— Так почему же столько хлопка валяется? Почему вы его не отправили?
— Машин не хватает, — заметил один.
— Если и есть машины, то не дают тележек, — подхватил другой.
— А волочить в мешках не дозволено, — добавил третий.
— Кто это сказал, что не дозволено?
— Ваш заместитель, Нобат! — снова заговорил худощавый. — И потом, вроде бы договорились — сначала перевозить хлопок передовых бригад. А у такой отстающей бригады, как наша…
— Коли отстаёте, почему машина не работает?
Бригадир махнул рукой в сторону новой хлопкоуборочной машины, что стояла неподалёку от площадки, покрытая пылью и паутиной.
— А водителя нет.
— Нет водителя? Куда же девался Джепбар?
Вместо того, чтобы ответить на вопрос бригадира, худощавый парень почесал нос и прищурился.
— Ты чего ухмыляешься?
— Если бы мне лично сказали, поезжай, мол, в пустыню, собирай арбузы, вари патоку и суши дыни, то я бы и близко к машине не подошёл.
— Что ты хочешь этим сказать? Кто мог послать Джепбара на арбузы, когда не убран хлопок? Кто это сделал, я спрашиваю?
— Кто же, кроме вас, может послать? — уже откровенно засмеялся худощавый. — И уехал он не один. Прихватил с собой и свояка Хуммеда.
Не случайно ухмылялся худощавый парень. Была на то причина. И Джепбар, и Хуммед доводились зятьями Тойли Мергену. Поняв, что его хотят поддеть, бригадир бросил на землю сигарету и раздавил её носком сапога.
— Ну, что ж, — сказал он. — Раз я сам их послал, то сам и назад верну. Так что ты, голубчик, напрасно рот до ушей растянул. — Тут он подошёл к булькающему в стороне большому чёрному казану и спросил: — Кто из вас повар?
Огромный усатый парень бросил карты, которые до сих пор держал в руках и, потянувшись, нехотя поднялся.
— Вообще-то повар я, Тойли-ага, — лениво произнёс он, догадавшись, что вопрос задан неспроста.
Окинув усатого взглядом с головы до ног, Тойли Мерген с презрением проговорил:
— И не стыдно такому здоровенному детине да при таких вот усах торчать возле чёрного казана и валяться без дела?
— Акы не виноват, Тойли-ага… — рванулся вперёд худощавый, но уже постеснялся улыбнуться.
Бригадир помахал в воздухе рукой:
— Да перестань ты чушь молоть! Кто же виноват? Может, опять я?.. Так вот, с завтрашнего дня чтобы я не видел тебя возле казана! С завтрашнего дня вы все выйдете на хлопок. А вместо вас сюда придут ваши жёны! Чтобы варить суп, принимать хлопок, сушить его и отправлять на базу — усы не нужны.
Парни молчали, почуяв серьёзность положения, однако худощавый не выдержал:
— А что делать неженатым?
Тойли Мергену было не до шуток. Он пристально посмотрел на зубоскала и твёрдо сказал:
— Если завтра увижу тебя за картами, то объясню, что тебе делать. Слышал или надо повторить?
— Слышал… — потупился шутник.
— Ну, раз слышал, передай таким же, как ты, лентяям С завтрашнего дня все выходят собирать хлопок. Все! Ясно? — Голос Тойли Мергена набирал силу. — Позор! Урожай не собран. Бригада отстаёт, А им и печали нет. Лежат, картишками перекидываются и животы поглаживают. Есть у вас совесть?
После этого разговора Тойли Мерген, никуда не сворачивая, отправился домой. Только теперь дала себя знать усталость. Есть не хотелось, а утолить жажду он не смог даже двумя чайниками и пододвинул к себе третий.
Если в жажду его ввергла длинная дорога, по которой прошагали его непривычные к ходьбе йоги, то устал он от мыслей и забот. Подложив под локоть две подушки, Тойли Мерген пил чай и спрашивал самого себя: как быть? Работа тяжёлая. Людей мало. Что делать? И не раз, и не два задавал он себе эти вопросы.
«С Кособокого Гайли надо начинать, да, с Гайли!..» — решил он наконец и резко отодвинул пиалу.
— Да, да, надо начинать с Кособокого! — вслух повторил он.
Услышав голос мужа, Акнабат, занятая своими делами на кухне, просунула голову в дверь:
— Ты что-то мне сказал?
— Пока нет, но, кажется, придётся и тебе ска-гать. — Тойли Мерген поднялся. — Надо собирать хлопок!
— Мне?
