Насколько мне известно, эти тихие места (в отличие, скажем, от сравнительно недалекого Витебска) не дали миру сколько-нибудь выдающихся деятелей науки и культуры. Можно вспомнить разве что писателя Эм. Казакевича, с которым я имею честь состоять хоть и в очень отдаленном, но все же родстве. Зато этот край оказался богатым на революционеров и политических деятелей. Земляками моих предков были такие известные и отчасти одиозные фигуры, как Подвойский (уроженец Красной горы), Литвинов (уроженец Суража), Каганович (тоже уроженец Суража) и даже генерал Драгунский (кажется, уроженец Святска).
Летом 1986 года (меньше чем через месяц после Чернобыльской катастрофы) я впервые в моей жизни съездил туда. Внешне эти места не производят большого впечатления — обыкновенные милые среднерусские пейзажи, самую малость тронутые уже «степным дыханьем юга». В городках не сохранилось практически ничего от еврейских местечек, если не знать, что райпотребсоюз в Красной горе располагается в том доме, где родился мой отец, а Новозыбковский райисполком — в здании бывшей синагоги.
Мне, впрочем, трудно судить, были ли вообще у еврейских местечек какие-то внешние отличительные черты, кроме, собственно, наличия в них евреев. А этих последних, в том числе и моих родственников, там теперь осталось раз, два и обчелся. Те, кто не уехал в эвакуацию во время войны, естественно, погибли, а из тех, кто уехал, вернулись на родину очень немногие. Хотя, надо сказать, что процесс исчезновения еврейских местечек и переселения евреев в большие города начался задолго до войны — еще с первых послереволюционных лет. Коллективизация ускорила его, а война только завершила.
Наверно, можно было более подробно рассказать о том, что я увидел на родине моих предков, описать живописные окрестности и полуразрушенные заброшенные кладбища, оживить повествование названиями местных рек (Беседь, Полонка) и исторических районов этих городков (Матвеевщина, Почетуха), пояснить читателю, что Красная гора имела второе название Попова гора по той простой причине, что в большом доме на горе там жил православный священник — отец Василий Спасский; но я не мастер описывать. Да и нужно ли это? Как писал цитированный в предисловии поэт:
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду те же.
3. ФРЕЙДА ФРЕЙДКИНА, ЕЕ МУЖ ЯНКИФ КАГАН, ИХ ДЕТИ И ВНУКИ
Итак, у Соломона Фрейдкина было пятеро детей, и старшей мы условились считать Фрейду.
По рассказам, Фрейда отличалась невероятной чистоплотностью, любовью к бане и другим водным процедурам. Но этим, достойным, разумеется, всяческого внимания, фактом, увы, исчерпывается вся моя информация об ее душевных качествах и особенностях ее характера.
Ее мужем был весьма уважаемый в Красной горе человек — реб Янкиф Каган. Как и в случае с реб Пейсахом Фрейдкиным, мотивы этого уважения остались неизвестными, тем более что, по моим сведениям, реб Янкиф не слишком свободно владел грамотой и даже с основными действиями арифметики управлялся не без некоторых трудностей, каковое обстоятельство, впрочем, не мешало ему содержать лавочку. Особенно если принять во внимание, что занималась ею, как это часто бывало у евреев, в основном его жена. Причем делала это с таким самозабвением и энтузиазмом, что однажды утром, торопясь открыть ее, спросонья выбежала на улицу в одном нижнем белье на радость всему местечку.
К сожалению, реб Янкиф Каган рано умер (когда умерла сама Фрейда, мне неизвестно, но, по словам моей тети, Иды Соломоновны Фрейдкиной, в 1921 году Фрейда была еще жива, так как тетя Ида упоминала, что семью Фрейды вместе с семьей моего прадеда Гирша Мовшевича Резникова приютил после красногорского пожара 1921 года местный православный священник отец Василий Спасский), и по этой уважительной причине Фрейда не оставила столь многочисленного потомства, как, скажем, ее сестра Хася или брат Герцул. Она успела произвести на свет только сына Пейсаха и двух дочерей: Рошу (вероятно, уменьшительное от «Рахиль») и Двосю.
Пейсах был женат на дочери раввина из местечка Дубенцы (на полдороге между Красной горой и Суражем) и жил там. Роша со временем вышла замуж и уехала с мужем в Америку. На этом ее следы совершенно обрываются — неизвестна даже фамилия ее мужа. Вообще, как читатель увидит из дальнейшего, в Новом Свете обитает довольно много моих дальних и близких родственников, так что если их всех собрать в одно место, то могла бы получиться весьма внушительная колония.
