— Нет, нет, нет. — Звездочка говорит: — Только не начинай снова бояться, когда я собираю сложную картинку. Не говори так: «Кто я?» Как будто ты больше не знаешь, кто ты. Я собираю картинку. Паззл. Я сейчас не могу за тобой присмотреть.
— Нет, Звездочка. Ты послушай. Кто я, когда говорю вот так? — И я говорю чужим голосом: — О, моя девочка.
Моя девочка даже не смотрит на меня, как будто вообще не знает, кто я. Не потому что я изображаю кого-то другого, а потому что сама занята чем-то другим.
— О, моя девочка.
Посмотри на меня, Звездочка. Ну пожалуйста, посмотри. А то ты вообще на меня не смотришь. Да, я все понимаю. Ты сейчас занята. Собираешь свой паззл. И тебе надо сосредоточиться. На синем ковре.
— О, моя девочка. — Она не врубается, и я объясняю: — Я просто копирую того дяденьку в школе. Когда ты была маленькой. — Звездочка молча кивает, как будто она меня даже не знает. Не знает, кто я такой. Или как будто она меня знала, ну, раньше, а потом я ей вдруг надоел, и ей больше не хочется меня знать. — О, моя девочка...
Нет, Звездочка, стой, ты куда, нет, не надо, вернись. Кусочки паззла разбросаны по полу, и Звездочка носится по квартире, и кусочки картона прилипают к ее ногам, кусочки разрезанного парового катка прилипают к ее ногам...
— Звездочка...
Она стоит в кухне. Растерянно смотрит по сторонам. Ее ноги облеплены кусочками паззла, который она собирала в комнате. На ковре.
— Что с тобой, Звездочка?
— Ствол, помоги мне... пожалуйста...
— Что с тобой, моя маленькая?
Что ты делаешь? Да, моя девочка. Я обожаю, когда ты меня обнимаешь. Вот так, крепко-крепко. Двумя руками. Мы стоим с ней на кухне, и она прижимается ко мне. Как будто я большой, а она совсем маленькая. Кусочки паззла прилипли к ее ногам. На ней только оранжевая футболка, а под футболкой — вообще ничего. Даже трусиков нет. И можно потрогать ее волосатую дырочку. Мы стоим с ней, обнявшись. И на мне только джинсы. Вот здесь, на кухне. У металлической раковины.
Звездочка молчит.
Скажи что-нибудь, Звездочка. Не молчи.
Звездочка говорит:
— Мне страшно, Ствол. Не пугай меня больше. Не говори чужим голосом.
— Я просто скопировал того дяденьку, в школе. Когда мы были маленькими. Его было несложно скопировать.
— Я не помню тебя, когда мы были маленькими, и никакого дяденьку в школе тоже не помню. — Звездочка говорит: — Я просто хочу, чтобы мне не было страшно. Хочу сидеть в комнате, собирать паззл. И чтобы никто меня не пугал.
— Я не хотел тебя напугать. Я не хочу, чтобы тебе было страшно.
Звездочка смотрит на меня. У нее такое лицо... ну, такое... Как будто она села писать. Ну или задумалась. Она точно не писает. Значит, задумалась.
— Но, Ствол...
Звездочка отстраняется и отпускает меня. Мы уже больше не обнимаемся. Просто стоим.
— Я тут кое-что вспомнила... — Звездочка говорит: — Да, я вспомнила. Ты сказал, что тебе хочется посмотреть на меня, когда мне будет страшно. Еще сильней, чем бывает тебе. Ну, чтобы ты посмотрел, как это выглядит со стороны.
— Но, Звездочка, ты же сама говорила, что тебе интересно. Что тебе хочется испытать на себе, как это бывает, когда вдруг становится страшно. После того, как ты съешь много-много таблеток. Я тут вообще ни при чем. Я... я... — Я подхожу ближе к ней. — И потом, ты сама говорила, что тебе никогда не бывает страшно, вообще никогда, даже если ты съешь целую кучу таблеток.
— Я забыла.
— Ты говорила, что от таблеток тебе никогда не бывает страшно.
— Я забыла. Я вообще... я вообще ничего не помню. — Звездочка говорит: — Я даже не помню, когда я в последний раз что-то помнила, так чтобы это запомнить и потом не забыть. Все как будто в тумане. И эти... как их... провалы в памяти. И все ломается, как мой паззл, рассыпается на кусочки, и они прилипают к ногам... ну, кусочки...