— Тебе!
— Ай, какая из меня сборщица!
— Соберёшь пять граммов — и то польза!
— А ты куда?
— В город!
— Что ты там потерял?
— Привезу Гайли Кособокого.
— Гайли? — удивилась жена. — Зачем он тебе понадобился?
— Заставлю собирать хлопок.
— Ах, вот оно что!.. — Акнабат сунула в рот кончик платка, чтобы скрыть улыбку. — Хорошо, конечно, если он тебя послушается.
— А не послушается, пусть собирает свои пожитки и совсем переезжает на базар. Я не потерплю, чтобы он барышничал, а хлопок гнил на полях.
— Если бы ты раньше, отец, об этом подумал, то не было бы того, что случилось…
— Есть поговорка, мать: «Лучше поздно, чем никогда!» — Тойли Мерген кивнул жене и пошёл к машине.
Хотя солнце уже перевалило за полдень, народу на городском базаре было видимо-невидимо. Горы душистых дынь, от маленьких, с кулак, до таких, что не на всяком столе поместятся, тугие гроздья винограда, любые овощи — словом, что ни пожелай, всё есть. Покупателей великое множество, но и торговцев хоть отбавляй.
Оставив машину на пустыре возле старой бани, что примостилась с восточной стороны базара, Тойли Мерген вошёл в толпу. Продвигаться в этой толчее было трудно. На счастье, попался знакомый человек и объяснил, где искать Гайли Кособокого. Иначе бы Тойли Мергену нелегко пришлось.
Надвинув на лоб известную всему городу шапку, Гайли торговал в самом конце базара. Он сидел в тени возле табачной палатки и, покуривая, отпускал кому-то морковь, затем протянул сдачу и, конечно, не заметил, что за ним наблюдают.
— Почём морковь? — спросил Тойли Мерген, подойдя вплотную.
— Сегодня морковь почти даром. Даром, — не поднимая головы, ответил Гайли. — Пятьдесят копеек кило!
— А по колхозной цене не отдашь?
— По колхозной цене я бы и сам купил, — усмехнулся Гайли. — Только как бы их палатка не оказалась на замке!
— Если на замке, велим открыть!
— Вели, вели, да погляди, есть ли там что-нибудь!
— Хватит зубоскалить! Смотри в лицо, когда с тобой разговаривают. — И Тойли Мерген приподнял ему шапку.
— А… Тойли… Это ты? — растерялся Кособокий. — Откуда ты взялся? Как это ты бросил свой хлопок и прикатил на базар.
— Приехал покупать морковь.
— Морковь!.. Ха, ха! Говори напрямик, зачем пожаловал…
— И тебе не стыдно? Ну, если бы ты был беспомощным стариком или на жизнь бы тебе не хватало…
— А чего мне стыдиться, я не ворую. Своё продаю. Плоды пота своего продаю. Чужого мне не надо. Свой огород, своя морковь. И государство не против огородов. Наоборот, всячески поддерживает, надо, говорит, больше внимания уделять приусадебным участкам.
— Не о таких, как ты, торгашах, говорит государство.
От слова «торгаш» шея у Гайли налилась кровью.
— Давай, Тойли, выкладывай, с чем пожаловал.
— Изволь. С завтрашнего дня ты должен забыть дорогу на базар.
— Я ничего дурного на этой дороге не видел, так зачем же мне её забывать.
— Кособокий!
— Хоть тысячу раз обзывай меня Кособоким! Но тебе меня выпрямлять! Ты вот восемнадцать лет вставал раньше других и восемнадцать лет ложился спать позже всех, А что ты за это получил? Хорошо тебя отблагодарили? Сам не умел жить, так не мешай мне!
— Я приехал не для того, чтобы слушать твою болтовню! Завтра с рассвета выйдешь на хлопок.
Гайли усмехнулся и покачал головой.
— Приказ или просьба? Как я должен тебя понимать?
— Разве ты способен уважать просьбу? Ведь если по чести, ты должен был сам прийти и спросить, чем, мол, могу помочь. Да от тебя такого не дождёшься!
— Стало быть, приказ?
— Приказ.
— Этот приказ касается только меня?
— Всех.
На сей раз Гайли Кособокий уже откровенно расхохотался.
— Смеяться тут нечего. Я с тобой серьёзно говорю.
— А если серьёзно, то сначала погляди на своих, более близких родственников.
— Кого ты имеешь в виду?