Что же касается Двоси, то она осталась в Красной горе и вышла замуж за местного уроженца Эле-Берла Ривкина. О нем рассказывают, что это был весьма умный, энергичный и образованный человек, после революции ставший коммунистом и партийным деятелем. В двадцатых годах он, вместе с другим моим родственником Ейсеф-Залменом Резниковым, о котором я еще буду говорить, организовал в селе Миговка Климовского района еврейскую сельскохозяйственную артель-коммуну «Единение». Ейсеф-Залмен был ее председателем, а Эле-Берл — бухгалтером. Но невзирая на свою образованность и партийную принадлежность, а может быть, и благодаря им, Эле-Берл слыл в Красной горе большим любителем и убежденным сторонником анонимного доноса как незаменимого средства в борьбе с личными недругами. Так, не лишено оснований предположение, что именно с его подачи был в свое время исключен из партии вышеупомянутый Ейсеф-Залмен Резников. Не будем, впрочем, делать окончательных выводов. История эта давняя, темная, и бог с ней.
У Двоси Каган и Эле-Берла Ривкина было четверо детей:
1. Давид Ривкин. Военный. Служил где-то на Дальнем Востоке. В родне с уважением поговаривали, что он «засекречен». В тридцатых годах его засекреченность достигла своей высшей точки — в один прекрасный день он, по обыкновению тех лет, исчез, и больше никто, включая его жену и детей, его не видел и ничего не мог о нем узнать — вероятно, он был репрессирован.
2. Мейлах Ривкин. Жил в Москве. Работал преподавателем математики в техникуме. Умер от инфаркта в начале 70-х годов.
3. Роза Ривкина. Жила уединенно, в стороне от всех родственников, ни с кем не поддерживала отношений. Никто из родни толком о ней ничего не знал. Ходили смутные слухи, будто бы она была не вполне здорова психически, но степень их достоверности в таких случаях бывает очень трудно определить.
4. Гута Ривкина. Жила с мужем где-то в Сибири. После смерти жены к ней переехал из Красной горы Эле-Берл. Там у нее на руках он и скончался.
Можно легко заметить, что мои сведения о Фрейде Фрейдкиной и ее семействе носят крайне обрывочный и сумбурный характер, и я должен предупредить читателя, что и в дальнейшем, за редкими исключениями, его не ждет ничего другого. Хотя, наверное, если б я не поленился найти, к примеру, кого-нибудь из детей жившего в Москве Мейлаха Ривкина, я бы, без сомнения, смог узнать об этой семье что-нибудь еще. Но почему-то такая ненавязчивая обрывочность мне кажется более достоверной и объективной, чем нарочитая дотошность. К тому же, если представить себе, что мне бы удалось собрать сколько-нибудь полную информацию о более чем 200 известных мне живых и умерших родственниках, то до каких же необъятных размеров разрослась бы моя и без того трудно читаемая хроника? Да и потом, что такое «подробная информация»? Не хочется говорить банальности, вроде: «человеческая жизнь неисчерпаема…» Так что пусть уж лучше все останется как есть.
4. ХАСЯ ФРЕЙДКИНА И ЕЕ МУЖ БИНЕМИН ЛИВШИЦ. ИХ ДЕТИ И ВНУКИ
Вторая дочь Соломона Фрейдкина, Хася Фрейдкина, была замужем за Бинемином (Вениамином) Лившицем, владельцем кожевенного завода и крупорушки.
Лившицы были большой (только у Бинемина было 37 внуков и внучек) и богатой семьей. И если Фрейдкины слыли по всей округе «аристократами» и гордецами, то Лившицы пошли в этом направлении еще дальше. Высокомерие, с которым они относились ко всем тем, кого они считали людьми более низкого происхождения, граничило с чванством. Эти издержки аристократизма (немного позже я попытаюсь как-то разъяснить, что имею в виду, когда говорю о еврейском аристократизме, и тогда читатель сможет увидеть, были ли основательными претензии Лившицев) в конце концов и привели к тому, что Фрейдкины-Лившицы разошлись с остальными Фрейдкиными именно, если можно так выразиться, говоря о еврейских семьях, по сословным мотивам.
