Коробка еще нет. Мы сидим вчетвером: мы со Звездочкой, папа Коробка и Далек. Все молчат, не говорят ничего.
Коробок подходит к столу с подносом. На подносе — еда, угощение. Коробок ставит поднос с угощением на стол. Это малиновые динозавры, вырезанные из вареной свеклы. Коробок говорит:
— Свекольный салат.
Папа Коробка, который большой, чернокожий и лысый, говорит:
— Обожаю свекольный салат.
Далек морщит нос. Он, наверное, не любит свеклу.
Звездочка берет салфетку, и салфетка разворачивается в гирлянду из человечков, держащихся за руки. На лице у Звездочки написано: это что за фигня? Но вслух она не говорит вообще ничего. Прячется под своей шляпкой.
Коробок говорит:
— Бумажные пещерные люди.
Папа Коробка говорит:
— Видно, что ты хорошо подготовился к встрече гостей. И тематику выбрал удачную. Далек, тебе нравятся динозавры?
— Да, динозавры прикольные. — Далек говорит: — Но я не люблю свеклу.
— Ну, один раз можно себя пересилить. — Папа Коробка говорит: — А ты, Коробок, сядешь с нами?
Коробок снимает передник и садится за стол, такой элегантный в своем черном смокинге. Мы все сидим за столом. Мы со Звездочкой, Далек, папа Коробка и сам Коробок. Сидим в кружок, потому что стол круглый.
Папа Коробка говорит:
— Так вы тоже учитесь в театральной школе?
Звездочка молча кивает. Ест свеклу.
Я тоже киваю. Потом улыбаюсь и говорю:
— Да, с Коробком.
Папа Коробка говорит:
— На одном курсе?
Я пожимаю плечами. Сую руки в карманы своего смокинга, который синий.
Коробок говорит:
— Да, мы все с одного курса.
— Все вместе. — Папа Коробка говорит: — Вам нравится, Ствол?
Я киваю. Мне нравится.
— И Звездочка. Настоящие театральные имена. Звездочка, а вам нравится там учиться?
Звездочка молча кивает.
— Вы мечтаете стать актрисой?
Звездочка молча кивает. Думает о... сами знаете, о чем.
— Вы еще очень молоды. — Папа Коробка говорит: — Хорошо начинать молодым.
Звездочка молчит, держит рот на замке. И правильно делает. Потому что ей лучше молчать. Если она что-то скажет, это будет про таблетки.
— Это похвально, когда молодежь к чему-то стремится. Расскажите о ваших стремлениях, Звездочка. Как вам видится ваше будущее?
Звездочка пожимает плечами. Она не хочет ничего рассказывать. Это все — очень личное.
— Папа. — Коробок поправляет свой галстук-бабочку. — Понимаешь, Звездочка немая. То есть не то чтобы совсем немая. Это временное явление. У нее была операция на горле. И сейчас ей нельзя говорить. И будет нельзя еще несколько лет.
Папа Коробка говорит:
— А...
— Так обидно. — Коробок говорит: — У нее очень красивый голос.
Звездочка хмурится. Потом открывает рот. И высовывает язык. Показывает на него пальцем. Язык весь малиновый от свеклы.
— А, ну... да. — Папа Коробка явно смущается и говорит: — Ствол, может быть, вы... э... сможете перевести.
Я сердито смотрю на Коробка. Он меня в это втянул, а мне теперь отдуваться.
Ну ладно. Сейчас я что-нибудь придумаю. Я поправляю свой галстук-бабочку, который синий. Надо что-то придумать. Причем выступить в лучшем виде. А что еще остается? Я постараюсь сделать все как надо. Очень постараюсь. Я говорю:
— Звездочка хочет стать актрисой. Играть в театре всякие женские роли в красивых костюмах. Произносить речи и все такое. Ну, после ужина. — Я пожимаю плечами. Не знаю, что еще сказать.
— Великолепно. — Папа Коробка говорит: — А вы, Ствол?
— Ну... — Я улыбаюсь и поправляю свой галстук-бабочку. Он похож на цветок. На пышный синий весенний цветок. Сейчас весна. — Ну... — говорю. — И я тоже.
— Ага. — Папа Коробка улыбается. Он очень крупный мужчина. Большой-пребольшой. — Игры с переодеваниями, мужчины на женских ролях. Театр на этом всегда и стоял. Ну а ты, Коробок? Расскажи нам о своих стремлениях, чтобы уже завершить эту тему.