— Слушай, Звездочка. — Я прикасаюсь к ее плечу. Думаю, чего бы такого сказать, ну, чтобы ее успокоить. И ничего не могу придумать. И поэтому говорю так: — Может быть, мы с тобой вместе подумаем и вспомним чего-нибудь из того, ну, что прилипло. К твоим ногам. Типа... ну, типа того, что прилипло.
Звездочка говорит:
— Ты о чем? Что прилипло?
— Ну, ты же сама говорила, что, когда ты вообще ничего не помнишь и все забываешь, это похоже на кусочки паззла, ну, который сломался... и эти кусочки, они прилипают к ногам. Ну, как будто кто-то прошелся по твоей памяти, и от этого она рассыпалась на кусочки, как паззл, и кусочки прилипли к его ногам, и он так и ушел, ну, с кусочками на ногах... или нет, он не ушел... просто он разломал твою память, и кусочки прилипли к твоим ногам. Но мы можем их отлепить. Эти кусочки, которые воспоминания. А потом мы их сложим заново. Ну, как паззл. Если паззл рассыпался на кусочки, его же можно сложить еще раз.
Звездочка смотрит на меня и кивает.
— Хорошо, Ствол. Давай их отлепим. Эти кусочки, которые воспоминания. И сложим их заново. Как паззл.
И мы...
Я...
Мы возвращаемся в спальню, чтобы собрать кусочки, которые воспоминания.
Я говорю:
— Звездочка. Слушай, я кое-что вспомнил. Того дяденьку, в школе. Ну, чьим голосом я говорил. Он приходил в школу и трогал тебя. Да, я помню.
Звездочка качает головой.
— Я вообще не представляю, как мы будем делать... Ну, то, что хотели.
— Все очень просто. Давай возьмем книжку, где много слов, и разрежем ее на слова, и составим из них эту фразу, которую тебе говорил тот дяденька из школы. Он говорил: «О, моя девочка».
— Я тоже кое-что вспомнила. — Теперь Звездочка улыбается. — Когда мы были на вечеринке у Коробка. Мы лежали под пакетом с таблетками. Он был очень большой.
— Замечательно, — говорю. — Это и называется «вспоминать». А где наш пакетик с таблетками?
— Вот. — Звездочка подбирает пакетик, который лежит на полу у кровати. На синем ковре. Только он не с таблетками, а без таблеток. То есть раньше там были таблетки, а теперь он пустой. Ну, пакетик. — Только там ничего не осталось.
— Да, — говорю. — Потому что мы все съели.
— И поэтому мне страшно? — Звездочка говорит: — Потому что я съела столько таблеток?
— Ага.
— А зачем я их съела столько?
— Ну, — говорю, — понимаешь. Ты хотела проверить, как это будет. Ты сама так решила, я тебя не уговаривал. Я тебя, наоборот, отговаривал. Говорил, что не надо тебе столько есть, что лучше оставить их для людей, которые знают, как это бывает. Вот типа меня.
Звездочка говорит, резко меняя тему:
— Ладно, Ствол, давай сделаем, что собирались. Давай сложим воспоминания.
И мы делаем, что собирались. Ну, сложить воспоминания, которые прилипли, и их надо теперь отлепить и слепить заново...
— Звездочка. Черт, что мы делаем?!
Я смотрю на нее, на Звездочку. Звездочка смотрит на меня.
— Не знаю, Ствол. — Звездочка лежит на кровати, задрав ноги кверху, а я обматываю ее ноги широким скотчем.
— Звездочка, — говорю. — Что мы делаем? Посмотри на меня. Зачем я приклеиваю эти штуки к твоим ногам?
— Без понятия.
Я явно делаю что-то не то.
— Звездочка, — говорю, — посмотри на них.
Звездочка смотрит на свои ноги, которые задраны кверху, и говорит:
— Я тут вообще ни при чем.
Я рассматриваю эти штуки, которые приклеил к ее ногам.
— Так. Пакетик, который теперь без таблеток. И кусочек бумажки с каким-то словом.
— С каким словом?
Я читаю, что там написано. Девочка.
— Девочка.
Звездочка смеется.
— Да, я вспомнила. Все очень просто. Мы хотели надеть на меня ботинки. Чтобы выйти на улицу. Ну, чтобы мне не ходить босиком. Ты пытался надеть на меня ботинки, но мы не смогли их найти. И ты мне делаешь новые. Вместо старых, которые мы не нашли.
Я смотрю на нее, как на дурочку.
— Звездочка, я не смогу сделать тебе ботинки. Лучше надень настоящие.
Я приношу ей ботинки и надеваю их ей на ноги, отлепив предварительно скотч.
