Дэвид Прайс улыбнулся.
— И до чего же вы, французы… — англичанин помедлил, подбирая вместо «трусливые» менее обидное слово, — осторожные. Приближаясь к хвосту России, боитесь ее копыт?
— Осторожность никому не мешает, — отозвался Фебрие де Пуант. — Копыта у тяжеловесов крепкие.
— Вы, видимо, вспомнили Бонапарта. — Дэвид Прайс неторопливо выбил трубку о перила. — Вторгаясь в Россию, Наполеон пренебрег весьма важным фактором…
— Каким?
— Англия тогда была в союзе с Россией.
— На ее стороне находилась и Швеция.
— Не прибедняйтесь, господин де Пуант, — с легким укором произнес англичанин. — Надеюсь, вы не хотели сказать, что у Франции было мало сил? Как история помнит, с Наполеоном, кроме французов, на Россию шли немцы, австрийцы, норвежцы, итальянцы, датчане, поляки…
Нет, Фебрие де Пуант не прибеднялся. Он вдумывался в слова собеседника. В 1812 году Англия была в союзе с Россией против Франции, в 1854 — с Францией против Росссии, и никто ныне не предугадает, с кем в дружбе, а с кем во вражде Великобритания будет в ближайшее время.
Дэвид Прайс почему-то задел Наполеона I. Да, Бонапарт — кумир лучших сынов Франции. Имя великого полководца французы ставят рядом с именами Александра Македонского и Тимура (Тамерлана). Удовлетворяя запросы крупных банкиров, промышленников, торговцев, поднимая заводы, фабрики, мануфактурные предприятия, Наполеон умел ценить и военных людей. Своих генералов и адмиралов он щедро награждал орденами, повышал в чинах, присваивал им титулы князей, герцогов, графов, баронов, раздавал крупные поместья. Наполеон — личность незаурядная. Знать, не случайно через девятнадцать лет после его смерти, в 1840 году, французы перевезли останки Бонапарта с острова Св. Елены в Париж. Безусловно, сделали бы это раньше, если бы отдаленный от Европы остров не принадлежал англичанам.
Дэвид Прайс, видимо, хотел сказать, что великий полководец потерпел поражение в 1812 году только потому, что Англия тогда была в союзе с русскими. Далеко не так. Россия — страна загадочная. У нее есть внутренние силы, не понятные ни англичанам, ни французам, ни туркам…
— «Аврора», заметьте, отдала якоря на внешнем рейде, — сказал Дэвид Прайс. — Русские в гавань зайти не решаются… Предлагаю, господин де Пуант, заглянуть ко мне в каюту на чашку кофе. У нас есть еще о чем поговорить.
— С удовольствием.
Примерно через час французский вельбот в восемь весел отошел от «Президента» и ходко направился к стоянке «Форта».
ЛОВУШКА
Командир фрегата «Аврора» капитан-лейтенант И пан Николаевич Изыльметьев, стоя на капитанском мостике, считал корабли, пытаясь определить, каким странам они принадлежат. Их тут, в гавани Калао, больших, средних и малых, было свыше трех десятков. В глаза сразу бросились два трехмачтовых английских красавца «Президент» и «Пайке». Фрегаты, крупные и величавые, стояли недалеко друг от друга, закрывая от Изыльметьева солидную часть бухты. Дальше от внешнего рейда, в глубине гавани, кабельтовых {Кабельтов — одна десятая мили, равняется 182,5 метра} в пяти от английских кораблей, сгрудились французские фрегат «Форт», корвет «Эвриди-ка» и двухдечный бриг «Облигадо». За ними, теснясь к берегу, замерли на водной глади разнофлаговые суда и суденышки — бригантины, тендера, транспорты, купеческий флот. По бухте медленно передвигались под парусами и на веслах каботажные суда — катера, баркасы, боты, вельботы, плашкоуты {Плашкоут — плоскодонное судно для перевозки грузов}.
Изыльметьев перевел подзорную трубу на берег. В беспорядке разбросанные — где густо, где редко — каменные и глинобитные строения создавали впечатление бедного и грязного селения. Ни деревьев, ни травы — серый без признаков растительности гористый ландшафт. Но не от мрачного и скудного, наводящего унынье берега тоскливо заныло у Изыльметьева сердца. То, чего опасался и избегал капитан-лейтенант во время дальнего и трудного пути, случилось тут, в перуанском порту: командир «Авроры» лицом к лицу столкнулся с потенциальным врагом.
