Затем Метцгера захлестнула волна похоти, и он больше ни о чем не думал. Он дышал так, точно совершал забег на длинную дистанцию, но был при этом совершенно счастлив. Он был даже более счастлив, чем в тот день, когда ему присвоили первое звание — звание гефрайтера, — и он понял, что сможет сделать карьеру в немецком вермахте. Он кончил — и его захлестнула волна небывалого удовольствия. Метцгер начал медленно натягивать трусы и только тут вспомнил, что так и не увидел лица девочки, которая помогла ему вновь обрести мужскую силу. Черт побери, он должен был увидеть ее лицо, чтобы ему было чем похвалиться перед своими товарищами!
Он вытащил спички и стал чиркать, чтобы осветить ее лицо. Но те, как назло, постоянно ломались. Наконец ему удалось зажечь одну. Прикрывая огонек ладонью, он поднес спичку к лицу девочки. Из темноты выступило беззубое лицо шестидесятилетней женщины, все в морщинах, покрытое пигментными пятнами.
— Тебе понравилось, как я тебе отсосала? — пробормотала она.
Метцгер в ужасе отшатнулся от нее.
Два дня спустя танки «Вотана» вновь покатили на восток. Стояло замечательное утро. Небо было совершенно голубое, громко пели птицы.
— В такое утро особенно остро понимаешь, как же хорошо жить! — с энтузиазмом произнес фон Доденбург, глядя на чисто выбритых, хорошо отдохнувших бойцов батальона, которые следовали мимо него.
— Вам повезло, раз вы можете так говорить, — с мрачным видом проронил Шульце. Его голова раскалывалась от водки, которую он в чересчур больших количествах поглощал накануне.
— Ну ладно тебе, Шульце! Не будь старым занудой! И не стой с таким лицом, словно ты сорок дней подряд мок под дождем!
Сержант Шульце взглянул на серое облако, которое повисло над далекими горами.
— Там на нас будет лить не дождь, господин гауптштурмфюрер, — пробормотал он. — А кое-что похлеще. Уж поверьте мне, господин гауптштурмфюрер!
Но в грохоте и реве танковых двигателей никто не расслышал его предупреждения. А если бы даже и расслышал, то не обратил бы на него внимания в это чудесное осеннее утро, когда перед всеми маячила соблазнительная перспектива новых успешных боевых действий и новой славы.
Глава четвертая
Над бескрайней равниной свистел ледяной ветер. Он обжигал щеки и кидал в лицо острые крупинки снега. После того, как бойцы «Вотана» сумели захватить ключевой мост через Дон и обеспечить переправу на противоположный берег реки, благодаря чему для немецких войск стало возможным проникнуть в Ростов, они вот уже на протяжении трех недель удерживали участок фронта длиной восемь километров вдоль течения Дона к северо-востоку от Ростова. После упорных ожесточенных сражений в живых осталось всего лишь около трех сотен солдат и офицеров. За эти три недели «Вотан» потерял больше людей, чем за все предшествующие месяцы боев.
Русские беспрерывно контратаковали. Бойцы «Вотана» отбивали эти удары, но при этом постоянно теряли новых людей и технику. Сейчас отражать врага стало особенно тяжело, поскольку наступили очень сильные морозы. Дон замерз; многие танки попросту стояли без движения, поскольку их было невозможно применять без специальных зимних смазок и особых составов, предохраняющих оптику прицелов от замерзания. А этих смазок и составов у «Вотана» не было.
Бойцы страдали от отсутствия теплой одежды. Несмотря на жгучие морозы, они так и продолжали сражаться в легких летних шинелях. Когда же эсэсовцы попадали в теплые помещения, то начинали тут же неистово чесаться — все поголовно были заражены вшами. Горячая пища выдавалась лишь один раз в день, — похлебка, сваренная из конины. Застывший на морозе хлеб приходилось разрезать пилой или рубить топором, а затем размораживать на костре.