Мы выходим на лестницу, где оранжевый ковер. То есть он бывает оранжевый, когда горит свет. Но сейчас свет не горит, потому что на улице день. Я стою, держась за перила. Звездочка достает ключ, который висит на шнурке у нее на шее. Она снимает ключ с шеи и запирает дверь. Мы идем гулять.
— Звездочка, — говорю. — Что-то мне ногам холодно, и я чувствую ногами ковер.
Звездочка смотрит на мои ноги и смеется.
— Ну, ты даешь, Ствол.
— Звездочка...
— Ты же вышел босой, без ботинок. — Звездочка говорит: — Пока мы надевали мои, ты забыл про свои. Нельзя выходить без ботинок. Твоя мама тебе никогда бы не разрешила вот так выходить, босиком. И я тоже не разрешу.
— И что нам делать?
— Ты даже носки не надел.
Я качаю головой.
— Похоже, все эти таблетки, которые мы съели, сильно бьют по мозгам, и мы от этого резко тупеем, ну и тупим.
— Не говори глупостей, Ствол. — Звездочка говорит: — Если бы мы затупели и затупили, нам было бы уже все равно, в ботинках идти или без. Мы бы просто вышли на улицу босиком, и нас бы ничто уже не волновало. Даже если бы нам на ноги наступали зеленые слоники.
Это она так шутит. Я смеюсь, потому что смешно.
Мы со Звездочкой стоим на лестнице и смеемся.
Звездочка говорит:
— Давай вернемся в квартиру, и ты наденешь ботинки.
— Мы уже были в квартире и только что вышли.
— Но мы не надели тебе ботинки.
— И что теперь делать?
Звездочка говорит:
— Если не хочешь входить, подожди меня здесь. Я тебе их принесу. Ну, ботинки. И носки тоже. — Звездочка говорит: — Сейчас все будет. — Звездочка открывает дверь и заходит в квартиру. Я слышу, как она возится там, внутри. Ищет мои ботинки. С носками. Она выходит на лестницу, но без ботинок и без носков. То есть сама-то она в ботинках. Но моих ботинок она не выносит. Ни носков, ни ботинок. — Слушай, Ствол. Не могу их найти. Если мы их не найдем, мы не сможем выйти на улицу.
— Но, Звездочка, — говорю. — Нам с тобой надо выйти на улицу. Мы еще собирались зайти... зайти... к кому мы хотели зайти?
Звездочка думает. У нее снова такое лицо, ну, как будто она села писать.
— Ага, точно. Я вспомнила. Мы к Прим собирались.
Ага, к Прим. Ну, тогда надо идти. Если мы к ней собирались, то надо идти. Пойдем, Звездочка, — говорю. — Сейчас я надену ботинки, и мы пойдем.
— Ага, сейчас я их принесу. — Звездочка говорит: — Ты жди здесь. Я тебе их принесу. И носки тоже.
— Звездочка, — говорю. — Ведь это же моя квартира?
— Я принесу тебе ботинки. — Звездочка открывает оранжевую дверь ключом, который висит на шнурке у нее на шее. Когда она возвращается, у нее в руках нет ничего. Ни носков, ни ботинок.
— И где мои ботинки?
— Не знаю.
— Ты что с ними сделала?
— Ничего я не делала. Просто я не могу их найти.
— Ага. — Я стою, думаю. — Слушай, Звездочка. Мы их, кажется, сняли. На улице. Ночью. Когда шли сюда. Чтобы я почувствовал, как это бывает, когда идешь без ботинок.
— Да, Ствол. Точно. Все так и было. — Звездочка говорит: — А чего же ты их не взял?
— Я думал, что ты их взяла. Из-за этих таблеток мы все забываем. Скоро совсем отупеем. Да, именно так мы и сделаем.
— Что мы сделаем?
— Отупеем.
— Да ничего страшного. — Звездочка говорит: — Сейчас выйдем на улицу и заберем твои ботинки. Ну, где ты их оставил.
— Мне нельзя выходить, — говорю. — Я без ботинок.
— Ничего страшного. — Звездочка говорит: — Я выйду сама и принесу их тебе. Сюда. Ты наденешь ботинки. И мы пойдем к Прим. Хорошо?
— Хорошо, — говорю. — Ты выйдешь на улицу, за моими ботинками. Но я тоже пойду с тобой. Одну я тебя никуда не пущу. Мало ли что может случиться. Вдруг на тебя нападут слоны.
Где же, где же мои ботинки. Ну, которые потерялись. И носки тоже. Которые синие.
Стоят где-то на улице.
