Недавно, Рейко подбросила идею одному писателишке, что пьянство, в целом, если от него получать удовольствие - похоже на пойманную океанскую волну.
Ему понравилось.
Докурив, женщина вставила окурок в бит пепельницы.
Тройное удовольствие: дым остается даже когда всё закончилось, дым раздражает serveur, serveur раздражаются дважды – когда видят докуренную cigarette не потушенной, и когда обнаруживают что это они как раз некультурны, ведь биты – как раз для того, что бы noir ne resta pase'teint.
Вот и теперь: официант издалека, раздраженно наблюдал, за стервой, заказавшей, три часа назад, один кофе, и час назад один коктейль.
- Мадам, - склонился гарсон. – Не угодно ли changer le cendrier?
Рейко, молча, закурила еще одну.
Гарсон, скривив мину отошёл.
Из-за завесы воды появился Матвей.
Разухабистой походкой «вразвалочку» черт не спеша прогуливался под дождем, двигаясь в направлении столика кицуне.
В до блеска начищенных кирзовых сапогах, гимнастерке нараспашку, и руками, утопающими в галифе, он не был похож на открывшего в Риме французское кабаре.
Но дождь он любил по-прежнему.
Не обращая внимания на удивленных Les amateurs de pa'tisseries frai'ches, des moules et un peu poivrot[4] русский солдат, взяв стул, пододвинул его к столику дамы, и, усевшись на вышеуказанный стул верхом (что уж совсем было не komilfo), щелчком подозвал официанта.
- Графин белой, сельдь атлантичскую в молоке, равиоли а ля рюсс и тарелку разносолов! – Сказал черт на чистейшем русском. Официант, удаляясь, презрительно хмыкнул, пробубнив под нос:
- Понаехали тут, позорят перед всем обществом как пить дать…
- На месте стой! Раз-два! – отчеканил Матвей вслед гарсону. Гарсон встал как вкопанный. Публика кафе неотрывно наблюдала за происходившим действом.
- КРУуу-Гом! – Официант развернулся. Черт поманил пальцем. Официант подошел.
Смерив обслугу взглядом, Матвей со скептической иронией заметил:
- Белое движение? А? От чего же здесь? От чего же не в манеже? А я знаю! - Продолжил глумиться черт. – Молодые обскакали. Да и если серьезно, какой толк-то от таких - как вы…
Мужика кто проворонил?
Лицо кицуне неожиданно вспыхнуло вместе с лицом гарсона.
Черт только мельком стрельнул в её сторону глазами, и продолжил:
- Мужика-то, первым – ты, близорукий, проссссссссспал, а не Миха!
Публика, не разумевшая о подлинности беседы черта с противостоящими силами, недоумевала, но была заинтригована.
- Я русский офицер! И не позволю! – С горячностью зашёлся официант…
- Хр-тьфу, - сплюнул в пол Матвей. – Ты теперь ХОЛУЙ. – Ответствовал черт, сопроводив оскорбленного жестом, чтоб тот, мол, шёл заказ оформлять. – Убери.
Подбежал мальчик-половой и вытер плевок.
С гордо поднятой головой, официант отправился выполнять заказ.
- Зачем? Грубо ведь. Он в чём-то прав… Вы там у себя все такие? - Брезгливо заметила кицуне, вкладывая вторую cigarette в свободный бит.
- Какие? Пролетариат?
Ты сама-то мать чего видом-то обрусела? – Оценивающе посмотрел черт на e'migre' russe[5] - Рейко, и подмигнул.
– Мужика, не уж то вспоминаешь?
Щелкнула зажигалка.
Принесли бочковые огурцы и граненый, ледяной штоф.
- Моё ремесло, - бесцветно отметила кицуне, - предполагает, что из толпы выделятся, не нужно.
Выразительно посмотрев, на гимнастерку Матвея, закончила. – В Париже японки сей час только в «красных фонарях».
- Не узнаю я Корио – Рейко – Кицуне. – Захрустев огурцом, покачал головой Матвей. – Лиса–призрак исчезает, и появляется только перед загнанной жертвой!