— А то ты не знаешь! — Гайли фыркнул и заговорил, размахивая длинными руками. — Где твой сын? Ты сумел учить своего сына за счёт колхоза, а заставить его работать в колхозе не сумел. Почему он не должен собирать хлопок, а я должен? Он, значит, может жить в городе, не пачкать ручки, потягивать вино и развлекаться, а мы должны вместо него проливать пот? Так, да? Где справедливость?
На крик Гайли Кособокого начал собираться народ.
— Хватит! — сказал Тойли Мерген, и у него невольно сжались кулаки. Но сдержал себя и, не проронив больше ни слова, зашагал прочь.
— Теперь, оказывается, хватит! — гордясь своей победой, бросил вслед бригадиру Гайли. — Нашёл дурака! Заставь сначала работать своего отпрыска, а потом другим угрожай!
Бледный и измученный вышел Тойли Мерген о базара. Видимо, он и в самом деле неверно поступил. Нужно было и правда начинать с собственного сына. И он решил ехать прямо в автопарк к Аману.
Директор сидел в большом, почти пустом кабинете и потягивал чай. Увидев неожиданно появившегося Тойли Мергена, он вскочил и засуетился:
— Салам, Тойли-ага! Заходите, располагайтесь! Вот, посмотрите, какие кресла, я их недавно купил. Никто ещё на них не сидел. Проходите, садитесь. И чай как раз только что заварил!
— Я пришёл не чаи распивать. Где ваш главный инженер?
— Ваш сын? — замялся директор. — Он ведь от нас ушёл, Тойли-ага.
— Ушёл? Что значит ушёл?
Директор заговорил, глядя куда-то в сторону:
— То ли с ребятами не поладил, то ли ещё что, я, как вы понимаете, не хотел его отпускать, но Аман не послушался меня. Ведь я и заявление его долго держал, не подписывая. Но поскольку он настаивал, чуть ли не ногами топал, я был вынужден его освободить.
Хотя Тойли Мерген и не был близко знаком с директором автопарка, он не поверил, что тот сожалеет об уходе Амана, Тем более, что по слухам он знал, директор любил держать возле себя только угодных ему людей.
— Я бы предпочёл прямой разговор, — сказал Тойли Мерген, уставившись в мясистое лицо директора. — С ребятами, говорите, не поладил? А может быть, не с ребятами, а с вами?
Не зная, что сказать, директор беспомощно улыбнулся:
— Ваш сын, Тойли-ага, не слышал от меня ни одного громкого или грубого слова. Он сам был и ханом и султаном. Так что я вины за собой не чувствую. Я очень и очень жалею о его уходе, нелегко будет найти такого главного инженера, как Аман.
— И от его ухода, и даже от вашего, автопарк не развалится.
— По правде говоря, я не ожидал, что для вас это будет неожиданностью.
Тойли Мерген хмуро проговорил:
— Если бы я знал, то не стал бы вас беспокоить своими визитами. Куда же он ушёл?
Хотя в кабинете было прохладно, на лбу у директора выступили капельки пота.
Увидев, что тот мешкает с ответом, Тойли Мерген явно забеспокоился.
— Я, кажется, у вас спрашиваю!
— Вообще-то, краем уха я слышал, будто Аман устроился буфетчиком в новый ресторан, ну, в тот, что открылся на берегу реки.
У Тойли Мергена волосы на голове зашевелились.
— Что? Буфетчиком в ресторан? Не может этого быть!
— Сам-то я, правда, не ходил туда и не видел. Может вовсе не туда он устроился. Точно не знаю, Тойли-ага.
Но Тойли Мерген уже не слышал его последних слов. Он даже не заметил, что вышел из кабинета, не попрощавшись с директором.
Да, от несимпатичного тебе человека убежать можно, но от истины не убежишь…
Увидеть своего сына-инженера, которым в душе гордишься, за буфетной стойкой, среди бутылок с разноцветными этикетками не так-то приятно. Тойли Мерген почувствовал, что ноги ему не подчиняются и он спотыкается на ровном полу.
Аман, не подозревая, что отец давно наблюдает за ним, весьма проворно разливал по стаканам напитки. Он ловко доставал из-под прилавка бутылки с пивом и выстраивал их на подносах. Официанты с заплывшими лицами и официантки с застывшими на губах улыбками, но с утомлённо равнодушным взглядом поторапливали его: «Давай, Аманджан, давай!» А один парень в пёстром костюме, с бледным бескровным лицом и с длинными, падающими на плечи волосами тёрся грудью о буфетную стойку и бормотал:
— Она отвернулась от меня… Говорит, найдёт получше, чем я… Пусть найдёт, посмотрим… Сын переводчика Хайдара не останется на этом свете холостым…
Аман спросил у него:
— Ты мне что-то хочешь сказать?