«Два фрегата разных стран под контр-адмиральскими флагами, — рассуждал Изыльметьев. — Сразу две эскадры в маленьком, отдаленном от Европы порту. Куда направляется вооруженная армада?..»
Открытое враждебное отношение англичан и французов к русским морякам командир «Авроры» впервые почувствовал несколько месяцев назад, вскоре после выхода из Кронштадта. В августе 1853 года, оставив свой порт, фрегат «Аврора» и корвет «Наварин» отправились в длинный рейс, на Дальний Восток. Военные корабли были посланы для укрепления слабенькой эскадры вице-адмирала Евфимия Васильевича Путятина, которая оберегала российские берега от распоясавшихся в последнее время японцев.
Капитанам фрегата и корвета было приказано пересечь Атлантику и, обогнув Южную Америку у мыса Горн, следовать через Тихий океан до маленького дальневосточного залива Де-Кастри {Ныне чалив Чихачева}, расположенного против Сахалина. Месяцем позже в тот же пункт назначения из Кронштадта должен был отправиться 60-пушечный фрегат «Диана». Предполагалось, что при благополучном плавании корабли прибудут в залив Де-Кастри летом 1854 года. И тогда вице-адмирал Путятин, видимо, распорядится перенести адмиральский флаг с вконец износившегося престарелого фрегата «Паллада» на «Аврору» или «Диану».
Но тот, кто отдал приказ военным морякам отбыть в кругосветное путешествие, по мнению Изыльметьева, допустил грубый просчет. «Зачем, — думал тогда Иван Николаевич, — отправлять в такой длинный путь корабли разрозненно, когда была возможность выйти из Кронштадта сразу трем экипажам? Месяц — срок небольшой. «Аврора» и «Наварин» могли бы дождаться, когда будет готова к выходу «Диана». Три корабля вместе — это же сила! Случись что с одним в бурю, — два других рядом, выручат людей из беды. А если доведется встретиться с неприятелем? С каким? Да мало ли их, врагов, всегда было у России! Три вооруженных корабля под стягом одной страны могут заставить любых пиратов вспомнить о вежливости на океанских просторах. Разрозненные же экипажи — легкая добыча морских разбойников».
Старенький, дышавший на ладан корвет «Наварин», по убеждению Ивана Николаевича, вообще не следовало отправлять в такое путешествие — не добраться ему до Дальнего Востока. С досады у Изыльметьева топорщились усы. Капитан «Наварина» тоже пытался возразить. «Мой корвет, — заявил он в Кронштадте, — не выдержит первого хорошего шторма…» Его упрекнули в трусости, высмеяли, пристыдили. Приказ остался в силе.
«Хороший» шторм подкараулил русские корабли в первый же месяц путешествия, в Северном море. Самый лютый в этих широтах ветер — бора, солидно потрепав «Аврору», разделал «Наварина» как Бог черепаху. Кое-как корабли доковыляли до норвежского порта Кристиансанн. Встали на ремонт. Там было много англичан. Вот тут-то они и показали по-настоящему свое лицо. Их косые взгляды, без обиняков брошенные фразы о том, что скоро, очень скоро, русские суда начнут измерять морскую глубину там, где встретятся с кораблями королевы Виктории, насторожили Изыльметьева. «Убирайтесь восвояси, пока не поздно!» — смотря русскому капитану в глаза, зло заявил представитель «владычицы морей» с золотыми нашивками на рукавах. Недружелюбно отнеслись к российским морякам и местные власти туманного Альбиона в Портсмуте, где русские фрегат и корвет остановились, чтобы продолжить ремонт. Вернее, ремонтировались только «Аврору». «Наварин» окончательно вышел из строя. Что могли, с корвета перенесли на фрегат, продовольствие разделили среди членов пострадавшего экипажа. Кое-как в английском порту удалось упросить скупых и неподатливых на уговоры голландцев купить за бесценок корпус и рангоут {Рангоут — мачты, стеньги, реи и прочее дерево на судне.} корвета. Моряки без корабля стали искать способ возвратиться на родину.