- Я далеко от своего эфирного плана. А ваша «евро-зона» излишне обширна, с навязыванием
своих правил. – Сверкнула глазами лиса.
- Конечно! – Растянулся в ухмылке черт Матвей. – Думаешь, чего мужик тогда к вам рванул! – Попытался поддеть он кицуне.
- К делу. – Отрезала Рейко. – Я решила с тобой встретиться, потому что полной информации о том кого мы экстрадируем, нам ни когда не спускают. А я бы не хотела попасть, в ситуацию аналогичную предыдущей.
Зашкварчала noir cigarette.
Черт хлопнул рюмку и произнес:
- А… Боишься, значит, чтоб тебя не подставили, как это в прошлый раз с Петром-то вышло!
В рот пошел пельмень и Матвей, безэтикетно чавкая, продолжил:
- Ты думаешь, вот я «пролетарий», хамло не отесанное?
Пошла рюмка.
-Думаешь, я этого холуя напрасно... от недостатка воспитания, оскорбил?
Нет, милая.
Мне Блок, когда у нас застолье, сам стихи читает!
Так пел её голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
- Мне просто противно это! Видишь – черт тыкнул в сторону гарсона. Офицеры, эполеты. Офисы беленькие. Евро–зона опять же. «ЗОНА». Поняла? Все же уже договорено!
И подписано.
Да я если хочешь знать, сам, - потянулся через стол Матвей к Рейко. – Сам к вам подался бы. Последняя вольница ведь!
Ты сама знаешь, кто… что цунами и землетрясения – диверсия!
- Ну так помоги. – Ответила кицуне.
-Да? – Прищурил сальные глаза черт. – А кто Петра тогда подставил?
- Я действовала по инструкции. Если мы будем посвящать вас в корпоративную политику, нас цунами и накроет! А с вами и так ни чего не случится – железный занавес,ты тоже не дурак…
Кицуне выпустила колечко дыма, и играючи расположила его над своей головой.
- О.К. – Хмыкнул черт. – Только, как говорят наши единомышленники: «Таки что я буду с этого иметь?»
- А что ты хочешь, - прищурившись от дыма, спросила женщина, стряхивая пепел.
- Эх! - Махнул рукой Матвей, и, опрокинув ещё водки, выдохнул: - Не понять тебе широкой, русской, хм…
- Короче – сформулировал черт интерес. – Черкнёшь пару строк, нашему вахтёру.
Глаза у Рейко округлились, а пальцы машинально вдавили сигарету в пепельницу.
Моментально взяв себя в руки, лисица холодным тоном ответила :
- Исключено. Инструкция категорически запрещает.
Дыша перегаром, Петр придвинулся на стуле к кицуне, и приобняв её за плечо, ласково прошептал:
- Так ведь и мне многое что запрещается.
Дождь кончился.
Темнокожие продавцы каштанов, поддельных картье, и одноразовых зонтиков заполонили Сен-Жермен. Казалось, их здесь даже больше, чем прогуливающихся по бульвару.
- Мадам, купите зонтик – своевременное сезонное приобретение.
- Месье – купите спутнице шарфик, последнее веяние моды, месье – мадам замерзнееееет.
- Sous le ciel de Paris S'envole une chanson м-м-м… - Звучит гармоника уличного музыканта на мосту Пон Шанж[6] .
- Мадам, месье, не желаете, фото на память! - Зазывает мастер ретро жанра.
Рейко, кивнув, отстраняется от кавалера.
- Мадам желает одна. Этюд на фоне Сены. – Нежно улыбаясь, кицуне облокачивается о парапет моста спиной к реке. Снимает шляпку с булавкой, и ее светлые волосы подхватывает, по чертовскому щелчку, ветер.
- Таки снято, мадам. Спасибо за щедрость. Что вы…
Лиса передала фотокарточку Матвею.
- Как обещала. Теперь твоя очередь!
Черт расплылся в улыбке и произнес:
- А мы уже на месте! Пара минут, и всё будет кончено. Вурдалаку вашему – экзотики вишь ли захотелось, а местные никакой силы над ним не имеют.