— Хочу и говорю: «Налей!» — Парень отшатнулся от стойки и сразу же снова припал к ней грудью. — Аманджан, приятель, умоляю тебя, налей ещё сто. Не жадничай. Я сегодня должен напиться, должен, понимаешь?
— По-моему, тебе уже хватит! Право же, достаточно, — пытался уговорить его Аман.
— Вот ещё, стал бы я умолять тебя, если бы было достаточно. Да налей ты, ей-богу! Не на твои пью, а на свои…
Тойли Мерген не мог больше смотреть на своего вспотевшего от суеты сына. Он подошёл к стойке, взял бутылку водки, которую Аман ещё не откупорил, и сунул её волосатому парню.
— На, держи, раз не можешь обойтись без этой отравы, пей! А что останется — вылей себе за шиворот!
— Слава аллаху! Не вывелись ещё щедрые люди… — Волосатый прижал бутылку к груди и, покачиваясь, пошёл к столику.
Тут только Аман увидел отца.
— Папа! ты?..
— Что всё это значит? — Тойли Мерген обвёл рукой зал. — Для этого ты столько лет учился? Почему ты ушёл из автопарка?
— Захотелось и ушёл, — неуверенно заговорил Аман. — Надоело возиться в мазуте…
— Что, что? — Тойли Мерген свирепо сверкнул глазами на сына. — В селе — песок, пыль, в автопарке — мазут. Наконец-то нашёл чистенькое местечко! Как ж прикажешь тебя теперь называть, ведь не инженером же? Так, может, попросту дармоедом?
— Папа! — Аман тоже повысил голос. — Давай отложим этот разговор!
— Нет, не отложим! — процедил сквозь зубы Тойли Мерген. — И заблуждениям есть предел. Уму непостижимо, как ты мог такое натворить?!
— А что я такое сделал?
— Хватит, Аман! Не обманывай хоть самого себя. Ступай, к кому надо, и сейчас же сдай свой буфет. Я буду тебя ждать у дверей.
— Вчера начал работать, а сегодня сдавать…
— Можно сегодня начать и сегодня же отказаться! Я тороплюсь! — сказал Тойли Мерген и повернул к выходу. Но тут сбоку шевельнулась бархатная штора, и из-за неё выплыл солидный мужчина в сером костюме, золотозубый и седовласый.
Ашота Григорьевича Саркисяна — директора ресторана — многие называли «дядя Ашот», но Тойли Мерген неизменно величал его — своего старого знакомого и сверстника «братом Ашотом».
Наверно, Ашот Григорьевич и вышел потому, что услышал голос Тойли Мергена.
Раскинув руки, он подошёл к дорогому гостю и пожал ему руку.
— Рады видеть! Рады видеть! Проходи, Тойли. Я угощаю тебя сегодня таким люля-кебабом, что всю жизнь помнить будешь его вкус! Есть и чудное винишко!
— Знаю, что и вина у тебя сладкие, и яства отменные. Только не сейчас, брат Ашот. Угостишь в следующий раз, — извинился Тойли Мерген и кивнул в сторону сына. — Я приехал за этим молодцом. И к тому же очень тороплюсь.
— Догадываюсь, зачем ты приехал, — сказал Ашот Григорьевич и отвёл Тойли Мергена в сторону, чтобы не мешать официантам. — Знаю и то, что ты недолюбливаешь торговых работников, особенно таких, как я, которые всю жизнь мололи мясо на котлеты.
— Если, брат Ашот, я кое-кого и недолюбливаю, к тебе это никак не относится, ты всегда был мне по душе. Я съел у тебя много хлеба-соли. Но этот… — Он кивнул в сторону сына. — У него молоко ещё на губах не обсохло, да и не сможет он стать таким, как ты! Не сможет!
— Почему? — возразил Ашот Григорьевич. — Твой сын получил высшее образование. Голова у него вроде бы на плечах. А опыт не сразу приходит, с ним не рождаются. Научим. Нам нужны умные, воспитанные люди, с образованием. Теперь и наш ресторан постепенно, как в Москве, Риге, Тбилиси, становится заведением культурного досуга, местом приятных бесед. Вот посмотришь, скоро и в наших ресторанах не то что шуметь или кричать будет неприлично, но погромче вилкой или ложкой стукнуть и то постесняются. Миновали времена жужжащих от мух харчевен, какие были в пору нашего детства.