Коробок молчит, не говорит ничего. Смотрит на динозавров из свеклы у себя на тарелке.
— Папа, ты же все знаешь.
— Ты хочешь открыть свой собственный концептуальный театр.
— Ну вот, ты и сам знаешь. — Коробок говорит: — И зачем спрашиваешь, если знаешь?
— Я просто надеялся, что ты, может быть, передумал.
— Папа. — Коробок говорит: — Если я брошу школу...
— Через три года. Когда получишь диплом. Тогда можешь делать, что хочешь.
— Если я брошу ее сейчас...
Папа Коробка хмурится.
— Через три года, когда ты получишь диплом, у тебя будет место в Новом Викторианском.
Коробок поправляет свой галстук-бабочку.
— Папа, я знаю, что делаю.
— Ничего ты не знаешь и ничего ты не делаешь. — Папа Коробка говорит: — Вот где этот твой театр? Где это хваленое новое шоу? Почему я его не видел?
— У нас нет времени. — Коробок говорит: — Вот если бы я бросил школу...
Они ругаются, спорят.
— Если бы я бросил школу...
— Если ты бросишь школу, ты ничего не добьешься в жизни.
— Я создам что-то новое, что-то свое.
— Ты ничего не создашь. Что-то не делается из ничего, Коробок. Всегда нужна база. — Папа Коробка говорит: — Тебе нужно образование.
— А когда ты чернокожий — это как вообще? В смысле, как ощущения?
Папа Коробка смотрит на меня и говорит:
— Что?
Я пожимаю плечами.
Папа Коробка говорит:
— Что ты сказал, Ствол?
Я пожимаю плечами.
— Ничего, — говорю. — Просто спросил.
Папа Коробка смотрит на меня странно. Одна половина его лица улыбается, а другая совсем даже не улыбается.
— Как ощущения, когда ты черный? Я что-то не понимаю, о чем ты.
Все смотрят на меня. Мой галстук-бабочка вянет и умирает. Ну, как цветок, который завял и умер.
— Да не знаю. Я просто хотел сменить тему.
Папа Коробка говорит:
— А мы не хотим менять тему.
Коробок говорит:
— Нет, папа. Хотим.
Папа Коробка смотрит на меня. Качает головой. Одна половина его лица улыбается, а другая совсем даже нет.
— Говоришь, чернокожий. А при чем тут цвет кожи?
Я говорю:
— Я совсем не хотел вас обидеть. Я спросил чисто из любопытства. Просто я никогда не был черным. И мне интересно, как это бывает.
— А, понятно. — Папа Коробка говорит: — Это ваши актерские приемы. Как вжиться в роль и все прочее.
— Нет, — говорю. — Просто мне интересно, как это, если ты черный. В смысле, вообще.
Папа Коробка качает головой и говорит:
— Да точно так же, как если ты белый. Что за болезненный интерес к цвету кожи? Мы здесь вообще не о том говорим. Да, Коробок?
Коробок качает головой.
— Да, — говорю. — Вы говорили про театр.
Папа Коробка улыбается и говорит:
— Правильно. — Он улыбается и говорит. — А вот скажи мне, Ствол, если бы мы не говорили о театре, о чем бы мы говорили, по-твоему?
— О том, как это бывает, когда ты черный.
Папа Коробка качает головой. Трет рукой шею. Она, наверное, болит, потому что он часто качает головой. Он смотрит на Коробка и говорит:
— Он, кажется, не понимает. Ствол, ты должен понять, что для нас это вообще никакая не тема для разговора.
— Для меня тоже, — говорю. — Если кто-то вдруг черный, я отношусь к этому очень даже нормально. Да, Звездочка?
Звездочка быстро кивает.
— Мы любим черных, — говорю.
Звездочка не говорит ничего. Просто кивает.
Папа Коробка говорит:
— Нам не нужно, чтобы нас любили только из-за цвета кожи.
Я говорю:
— Мы любим вас, потому что вы черные, и вовсе не потому.
Звездочка кивает. Ее оранжевая шляпка ходит вверх- вниз.
— Правда, Звездочка? — говорю. — Это круто, если черный. Так же круто, как если ты гомосек. Нет, правда.
Папа Коробка говорит:
— Кто?
— Гомосек, — говорю. — Ну, гей.
Далек кусает губу. Ему смешно. Но он пытается не рассмеяться.