«Авроре» надо было бы еще какое-то время постоять в Портсмуте, чтобы надежнее, добротнее отремонтировать оборудование и надстройки фрегата, но Изыльметьев заспешил отбыть в Атлантический океан. Команда тогда понимала командира — и ей думалось, что открытое штормовое море безопаснее, чем этот уютный, но чужой и враждебный порт.
«Аврора» довольно-таки благополучно пересекла Атлантический океан. Несколько осенних штормов были по силе намного слабее урагана в Северном море. Живописные берега Бразилии показались русским морякам раем. По календарю в России стояла суровая зима, лютовали крещенские морозы, а экваториальная страна, щедро залитая солнцем, утопала в зелени.
На другой день пребывания в порту Рио-де-Жанейро русский фрегат трижды громыхнул над мирным городом из своих орудий. На неожиданную «воинственность» россиян корабли порта под частый звон колоколов громкого боя повернули жерла пушек в сторону «Авроры». Неслыханная дерзость русских моряков не на шутку встревожила местную власть. Изыльметьеву пришлось объясняться перед мэром города. Командир корабля заверил, что никаких враждебных целей его экипаж не преследует и — боже упаси! — никому не угрожает. Холостые выстрелы «Авроры» — ни что иное как торжественный салют в честь блистательной победы русской эскадры адмирала Павла Степановича Нахимова над задиристыми турками в Синопском сражении. Да, салют «Аврора» дала с большим опозданием. Но что поделаешь, когда о победе черноморских моряков авроровцы узнали только тут, в порту Рио-де-Жанейро? Вот и пришлось вспомнить русскую пословицу: «Лучше поздно, чем никогда». А победа действительно была блестящей. В коротком ожесточенном бою 18 ноября 1853 года турок не спасли ни сотни корабельных орудий, ни мощные береговые батареи Синопской крепости. Эскадра прославленного русского адмирала уничтожила почти весь турецкий флот, разрушила береговые батареи.
И в бразильском порту Изыльметьев не задержался. Прочно отремонтировав в пути грот-мачту, распутав такелаж, командир дал экипажу жесткий срок, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия. И несмотря на то, что корабельный врач Вильчковский всячески пытался «вразумить» командира фрегата, уговаривал остаться в солнечном, с благодатным для здоровья климатом порту хотя бы на полмесяца, Изыльметьев был неумолим.
— Может, вы плохо знаете, что такое скорбут {Скорбут — цинга}? — коршуном наседал на него корабельный доктор, смешно водя горбатым носом. — Возможно, вам неизвестно, что всего пять лет назад, в 1849 году, только в России от скорбута погибло сто тысяч человек?
— Известно, — последовал непоколебимый ответ. — Болезнь будем приглушать в море. Головы останутся целыми, начнем лечить десны…
Опытные моряки не без аргументов тоже предлагали командиру фрегата задержаться у бразильских берегов с тем расчетом, чтобы к страшному мысу Горн подойти после марта, то есть позже весеннего равноденствия — самого опасного для мореплавателей времени у мыса Бурь. Именно в марте у оконечности южного материка Америки свирепствуют лютые вестовые ветры. И на это капитан-лейтенант махнул рукой.
Изыльметьев, противник необдуманных волевых решений, обычно умевший прислушиваться к разумным голосам, собственных приказов не менял, был несокрушимо настойчив, крут и строг, когда чувствовал свою правоту.
Долгим и изнурительным был путь «Авроры» вокруг южного материка Америки. Начавшийся у нескольких матросов скорбут быстро распространился среди экипажа. У людей гнили десны, разнося вокруг тошнотворное зловоние, вываливались зубы. Пораженных недугом моряков окончательно свалила в постель морская болезнь, вызываемая непрерывной качкой от бешеных штормов. Частые авралы не давали людям передышки, изматывая даже самых сильных и здоровых.
