Низкая нация распинает или отравляет своих мудрецов и оставляет своих безумцев свободно бродить и гибнуть на улицах.
Мудрая же нация повинуется первым, сдерживает вторых и любит всех.
Джон Рёскин.
Там, где великие мудрецы имеют власть, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще меньшие, народ презирает их.
Лао-Тсе.
Помните всегда великую и неизменную истину — правило и основу всей экономии, что то, что́ вы имеете, не может иметь никто другой и что каждый атом любого вещества, которым вы пользуетесь или который вы потребляете, представляет собою частицу человеческой жизни. Если она идет на поддержание или спасение настоящей жизни или на развитие и создание большей жизни, то потреблена хорошо, в противном же случае она или задерживает развитие жизни или губит ее.
Джон Рёскин.
Оставайся простым, добрым, чистым, правдивым, богобоязненным, справедливым, мужественным, милосердным и ревнуй к своим обязанностям. Старайся поступать во всем согласно с предписаниями разума и совести, заботься о благе всякого. Жизнь коротка. Не проживай самого драгоценного плода ее — добрых дел ко благу людей.
Марк Аврелий.
Дети мои! если кто нанесет вам обиду словом, то не придавайте этому слишком большого значения, а смотрите на это, как на мелочь. Если же у вас вырвалось оскорбительное слово о другом, то не вступайте в сделку со своей совестью, говоря: «Что же мы такое сказали, ведь это мелочь, что за важность». Нет, не рассуждайте так, а смотрите на то, как на дело великой важности, пока вам собственными мольбами или посредничеством друзей не удастся склонить обиженного к полному извинению и совершенному примирению.
Талмуд.
Никогда путь к доброму знанию не пролегает по шелковистой мураве, усеянной лилиями; всегда человеку приходится взбираться по голым скалам.
Джон Рёскин.
Легко совершаются дурные дела — дела, несущие нам самим несчастья; то же, что благотворно и хорошо для нас, делается только с трудом и неохотой.
Dhammapada.
Помните всегда, что «mors» значит смерть и приостановка, a «vita» — жизнь и рост, и потому старайтесь всегда не мертвить, а оживлять себя.
Джон Рёскин.
Владеть собою настолько, чтобы уважать других, как самого себя, и поступать с ними так, как мы желаем, чтобы с нами поступали, — вот что можно назвать учением о человеколюбии. Выше этого нет ничего.
Конфуций.
Люди в тысячу раз больше хлопочут о наживании себе богатства, нежели об образовании своего ума и сердца; хотя для нашего счастья то, что есть в человеке, бессомненно важнее того, что есть у человека.
Шопенгауэр.
Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для царствия божия.
Лк. IX, 62.
Истинная добродетель никогда не озирается назад на тень свою — на славу.
Гёте.
«Корень зла есть незнание истины», — сказал Будда.
Из этого же корня вырастает дерево заблуждения с своими тысячными плодами страдания.
Против незнания есть только одно средство — знание. Истинное же знание может быть достигнуто только через личное совершенствование. Следовательно, и улучшение общественного зла может быть достигнуто тем, что люди усвоят более высокое миросозерцание и сами сделаются лучше, поступая соответственно своему миросозерцанию.
И потому тщетны все попытки улучшить жизнь мира до тех пор, пока сами люди не станут лучше; улучшение каждого отдельного человека есть вернейшее средство улучшения жизни мира.
Франц Гартман.
Как бы ничтожен и мал ни был поступок, он может всегда быть сделан ради великой цели и потому облагорожен, и потому — нет такой великой цели, которой малые дела не могли бы помочь, и притом помочь силою; в особенности же это относится к величайшей из всех целей — к угождению богу.
Джон Рёскин.
Я называю духом, или властью в человеке то начало, которое имеет самостоятельную жизнь в самом себе и возбуждает человека к сознательной жизни.
Марк Аврелий.
Поняв разрушимость сотворенного, ты узришь вечно неизменное.
Dhammapada.
Как бог всё видит, но невидим, так и душа — сущность невидимая, хотя всё видящая.
Талмуд.
Разумением жив человек. Никогда не приписывай свойства жизни телу — сосуду, заключающему в себе эту внутреннюю силу. Вся оболочка человека жива лишь этой силой разумения, без нее она, как челнок без ткача, перо без писца.
Марк Аврелий.
Если человек раз нарушил легкую заповедь, то он в конце не остановится перед нарушением важной. Если он преступил заповедь: «Люби ближнего твоего, как самого себя», то он впоследствии будет нарушать и запреты: «не мсти и не имей злобы и не возненавидь брата твоего», — и, не исполняя заповеди «дабы брат твой жил у тебя», дойдет, наконец, до пролития крови.