Папа Коробка кладет вилку на стол. Похоже, ему надоело. Есть свеклу. Которая в форме малиновых динозавров.
— Да, Коробок, если у вас все такие... там у вас в театральной школе... тогда ты, наверное, прав, и тебе надо оттуда уйти.
Коробок улыбается и говорит:
— Да, у нас все такие.
— Может, нам стоит подумать о том, чтобы ты перевелся в другую школу.
— Да школы все одинаковые.
— Ты не прав, Коробок. Одни школы лучше, другие — хуже.
— Наша школа — одна из лучших. И теперь ты понимаешь, почему я не могу там учиться. Чем скорее я оттуда уйду...
Папа Коробка хмурится. Он кладет руки на стол. У него очень большие руки. Большие и черные. Сразу видно, что, если они за что схватятся, эти руки, они уже этого не упустят. Папа Коробка говорит:
— Ты уверен, что эти двое учатся с тобой в Пиккадилли?
Я улыбаюсь.
Звездочка сидит, запустив руку под юбку.
— Только если они не какие-нибудь самозванцы. — Коробок смеется и говорит: — Папа, как ты не понимаешь, сейчас все самое лучшее рождается из андеграунда. Времена изменились. Сейчас все по-другому. Не так, как было, когда ты учился.
Звездочка поднимает руку. Рука вся в крови.
Папа Коробка поднимается из-за стола.
— О господи...
— Звездочка.
Звездочка смотрит на меня и говорит:
— У меня месячные, так что ты лучше заткнись.
Папа Коробка говорит:
— Может, закончим уже со свекольным салатом и приступим к горячему?
— Звездочка. — Я качаю голову. — Как не стыдно?!
Звездочка говорит:
— Что естественно, то не стыдно.
Папа Коробка говорит:
— Наверное, ей надо в ванную. Да, Коробок? — Он садится на место. Опускает ноги в бассейн, и из бассейна летят брызги. Ноги большие, и брызг очень много.
Коробок говорит:
— Звездочка, тебе, наверное, надо в ванную?
Звездочка говорит:
— Да, я туда и иду.
— Завтра же позвоню в Пиккадилли, прямо с утра. — Папа Коробка смотрит на Коробка и говорит: — Ты, кажется, говорил, что она немая.
Коробок качает головой.
— Я говорил, что ей нельзя разговаривать. Нельзя напрягать голосовые связки.
Звездочка поднимается из-за стола. Идет по зеленой траве под сияющим солнцем, которое светит вовсю. На ходу задирает платье, спускает трусики.
Я говорю ей:
— Звездочка, веди себя прилично. Здесь тебе не автобусная остановка.
Коробок смотрит на меня и говорит:
— Ствол, ты бы сходил вместе с ней. Чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
— Я тут вообще ни при чем.
Далек говорит:
— А что с ней не так?
Папа Коробка смотрит на своего второго сына, который даже не черный.
— Далек. Иди поиграй. И Ствола тоже возьми, поиграйте с ним вместе.
Далек улыбается и говорит:
— Ага, мы пойдем поиграем. — Он встает и берет свою сумку, которая в виде космического корабля. — И ты тоже потом приходи, Коробок.
Коробок бьет себя пальцем по кончику носа и говорит:
— Ствол, не забудь, что я тебе говорил.
Я поднимаюсь из-за стола. Держа руки в карманах своего синего смокинга. В воде в бассейне — кровь. Не то чтобы много, но есть. Мы в саду.
А вся штука в том...
Нет. Я лучше не буду ничего говорить. Это не тема для разговоров.
Хотя ладно, скажу. Вся штука в том, что, если ты черный, на самом деле ты никакой не черный. Ты коричневый, как шоколадка. И в этом нет ничего плохого.
Далек вытирает ноги серебряным полотенцем, оно все такое блестящее, потому что все в блестках, и блестки липнут к ногам Далека, и хотя ноги сухие, они кажутся мокрыми из-за блесток. Мы с Далеком сидим в гостиной. Он дает мне полотенце. Я вытираю ноги. К ногам липнут блестки. У меня все ноги в серебряных блестках. Далек держит свою сумку, которая в виде космического корабля. Держит ее двумя руками, прижимая к себе. Как будто собрался с ней целоваться. Мы с Далеком сидим на полу, на прозрачном ковре. Далек открывает сумку и высыпает на ковер игрушки. Мы с Далеком сидим на прозрачном ковре вместе с рассыпанными игрушками. Далек говорит:
— Убойные Мурашки.