Лиса вопросительно подняла бровь.
Черт только отмахнулся:
- Да вечно голодный Гаки[7] это… Больно ему тут белокожие понравились. Улыбнулся черт. – Мы значит у ваших - роллы заказываем, а вы к нам, стало быть, за деликатесами.
Пришли уже.
Черт остановился возле, лавочки с призывным названием «la viande»[8]. Подойдя к двери, Матвей пнул ее сапогом, но та не поддалась.
- Что за?.. – Выругался черт, и приложил руку к стеклу, для лучшей видимости. Кицуне раздраженно повела головой.
Матвей, вытянув указательный палец, начал осторожно постукивая, прохаживаться вдоль витрины, с огузками, лопатками и филе.
- Гакуша… - ласково, на распев заговорил черт. – Отк-ры-вай… миленький, мы договаривалась. Визу просрочил? Дуй на родину, и ШТРАФ ПЛОТИ! ЧЕРЕЗ КАЧЕЛЬ ТЕБЯ ЗА НОГУ! – Не выдержав, сорвался парламентёр.
В лавке что-то ухнуло.
Послышался звон разбивающегося стекла.
Одна из витрин лопнула, и на мостовую выскочил худощавый длинный щеголь, в цилиндре и при смокинге. На мгновение он повернул свое лицо, тронутое трупным гниением, к охотникам, и скрылся в проулке.
- Ну всё – расстроено прокомментировал Петр – в Театр Шатле намылился. А мне туда нельзя. Моветон! – Обвел он свою гимнастерку и кирзачи.
Мужик сидел на вахте.
По радио точке передавали последние новости из-за границы:
- А теперь о главном.
Таинственные исчезновения парижан, прекратились так же внезапно, как и начались. Следы расследования обрываются у мясной лавки потомственного буржуа, в квартале от знаменитого оперного театра.
И о погоде.
Вахтер достал из засаленного кармана телогрейки черно белую фотографию. Перевернул.
На обороте было написано. С ПРИВЕТОМ ИЗ ФРАНЦИИ.
Глава 3 Небесная прореха
Запах свободы, защекотал нос полынью, можжевельником и осокой.
Летняя пора прикрыла вечернее солнце занавесью марева.
Влажные ветви клена, нехотя разгорались, куря сладковатый дым.
С холма город был отлично виден, нужно было лишь выждать момент.
«В успокоение нервов, нет лучше средства старого ухоженного кладбища!»
- Сказала я как-то Чхертешвилли. Между прочим, - гордо подчеркнула Рейко, помахивая хвостом.
- Между прочим, он последовал моему совету.
- Помер? – Оживился в предвкушении истории клурикон[9]. Ему надоело раздувать костер, и человечек надеялся, что временная хозяйка отвлечется и перестанет его шпынять.
- Дуй, давай! Я голодна! Книгу он написал.
- Кто? – Отозвался хитрый человечек.
-Дуй! Как это… в качель тебя! «Мало того, что эти русские черти научили её отборной брани, так ещё и разнежили» - подумала кицуне. «Пристрастили к жареному мясу». Эх! – Выдохнула лиса.
- Что? – замер воровато клурикон.
- Дуй! Через коромысло, что б тебя! – Разразилась кицуне площадной бранью.
Кладбище Нотр-Дам-де-Нэж являлось самым крупным и древним некрополисом на всей канадской территории.
Склон же горы Мон-Руаяль, выбранный Рейко в качестве наблюдательного пункта, включил со временем в площадь своего заповедника и само кладбище.
«Ничего нет лучше вкусного ужина на свежем воздухе, в одном из самых, пожалуй, спокойных мест в мире». – Подумала женщина, обгладывая беличью лапку гриль.
Задание представлялось на этот раз простым: нужно было сопроводить душонку одного ину[10] в первый классический круг Данте.
С некоторых, пор Корио – Рейко – Кицуне работала на себя.
Она по-прежнему имела японское гражданство, что давало ей неприкосновенность, но выполняла не только государственные заказы, но и сторонне оплачиваемые запросы. Это позволяло ей свободно передвигаться по миру, и в некотором роде развязывало руки.