Сейчас они глядели на противоположный берег Дона, занятый русскими, и чувствовали, что те готовятся к очередной контратаке. Весь день там шла какая-то подозрительная активность. Были видны войска, которые скрытно выдвигались на передовые позиции. Бойцы «Вотана» почти обреченно ждали, когда русские перейдут в наступление. И тогда каждый из них получит шанс умереть в этом бою.
Неожиданно из снежной пелены вынырнули какие-то темные фигуры.
— Стой, стрелять буду! — крикнул часовой, наводя винтовку на незнакомцев.
— Это же я, унтершарфюрер Шульце, — пробасил один из них. Его действительно было трудно узнать: для защиты от мороза он обмотал себя каким-то старым ковром, подсунув под него для тепла номера газеты СС «Дас Шварце Корпс»[22]. Позади Шульце застыли фигуры нескольких бойцов «Вотана», ходивших в разведку.
С трудом пробираясь через рыхлый снег, к часовому приблизился фон Доденбург.
— А где штурмбаннфюрер Гейер?
— У себя на командном пункте, господин гауптштурмфюрер, — с трудом двигая замерзшими губами, ответил часовой.
Фон Доденбург с трудом поднял вверх правую руку и приложил ее к шлему, отдавая честь:
— Благодарю.
Он повернулся к бойцам, с которыми ходил в разведывательный дозор:
— Сходите погрейтесь. И постарайтесь поесть чего-нибудь горячего.
Бойцы поспешили в укрытие. Фон Доденбург повернулся к часовому:
— Позаботьтесь об убитом, пожалуйста. Это ССманн Краузе из второй роты.
Часовой уставился на мертвое тело, завернутое в брезент, которое притащили с собой разведчики.
— И будьте крайне внимательны! — рявкнул фон Доденбург. — Смотрите в оба! Русские могут очень скоро перейти в наступление!
— Точно, — кивнул стоявший рядом унтершарфюрер Шульце. — И имей в виду: русские придут сюда не для того, чтобы угостить нас супом из конины. Надо глядеть в оба и быть настороже, понятно?
— Понятно, — кивнул часовой.
Фон Доденбург и Шульце, подняв воротники шинелей, чтобы морозный ветер не так задувал в лицо, побрели на командный пункт Стервятника.
Они прошли мимо того места, где под своими же собственными бомбами, которые, промахнувшись, сбросили не в том месте немецкие летчики, погиб целый взвод из состава третьей роты. Потом проследовали мимо слегка занесенных снегом туш трех лошадей, которые когда-то тянули их артиллерийские орудия. Рядом с ними в снегу навечно застыл труп одного мертвого шарфюрера. Наконец они откинули брезент и вошли в помещение командного пункта, который занимал Стервятник. Помещение было затянуто густым вонючим дымом. Сам Стервятник восседал на танковом сиденьи, вытащенном из разбитого Pz-IV. Гауптшарфюрер Метцгер раздувал пламя в маленькой железной печке.
— Приветствую вас, — непринужденно проронил Гейер, словно в том, что его командный пункт представляет собой такую грязную конуру, не было ничего необычного. — Метцгер, налей-ка стаканчик гауптштурмфюреру фон Доденбургу и унтершарфюреру Шульце.
Метцгер налил вошедшим по стаканчику медицинского спирта, смешанного с вареньем. Они с благодарностью выпили. После мороза это было как нельзя кстати.
— Вы голодны? — Стервятник кивнул в сторону Метцгера. Гауптшарфюрер, засунув в печку штык, обжаривал кусочек хлеба с мясными консервами.
— Нет времени на еду, господин штурмбаннфюрер, — отрицательно покачал головой фон Доденбург. — Русские могут напасть на нас в любой момент.
Стервятник внимательно посмотрел на него.
— Что же вы обнаружили на том берегу, гауптштурмфюрер?
Фон Доденбург сунул руку в карман и бросил на стол несколько кокард.
— Сняли это с убитых, господин штурмбаннфюрер. Нашли их трупы в четырех километрах от Дона. Это были бойцы 325-й пехотной и 60-й кавалерийской дивизий. Получается, что эти соединения выдвинуты против нас.
— Вы заметили там какие-нибудь танки? — быстро спросил Стервятник.