Траверз мыса Горн показался авроровцам крушением света. Свирепый вест вздымал огромные волны, с грохотом обрушивал их на фрегат, бомбовыми взрывами подбрасывал пятисаженные снопы алмазной воды. Скрипели карабельные крепления, горбилась и трещала палуба, расходились, образуя большие пазы, доски. Низко, задевая за стеньгу корабля, проносились свинцовые тучи, сиреной выл ветер, словно хотел вывернуть наизнанку души моряков. Один самый крутой крен фрегата похо-лодил сердце даже Изыльметьеву. Капитан-лейтенант, держась до посинения пальцев за поручни мостика, увидел на палубе двух моряков, которые, мелко крестясь, обнялись. Матросы прощались друг с другом, с жизнью.
«Неужели конец?» — мелькнула у Изыльметьева мысль. Мучительно длинные секунды фрегат шел на боку, судорожно креня мачты к воде. Вот-вот перевернется… Новый мощный удар многотонной волны по корпусу, — и мачты медленно поплыли вверх… Шторм с силой ветра до тридцати метров в секунду стих на пятые сутки. Вскосмаченное море постепенно угомонялось, выравнивалось. Наступило затишье.
— Что я вам говорил? — корабельный врач смотрел на командира фрегата с нескрываемым упреком. А Изыль-метьев, уже зная о чем хотел сообщить медик, с удивлением уставился на него: на смоляной голове Вильчков-ског® белели виски. Неделю назад седины у этого человека не было.
Трудно, очень трудно достался экипажу «Авроры» рейс, до западных берегов Южной Америки. Три трупа, обернутых в саван, скрыла пучина Тихого океана. В каютах вповалку лежали больные, почти треть экипажа. Еле передвигали ноги от усталости здоровые. Основательного
ремонта требовал и сам фрегат. Однако все понимали, что до желанной стоянки оставалось немного пути. Вот-вот раздастся команда «Право руля!», и «Аврора» подойдет к берегу.
Упругий боковой пассат и теплое солнце взбодрило людей. Чилийские берега уже виднелись. Чуть-чуть терпенья, и фрегат свернет к всегда шумному и веселому порту Вальпараисо. А там фрукты, овощи, свежая вода, покой — блаженство! Даст же наконец командир корабля немножко отдохнуть людям. Так думали многие, но Изыльметьев поступил по-другому.
— Лево руля! — распорядился он, и «Аврора», сделав крен, круто повернула от берегов Чили в открытый океан.
— Что делает! Что делает! Разве можно так издеваться над людьми?! — кто вслух, кто молча возмущались моряки, с безнадежной тоской глядя на медленно уплывающий от них теплый и благодатный берег южной страны.
Изыльметьев не знал и не мог знать, что именно в один из мартовских дней 1854 года Англия и Франция официально объявят России войну и мощные эскадры союзных держав получат приказ от своих адмиралтейств уничтожить русские корабли, в каких бы широтах они ни встречались. Однако упорные слухи во всех портах, где побывала «Аврора», о скорой и неизбежной войне, отношения англичан и французов к российским морякам не могли не насторожить умного командира фрегата. Изыльметьев, принимая меры предосторожности, решил любыми путями избежать встречи с английскими и французскими кораблями. Это и заставило его миновать Чили. По мнению капитан-лейтенанта, всегда оживленный порт Вальпараисо как раз и есть то место, куда специально и вынужденно заходят разнофлаговые суда, обогнувшие мыс Горн. Изыльметьев был почти уверен, что там, в крупном чилийском порту, непременно остановились корабли враждебно настроенных против России стран. Вот почему, несмотря на страстное желание экипажа отдать якоря в Вальпараисо, командир уверенно направил фрегат к берегам Перу, чтобы найти временный приют в тихой и маленькой гавани Калао. Однако опытный моряк на этот раз просчитался. Его замысел предугадали те, кто давно знал о выходе из Кронштадта «Авроры». Ее подкарауливали и в Вальпараисо, и в Калао.
Свой просчет Изыльметьев понял сразу же, увидев
с внешнего рейда в перуанской гавани английские и французские корабли.
— Что, Иван Николаевич, будем теперь делать? — не без тревоги спросил поднявшийся на капитанский мостик помощник командира корабля капитан-лейтенант Тироль.
Изыльметьев молча передал ему подзорную трубу: посмотрите, мол, внимательно, что там есть, а потом, может, и подскажете, как поступить в таком положении. Он снял фуражку и старательно протер фуляровым платком наполовину полысевшую голову.