В настоящее время её целью являлся коренной индеец – инуит. Доживавший последние несколько часов. И по проверенным сведениям, не собиравшийся ни в какой - такой лимб.
Приходившие, уже к нему, послы доброй, и не очень, воли, так и не смогли втолковать гражданину Канады, что «другой берег» это совсем не земля обетованная.
Старик наотрез отказался подписывать акт о передаче, и сказал, что знать ни кого не желает. А в страну за рекой его отведет тот – кому это положено.
Вопрос был изучен обеими сторонами.
Ни на одном из берегов рек Св. Лаврентия и Оттавы ни чего не было найдено. И индейца оставили в покое.
На всякий же случай вызвали специалиста. Мало ли.
Процессия медленно двигалась вверх по склону.
Несмотря на добротный гроб красного клена, и флаг Её Величества, родственники были обряжены в национальные индейские костюмы. Некоторые из них были в масках.
Рейко прищурилась, и навострила уши.
«Шаман? Интересно».
- Что за край света такой. – Посетовала лиса клурикону. – мелкий бес, ведет дела с леприконами – выдуманными по сути своей персонажами.
- Мы не выдуманные, - рассеянно ответил маленький человечек, глядя на приближающихся ину, и развел руками: - мы забытые. Так сказать аномалия. Монахи про нас записали со слов, передававшихся из уст в уста, от предков. Предки ушли – пришли другие… А мы люди маленькие, подневольные.
- В одном место стащили всё что негоже. Свалка! – Презрительно продолжила кицуне, покачав головой. – Вчера видела работника сферы «доставки» до свинства пьяным. Ладно бы черт.
- А – это Патрик. У него разрешение есть. – Объяснил человечек. – Контингент тут уж больно разношерстный. Чтобы заполучить клиента. Нужно к каждой группе свои cultural references применять! И к нашим услугам прибегают, и те и эти…
Человечек вдруг заволновался, перескакивая с одной ноги на другую, и вдруг пискнув «Я сей час, я только одним глазком» - исчез.
Рейко не стала останавливать существо, она знала, что бубен шамана оно принесёт. И направилась к месту захоронения.
Спокойствие и умиротворение царили вокруг. Холодный камень, поросший мхом и клевером, отдавал прохладой, вековые вязы хранили тишину для почивших. Звук бубна внезапно стих, и женщина улыбнулась. В свете молодой луны она откинула прядь русых волос со лба. И задумалась о чем-то далеком и невозможном.
Да – у всех, что на этом, что на том свете – возможности имеют свои границы.
Резкий знакомый до боли запах ударил в нос. «Что это?.. Спирт что ли?» - удивилась кицуне.
- Бери выше! – Ответил знакомый голос. – Огненная вода!
Рейко обернулась. У дерева стоял, прислонившись Петр. Одетый в национальные одежды североамериканских коренных народов.
- Привет кошелка! – Ехидно поздоровался черт. – Сдаешь потихоньку? Меня, вишь - не учуяла!
Петр подошел ближе, и жестко взяв кицуне за плечо, развернул её к процессии со словами:
-Смотри – сей час фокус будет!
Ину сидели в ритуальном кругу, и ритуально передавали трехлитровую банку спирта по кругу. Затем затягивались трубкой мира, и повторяли действие. Шаман в виду отсутствия бубна использовал горловое пение. Но самое, вон выходящее из рамок было то, что шаманом и был клиент Рейко.
Лиса рванулась внутрь круга, но натолкнулась на сильнейшую преграду из неведомого ей эфирного плана.
- И не старайся! – С гордостью и удовольствием заявил Петр. – Я эту схему тщательно разрабатывал. Нужно было, место сначала такое найти, что б люди жили вообще без всяких понятий. Не трогать опять же их, что б сами себе алтернативную реальность задали. Потом что б на это же места, притащились все остальные. Правильно ты говоришь – свалка. Куча мола – неразбериха. Место маленькое, так что система и капаться не будет.