Мы идем вдоль по улице, ищем мои ботинки. Мы идем, держась за руки, потому что мы любим друг друга. Потому что у нас любовь. И мы ищем ботинки, на улице...
Звездочка говорит:
— Вон они. — Она их увидела, мои ботинки. — Это они.
— Ага, — говорю. — Звездочка, это совсем нетрудно. Искать ботинки, когда... когда... — Когда на улице день, а не темная синяя ночь, когда темнота укрывает все, и вообще ничего не видно. — Ну, когда не темно.
Звездочка говорит:
— Они всю ночь тут простояли. Все время.
Мы переходим дорогу. Я чувствую гравий ногами, потому что иду босиком. Без ботинок и без носков. У меня на ногах синие ногти. Лак еще не сошел. Если что-то становится синим, оно потом остается синим еще долго-долго. Точно так же, когда тебе грустно: если становится грустно, то это надолго. Но сейчас мне не грустно. Это я просто так говорю, для сравнения. Мы переходим дорогу и идем к тому месту, где стоят мои ботинки. Которые заметила Звездочка. Но когда мы подходим поближе, становится вполне очень видно... нет, не так... как же там... а вот: очевидно... становится вполне очевидно, что это совсем не они. Не ботинки.
Звездочка говорит:
— Это не ботинки. Это какашки.
— Ага. — Я прикрываю рот рукой, ну, как будто я вдруг застеснялся. Хотя я вовсе и не застеснялся. — Ага, — говорю. — Звездочка, это не мои ботинки.
Мы с ней стоим и смотрим на эту штуку, которая совсем не ботинки и даже близко на них не похожа.
— Это не мои ботинки. Эта какая-то гадость.
Звездочка говорит:
— Это какашки. Собачка накакала.
Вы, может быть, думаете, что мы со Звездочкой — малость с приветом, ну, что мы ходим, все время держась за руки. И улыбаемся. Но мы с ней любим друг друга. У нас любовь. И потом, это вас не касается. Это касается только нас, то есть Звездочки и меня. Мы с ней идем вдоль по улице, держась за руки, и я иду без носков и ботинок, и небо над нами такое чистое, и голубое, и очень высокое, потому что сейчас весна. И там, на небе, летают птицы. А куда мы идем?
— Звездочка, — говорю. — А куда мы идем?
— Мы идем к Прим. — Звездочка говорит: — Она очень смешная, Прим. Да? Все время смеется.
Я пытаюсь припомнить, какая она, эта Прим.
— Да, да, да, — говорю. — Она очень смешная и все время смеется. Да, я вспомнил. Сейчас мы к ней придем и тоже будем смеяться. Да, Звездочка?
— Да, Ствол. Как я уже говорила.
Мы со Звездочкой идем по улице.
К Прим. Которая очень смешная.
А какая еще?
У меня не то чтобы очень плохая память, у меня она самая обыкновенная, как у всех, просто время сейчас такое, что все воспоминания куда-то деваются, вроде как портятся, ну, как продукты — потому что никто ничего не помнит. Вот хочешь вспомнить какого-нибудь человека, девушку, там, или парня, и ничего у тебя не выходит. Не вспоминается, хоть ты тресни. Я пытаюсь представить Прим. Она высокая, да. С каштановыми волосами, которые вьются, как виски в стакане, когда много выпьешь. Или как тучи, когда на улице ветер и плохая погода. Но Прим всегда улыбается, даже в плохую погоду. Потому что она смешная, и ей всегда весело, и ничто не способно ее расстроить.
— Прим, она очень хорошая, — говорю. — Да, Звездочка?
Мы со Звездочкой идем по улице, а на улице весна. И настроение такое — весеннее. Звездочка улыбается, она наелась таблеток, которые теперь у нее внутри, а весна, наоборот, снаружи, и я тоже наелся таблеток, и я уже не понимаю, что лучше — что внутри или то, что снаружи, — и где начинается одно и кончается другое.
Мятный Пинкертон
Звездочка поднимается на крыльцо и подходит к двери, дверь большая, просто огромная. Это такой старый дом, то есть по-настоящему старый. Звездочка звонит в дверь. Жмет на кнопку звонка, давит на нее пальцем. Слышно, как в доме звенит звонок. Мы его слышим снаружи. И внутри его слышно тоже, и Коробок его точно слышит, потому что он там, внутри. Это его дом. Он тут живет. Я его сто лет не видел. Звездочка убирает палец с кнопки звонка. Больше не жмет на звонок. И звонок поэтому не звенит. Я стою рядом со Звездочкой. На крыльце.