С.Э.Гельфанд показывала мне фотографию Хаси Фрейдкиной и Бинемина Лившица, где им обоим лет примерно по 50. Конечно, по фотографии почти столетней давности трудно делать какие-то выводы. Так, мне не удалось разглядеть на лице у Хаси ничего, кроме властно поджатых тонких губ и общего выражения некоторой суровости. Что же касается Бинемина, то я бы хотел сказать следующее: из всех его крайне многочисленных (см. ниже) потомков мужского пола я видел воочию только его внука, Лейба Пейсаховича Фрейдкина (сына дочери Бинемина Баси и уже упоминавшегося Пейсаха Фрейдкина-младшего) и его правнука Женю. Так вот, хотя Лейб Пейсахович по праву носил фамилию Фрейдкин, его внешнее сходство с дедом, Бинемином Лившицем, настолько поразительно, что буквально потрясает воображение. Не знаю, возможно, это произвело на меня такое сильное впечатление, потому что я помню Лейба Пейсаховича примерно в том же возрасте, в котором запечатлен на фотографии Бинемин. А может быть, это какое-то общее необъяснимое свойство старых фотографий — схватывать самые характерные фамильные черты. Во всяком случае, в дальнейшем нам еще придется столкнуться со случаями такого же удивительного сходства.
Хася и Бинемин занимали в Красной горе лучший дом с роялем из красного дерева и прочими атрибутами местечковой роскоши. В семье было 13 детей, из которых выжило 10. Возможно, я не совсем точен в их последовательности.
1. Рейза Лившиц. Она считалась самой красивой среди всех сестер и вышла замуж за своего двоюродного брата Мендла Гельфанда, сына Сарры Фрейдкиной и Мордехая Гельфанда. В юности Мендл Гельфанд собирался стать раввином и учился в ешиботе, но затем круто изменил свои жизненные планы и в конце концов стал крупным лесопромышленником, имевшим даже торговлю с заграницей. Со своей женой Рейзой они безбедно жили в большом арендованном имении неподалеку от Суража и нажили шестерых детей: дочерей Сарру (это и есть уже неоднократно цитированная Сарра Эммануиловна Гельфанд, единственная к моменту написания хроники оставшаяся в живых из своих братьев и сестер), Эльку, Годл и Стеллу и сыновей Лейба и Соломона, которые погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Сарра Эммануиловна описывает свое детство в самых светлых и радужных тонах: хорошая, дружная, интеллигентная семья, большой светлый дом среди прекрасного леса, теплое парное молоко по утрам, изобилие свежих овощей, фруктов и ягод — можно только позавидовать. Тем не менее, среди младших Фрейдкиных, ради острого словца не щадивших никого, об этой семье была сочинена (и даже дошла до меня) довольно непристойная и достаточно бессмысленная частушка:
Фетер Мендл
Какт ин фендл,
Муме Рейзе
Какт ин фейзе
(Дядя Мендл
какает в кастрюлю,
Тетя Рейза
какает в бак для теста).
2. Сарра Лившиц. Жила в Красной горе со своим мужем Борухом-Иче Гринфельдом. У них было пятеро детей: Давид, Фрейда, Соломон, Яков и Гензл. Осенью 1917 года Сарра была одной из самых активных участниц исторической ссоры между Фрейдкиными и Лившицами по поводу женитьбы моего деда Соломона. Впрочем, вскоре вся их семья отправилась в Палестину, где при загадочных и невыясненных обстоятельствах погиб их младший сын Гензл. После этой трагедии они вернулись на родину и жили в Гомеле.
3. Азриел (Израиль) Лившиц. Был, пожалуй, самой колоритной фигурой среди всех Лившицев, хотя в родне пользовался устойчивой репутацией афериста и человека, который в своих делах не слишком обременял себя соображениями порядочности. Как старший сын, он унаследовал от отца крупорушку. Кроме того, имел собственный дом в Клинцах, где жил со своей женой Хаей Маневич и детьми Гришей, Соломоном, Аркадием, Львом, Фаней и Асей. Причем жена была намного старше его, ухаживала за ним, как за ребенком, и читала ему вслух газету после обеда. Азриел очень не ладил со своим отцом, неоднократно с ним ссорился, чуть ли не дрался и даже пытался поджечь отцовский дом. Но если этот поджог ему, к счастью, не удался, то в поджоге своей собственной крупорушки он, кажется, преуспел и получил крупную страховку. Позже Азриел сумел запутать в своих делах какого-то русского помещика и кончил тем, что за долги переписал на себя его имение. После раскулачивания Азриел со всей семьей переехал в Новозыбков, где и погиб во время немецкой оккупации. Из всех похождений Азриела мне наиболее подробно известна история его ареста в 30-х годах, но об этом я буду рассказывать значительно позднее.