— Нет, господин штурмбаннфюрер. Мы не видели и не слышали там никаких танков, — покачал головой фон Доденбург.
— Но зато мы увидели очень много следов от лошадиных копыт, — добавил унтершарфюрер Шульце.
Стервятник задумчиво постучал пальцем по разложенной на деревянном ящике карте:
— Данными разведки установлено, что на противоположном берегу Дона сосредоточены в общей сложности силы 325-й и 31-й пехотной дивизий, а также 60-й кавалерийской дивизии. — Он потер нос. — Да, ничего хорошего, господа. Получается, что триста бойцов «Вотана» удерживают линию фронта, которую следовало бы удерживать силами целой дивизии; при этом против нас теперь развернуто сразу три дивизии русских. То есть не меньше чем тридцать тысяч человек против трехсот наших бойцов. — Штурмбаннфюрер ударил по карте кулаком: — Черт его знает, о чем только думают те идиоты, которые протирают штаны в наших штабах?! Почему они вообще не хотят заменить нас каким-нибудь пехотным подразделением? Ведь именно пехота, черт побери, лучше всего подошла бы здесь! Но не наше бронетанковое подразделение! От нас здесь нет никакой пользы. Мы просто зря торчим тут.
Фон Доденбург прекрасно понимал, что слова Стервятника продиктованы отнюдь не страхом. Штурмбаннфюрер Гейер был профессиональным военным, который давно уже ничего не боялся. Он воевал без всякого страха, движимый лишь желанием получать награды и зарабатывать себе повышения по службе. В данном случае Гейера прежде всего волновало то, что его подразделение может бесславно сгинуть в совершенно бесполезной операции, что, конечно, негативно скажется на его дальнейшей карьере.
— Что же мы будем делать? — осторожно поинтересовался фон Доденбург.
— А что, черт подери, мы можем делать? — взорвался Стервятник. — Только сидеть и ждать, что случится!
Вся ночь прошла в напряженном беспокойном ожидании. На своем берегу русские жгли сотни костров. Но не для того, чтобы согреться — вокруг костров не было видно ни одного русского солдата, — а для того, чтобы отвлекать внимание немцев и осуществлять в темноте скрытное передвижение и перегруппировку войск.
Теперь всем стало ясно, что на рассвете русские, скорее всего, перейдут в атаку. Но, несмотря на это, некоторые бойцы «Вотана» все-таки ухитрились уснуть, свернувшись калачиком и накрывшись всем, чем только можно, чтобы сохранить драгоценные крупицы тепла. Другие, не в силах заставить себя закрыть глаза, провели ночь за игрой в карты при колеблющемся свете свечей.
Утром офицеры «Вотана» проверили оружие бойцов и их пальцы на предмет обморожения. Затем унтер-фюреры разнесли всем спирт. Теперь даже самые молодые бойцы, которые еще месяц назад отказывались притронуться к пиву, с удовольствием проглотили обжигающий напиток.
— Молодцы! — пробасил, глядя на это, унтершарфюрер Шульце. — Это как раз то, что вам нужно. Это сделает вас всех героями. И теперь, если даже русские не убьют вас, это сделает ваша собственная печень.
На рассвете русские начали артиллерийскую подготовку. На немецкие позиции обрушился огонь «сталинских органов». В сторону «Вотана» полетели артиллерийские и минометные снаряды. Но бойцы батальона даже почти не приседали. С глуповатыми пьяными ухмылками на обмороженных лицах они смотрели на артподготовку Иванов, точно это был какой-то мирный фейерверк.
Вражеский огонь продолжался около десяти минут. Воздух был наполнен осколками снарядов. Затем канонада прекратилась — так же неожиданно, как и началась. Офицеры и унтер-фюреры засвистели в свистки, предупреждая солдат, чтобы те готовились к бою.
Внезапно на противоположном берегу Дона заиграл военный оркестр. Немцы увидели начищенные трубы и тарелки, блеснувшие на солнце. Прямо на лед реки под звуки оркестра сошло несколько шеренг русских пехотинцев. В руках у них были винтовки с примкнутыми к ним штыками.