Талмуд.
Каждый правильно развитой ум должен радоваться не столько тому, что он что-нибудь ясно знает, сколько от сознания, что существует неизмеримо большее количество вещей, которых он еще не знает.
Джон Рёскин.
Знание бесконечно, и человек, самый ученый, по мнению людей, так же далек от истинного знания, как и безграмотный крестьянин.
Джон Рёскин.
Знание законов жизни несравненно важнее многих других знаний, а знание, прямо ведущее нас к самосовершенствованию и самосохранению, есть знание первейшей важности.
Спенсер.
ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ИЗБРАННЫЕ МЫСЛИ ЛАБРЮЙЕРА, С ПРИБАВЛЕНИЕМ ИЗБРАННЫХ АФОРИЗМОВ И МАКСИМ ЛАРОШФУКО, ВОВЕНАРГА И МОНТЕСКЬЕ
Предлагаемая книга составлена по моему совету только что умершим моим другом Гавриилом Андреевичем Русановым. Он умер, когда книга еще набиралась. Мне прислали ее для просмотра, и, прочтя всё, что было переведено Русановым, а также и самые тексты, я позволил себе внести, как в Ларошфуко, Лабрюйера и Вовенарга несколько пропущенных Русановым мыслей, также и находившиеся в том же томике, где были Ларошфуко и Вовенарг, избранные мысли знаменитого Монтескье, которых я не знал прежде и которые поразили меня не только своей глубиной, но и простотой и непосредственностью.
Деятельность человеческого разума по отношению познания законов, управляющих жизнью людей, всегда проявлялась двояко. Одни мыслители старались привести в определенную связь и систему все явления и законы жизни человеческой. Таковы все составители философских теорий от Аристотеля и до Спинозы и Гегеля.
Другие же содействовали познанию законов человеческой жизни не стройными системами, а отдельными наблюдениями над этой жизнью, меткими выражениями, указывающими на те вечные законы, которые руководят ею. Таковы были мудрецы древности, составлявшие сборники изречений, и христианские мистические писатели, и в особенности французские писатели 16, 17 и 18 веков, доведшие этот род до высшей степени совершенства.
Таковы были, не говоря уже об удивительном Монтене, писания которого отчасти принадлежат к этому же роду, мысли и максимы Ларошфуко, Лабрюйера, Паскаля, Монтескье, Вовенарга.
Если всё знание законов жизни человеческой сравнить со сферой, постоянно увеличивающейся новыми и новыми приобретениями, то мыслителей первого рода систематизаторов можно сравнить с людьми, которые для увеличения сферы старались бы, равномерно обкладывая ее более или менее плотным и толстым веществом, равномерно увеличивать ее всю. Мыслители же второго рода подобны таким людям, которые, не заботясь о равномерном увеличении всей сферы, расширяли бы ее не равномерно, а в разных местах по тем радиусам, по которым свойственно действовать их мысли, большей частью опережая мыслителей первого рода и доставляя будущим систематизаторам материал для работы.
Выгода мыслителей первого рода: связность, полнота, стройность их учения. Невыгода: искусственность построения, придуманность связи между частями, часто явные отступления от истины ради соблюдения стройности целого учения и вследствие этого часто неясность, туманность изложения.
Выгода вторых: непосредственность, искренность, новизна, смелость и как бы стремительность мысли, ничем не связанной, и сила выражения.
Невыгоды же: отрывочность и иногда внешнее противоречие, хотя большей частью кажущееся, а не внутреннее.
Главное же преимущество этого второго рода то, что тогда как сочинения первого рода — философские системы — часто отталкивают своей педантичностью; если же и не отталкивают, то ослабляют ум читателя, подчиняя его и лишая самобытности; книги второго рода всегда привлекают своей искренностью, изяществом и краткостью выражений; главное же, не только не подавляют самостоятельной деятельности ума, но, напротив, вызывают ее, заставляя читателя или делать дальнейшие выводы из прочитанного, или, иногда даже совершенно не соглашаясь с автором, спорить с ним и приходить к новым, неожиданным заключениям.
Таково большинство отдельных мыслей как древних, так и новых писателей, и таковы и мысли тех французских писателей, которые собраны в предлагаемой книге.
Л. Толстой.
9 марта 1907 г.