4. Пейсах Лившиц. Был старостой красногорской синагоги и имел непонятное прозвище «Столетник». Он жил со своей женой Лией Рахленко в родительском доме, и у них была единственная дочь, названная в честь бабушки Хасей. Она уехала учиться в Москву, вышла там замуж, и в 20-х годах Пейсах с Лией переехали к ней.
5. Давид Лившиц. Служил в русской армии. Позже жил со своей женой Рахилью Шейниной в Святске. Их дети: Ева, Ася, Фрейда, Доня, Эфраим и Пиня.
6. Бася Лившиц. Была замужем за своим двоюродным братом Пейсахом Фрейдкиным, сыном Гесл-Лейба Фрейдкина и родным братом моего деда Соломона. О ней и о ее семье я буду более подробно рассказывать в главе, посвященной ее мужу.
7. Хана Лившиц. Была замужем за меламедом Хаимом Маевым. У них было три дочери: Ева, Ася и Рая. Все они были медицинскими сестрами.
8. Рися Лившиц. Моя несостоявшаяся бабушка. Она была косвенной причиной упоминавшейся ссоры между Фрейдкиными и Лившицами, поскольку именно ее Лившицы безуспешно пытались выдать замуж за моего деда Соломона. Причем я видел ее фотографию и могу заявить со всей ответственностью, что, помимо прочих достоинств (богатого приданого), она была и очень хороша собой, так что моему деду, очевидно, потребовалось известное мужество, чтобы отказаться от такой партии. Но об этом в свое время. А отвергнутая Рися вскоре вышла замуж за своего дальнего родственника Нахмена Казакевича и умерла родами.
9. Соломон Лившиц. Жил в Ленинграде. Был профессиональным военным. Дослужился до майора. В его жизни было много трагических событий. Его жена Доня как-то поехала в Крым навестить свою мать. Там она случайно опрокинула на себя горящий примус, получила сильные ожоги и через несколько дней умерла. Его старшего сына, чье имя мне, к сожалению, не удалось установить, в 30-годах насмерть задавили в переполненном трамвае. Его младший сын, Беня, был от рождения глухим. После войны он собрался жениться на какой-то никому не известной девице, кажется, дочери еврейских беженцев из Франции. Но незадолго до своего бракосочетания Беня на работе опрометчиво дал кому-то переписать ходившую тогда по рукам известную фальшивку — письмо Алигер Эренбургу. На него донесли, и сразу после регистрации брака у дверей ЗАГСа Беня был арестован. Тем не менее, его легкомысленная супруга поселилась у своего свекра, но после нескольких неудачных попыток соблазнить давно вдовевшего Соломона и переписать на себя его жилплощадь исчезла в неизвестном направлении, расторгнув предварительно брак с незадачливым Беней. Вскоре Соломон умер, не дождавшись возвращения на свободу своего сына. Беня, выйдя из заключения, женился на своей двоюродной сестре Рае — дочери Ханы Лившиц. Их сын Сеня живет сейчас в Ленинграде.
10. Лейба Лившиц. Женился на своей двоюродной сестре Иде, одной из дочерей Герцула Фрейдкина. В 37 году был репрессирован и сослан в Магадан, где, очевидно, и погиб. У него было четверо детей: Сарра, Фаня, Беня и Ася. Сарра вышла замуж за сына Давида Лившица, Пиню, и живет в Ленинграде. Там же живет и Фаня. Ася еще ребенком погибла в Новозыбкове во время бомбежки. Беня живет в Челябинске и работает директором школы. Мой дед Соломон дружил с Лейбой Лившицем, хотя и очень недолюбливал его старших братьев.
Мне известно, что одна из внучек Хаси Фрейдкиной и Бинемина Лившица, Хася, дочь Баси Лившиц и Пейсаха Фрейдкина, родилась в 1918 году (или в самом конце 1917 года). Если предположить, что ее назвали в честь бабушки, то Хася Фрейдкина-старшая умерла не позже этого времени. Когда умер Бинемин Лившиц, мне неизвестно, но если руководствоваться аналогичными рассуждениями, то он должен был пережить свою жену лет на 5–7.