— Что? — говорю.
— Русский отряд космических амеб. — Далек говорит: — Ты что, не знаешь?
— Э...
— Ствол, это мультик такой. — Далек говорит: — Неужели не знаешь?
— Знаю, конечно. Это мультик такой. По телику.
— Ты что, не смотрел?
Я пожимаю плечами.
— Обязательно посмотри. Замечательный мульт. Его все смотрят. — Далек говорит: — И ты обязательно посмотри.
— Посмотрю.
Далек показывает мне игрушки. Это фигурки героев. Очень хорошие, правда? Далек мне их показывает. Говорит, кого как зовут. И немножко рассказывает о каждом. Я знаю, как их зовут. Про них есть книжка. Далек показывает мне книжку. Там написано: «В мире загнивающей органической материи, где все формы жизни погибли, выживет только Русский отряд космических амеб™». Они питаются бактериями и боятся только инцистирования. Русский отряд космических амеб ™. Так написано в книжке. И еще там написано, что надо собрать всю серию фигурок. Их там миллион, в этой серии. И у Далека все они есть.
Далек показывает мне игрушки. Вот Протей Слава. Он самый лучший. У него восемь рук, и в каждой руке — по космическому пистолету. Они все очень хорошие, пистолеты. Но один — самый лучший. Который стреляет лазерными лучами. Лазерный луч бьет прямо через окно, прямо в лысую голову папы Коробка, который сидит там, в саду. За окном. Папа этого не замечает. Такой глупый папа. Сидит, ест горячее и даже не знает, что ему в голову бьет лазерный луч.
А это Дискоидальный Голодный. Далек говорит, что он самый лучший. Он совсем голый, ну, без одежды. У него на животе открывается дверца, и там внутри — что-то липкое и противное. Оно вываливается наружу и пачкает руки. Далек раздвигает его двумя пальцами, ну, это липкое и противное, и там внутри лежит шарик из пластика. Далек объясняет, что это — пищеварительная вакуоль. Далек говорит, что ее кладут внутрь, прямо в живот этого Дискоидального, который голодный, и эта липкая штука, которая внутри, постепенно ее переваривает. А через неделю, когда вакуоль переваривается уже вся, ты идешь и покупаешь новую. Круто.
А это Тубзик Сортир. Он умеет ходить по-большому. Какашки — это по-настоящему круто. Их в наборе четыре штуки. Они сделаны из твердой аммиачной смеси и бывают квадратными, треугольными и цилиндрическими. Это такие кристаллы. Фигурка Тубзика Сортира покрыта резиновой кожей, которая липнет к рукам. Можно сделать, чтобы он покакал. Вот как это делается. Берешь кристаллическую какашку, прикладываешь ее к липкой резиновой коже и давишь пальцем. Она проникает под кожу, и ее больше не видно. Потому что она внутри. А потом, через час или сколько там нужно времени, какашка выталкивается через дырочку в попе, и получается, как будто он какает, Тубзик Сортир. Обычно какашка теряется. Она потому что совсем-совсем маленькая, и ее очень легко потерять. А потом мама делает уборку, и пылесосит квартиру, и какашку затягивает в пылесос. А ты идешь и покупаешь новый набор.
А это Барышня Катя. Единственная девушка в отряде, в которую влюблены все парни. Она тоже покрыта резиновой кожей, которая называется плазменной оболочкой. Если за нее потянуть, она легко сходит. Сама фигурка — из пластика, и если стянуть с нее кожу, то получаются уже две Барышни Кати. Одна — из пластика, и вторая — резиновая. Эта вторая, она называется дочкой-амебой. Далек мне все объясняет. Сначала Барышня Катя как бы одна, а потом их становится две. Одна отделяется от другой. Они так размножаются — амебы.
— А что ты с ними делаешь? — говорю. — Со всем миллионом?
— Я с ними играю. — Далек смотрит на меня как на идиота. Ну, как будто я сказал глупость. — Играю в разные игры. В сражения.
— Ага, — говорю. — Но зачем тебе столько?
Далек качает головой.
— Надо собрать весь космический флот. Иначе вообще нет смысла.
— Но ведь они стоят денег.
— Так я же их не покупаю. Мне папа их покупает. И Коробок.
— Ага, — говорю. — А почему ты не можешь сам подниматься по лестницам?