ИЗБРАННЫЕ МЫСЛИ ЛАБРЮЙЕРА
ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ
[Перевод Г. А. Русанова]
I. О ПРОИЗВЕДЕНИЯХ УМА
Нужно стараться только о том, чтобы мыслить и выражаться правильно, а не о том, чтобы склонять других к нашим вкусам и мнениям: это было бы слишком большим предприятием.
Чтобы написать книгу, необходимо быть мастером, как для того, чтобы сделать часы. Чтобы быть автором, недостаточно ума. Один чиновник благодаря своим достоинствам делал самую блестящую карьеру; в своем деле это был человек и проницательный и опытный, а вздумал он напечатать сочинение нравоучительного содержания, и книжка его оказалась в высшей степени смешною.
Не так легко составить себе имя превосходным произведением, как заставить ценить посредственное благодаря уже приобретенному имени.
Иные поэты имеют слабость в драматических произведениях — к длинным рядам пышных стихов, кажущихся сильными, возвышенными и преисполненными необыкновенных чувств. Толпа слушает их с жадностью, вытаращив глаза и разинув рот, думает, что они нравятся ей, и чем меньше понимает, тем больше восхищается ими: ей некогда перевести дыхание, она едва поспевает выражать одобрение криком и аплодисментами.
Некогда, в моей первой молодости, я думал, что места эти ясны и вразумительны для исполнителей, для партера и амфитеатра, что авторы их понимают сами себя и что если я при всем моем внимании ничего не понимаю в их словах, то это моя вина: теперь я освободился от этого заблуждения.
В искусстве есть свой пункт совершенства, так же как в природе есть пункт доброкачественности или зрелости: кто чувствует и любит его, тот обладает совершенным вкусом, а кто не чувствует и предпочитает ему то, что дальше или ближе его, у того извращенный вкус. Есть, следовательно, хороший и дурной вкус, и спорить о вкусах можно.
У людей больше пыла, чем вкуса, или, лучше сказать, мало людей, у которых ум сопровождался бы верным вкусом и здравой критикой.
Жизнь героев обогатила историю, а история разукрасила деяния героев, так что я не знаю, кто кому больше обязан: историки ли великим людям, доставившим им такой благодарный материал, или великие люди своим историкам.
Набор эпитетов — плохая похвала: факты хвалят человека, а не манера их рассказывать.
Сколько веков протекло, прежде чем люди могли в науках и искусствах вернуться ко вкусу древних, снова обратиться к простоте и естественности!
Между всеми различными выражениями, которыми можно передать ту или другую из наших мыслей, есть только одно хорошее. Не всегда находишь его, когда говоришь или пишешь, но несомненно, однакож, что оно существует, что всякое другое выражение слабо и не удовлетворяет умного человека, желающего быть понятым.
Хороший и старательно пишущий автор часто испытывает, что выражение, которого он долго искал и которое нашел наконец, есть самое простое и естественное, которое, казалось бы, должно было представиться ему с самого начала и без всяких усилий.
Пишущие по расположению духа принуждены перемарывать свои произведения: а так как расположение духа не всегда одинаково и зависит от случайностей, то они скоро охладевают к тем выражениям и терминам, которые им наиболее нравились.
Та же самая верность ума, которая помогает нам писать хорошие вещи, заставляет нас опасаться, что они еще недостаточно хороши, чтобы их читали.
Посредственный ум думает, что пишет превосходно; сильный ум думает, что пишет дельно.
Удовольствие критики лишает нас удовольствия быть живо тронутыми очень хорошими вещами.
Как бы ни было совершенно произведение, оно всё растаяло бы от критики, если бы автор его захотел верить всем рецензентам, из которых каждый выкинул бы то место, которое ему наименее нравится.
Если чтение возвышает ваш дух, если оно внушает вам чувства благородные и мужественные, не ищите ничего иного для оценки произведения: оно хорошо и создано мастером.
Философ проводит жизнь в наблюдениях над людьми, употребляя свои способности на то, чтобы распознавать их порочные и смешные стороны. Если он дает тот или другой оборот своим мыслям, то он делает это не столько из авторского тщеславия, сколько для того, чтобы выразить найденную им истину с полной ясностью, которая необходима для произведения впечатления, согласного с его намерениями. Тем не менее некоторые читатели воображают, что они с лихвой вознаграждают его, если говорят важным тоном, что они прочли его книгу и что она умна. Философ возвращает им все их похвалы, которых и не искал своим трудом и своими бессонными ночами: намерения его гораздо выше: он трудится с более благородной целью, ищет у людей более важного и более редкого, успеха, чем похвалы их и награды, — он хочет сделать их лучшими.