Они выровнялись, вперед вышел офицер с саблей. Он взмахнул клинком, и иваны двинулись навстречу врагу. Немцы слышали, как скрипели по снегу их сапоги. Вслед за ними на лед сошло еще несколько шеренг. Офицер вновь взмахнул саблей, и пехотинцы запели песню.
Затем оркестр перестал играть, иваны тоже замолчали. Теперь их отделяло от эсэсовцев расстояние в четыреста метров. Фон Доденбург навел автомат. Он надеялся, что затвор не заклинит — лишь прозвучала тревога, он помочился на затвор и затем тщательно вытер мочу, проверяя, чтобы металл оставался чистым.
Фон Доденбург тщательно прицелился в офицера с саблей. Остальные немцы также брали на мушку русских. Неприятельская пехота между тем приближалась. Теперь до нее оставалось всего триста метров.
— Не стрелять! — хриплым голосом предупредил фон Доденбург. — Не стрелять без команды!
Офицер, шедший впереди, остановился, повернулся лицом к пехотинцам и начал что-то выкрикивать.
— Он говорит, что они должны быть готовы умереть за Родину-мать, — переводили те из бойцов «Вотана», кто худо-бедно знал русский язык. — А сейчас он говорит им, что…
Но в этот момент раздалось громоподобное «ура!», заглушившее все остальные звуки. Русские пехотинцы побежали вперед. «Ура, ура!» — беспрестанно кричали они. Этот крик эхом разносился над Доном.
— Огонь! — рявкнул фон Доденбург и выстрелил в офицера, который бежал впереди всех с саблей в руках.
Пули попали офицеру прямо в грудь. Он опустил саблю, затем попытался вновь поднять ее, но не смог и грузно повалился всем телом на снег. При этом оружие выпало из его ослабевших пальцев и упало на лед.
Бойцы «Вотана» открыли ураганный огонь по неприятельской пехоте. В шеренгах русских зияли теперь огромные бреши. Заработали скорострельные пулеметы MG-34, которые по приказу Стервятника были размещены на флангах. Они выкашивали целые ряды Иванов. Но те, перешагивая через тела своих убитых товарищей, продолжали наступать, невзирая на убийственный встречный огонь. В этот момент затих сначала один MG, а затем и второй. Сквозь треск автоматного огня фон Доденбург услышал бешеный голос оберштурмфюрера Шварца:
— Смени ствол пулемета! И вставь новую ленту!
Фон Доденбург оглянулся. Молодой пулеметчик пытался сменить раскаленный ствол MG. Шварц нетерпеливо оттолкнул его и сам схватился за ствол рукой. Но металл был такой горячий, что обжег его руку даже сквозь перчатку. Матерясь, Шварц кое-как открутил ствол и бросил его на снег. Раскаленный ствол зашипел. Тряся обожженной рукой, оберштурмфюрер с трудом установил новый. В тот же момент молодой пулеметчик вставил ленту и нажал на гашетку. MG-34 вновь ожил, и в русских полетели тучи смертоносного свинца. Шварц же приплясывал на снегу, скуля от боли и дуя на обожженную руку.
Но, несмотря на убийственный огонь, русские все равно каким-то непостижимым образом продолжали наступать. Казалось, они совсем не боялись смерти. Теперь их отделяло от немцев всего семьдесят метров. Они бежали вперед, неистово крича «ура!». Фон Доденбург, стиснув зубы, пристально смотрел на них. Вдруг раздались взрывы и отчаянные крики — русские наткнулись на минное поле. В воздух полетели оторванные куски тел.
Фон Доденбург выскочил из траншеи.
— Приготовиться к наступлению! — крикнул он. — Вперед!
Не оглядываясь, он побежал на врага. Ему было наплевать, что над его головой беспорядочно свистят русские пули.
Бойцы «Вотана» последовали за фон Доденбургом. Врезавшись в самую гущу израненных русских, они принялись добивать их штыками, кинжалами, саперными лопатками. Эсэсовцы не знали пощады. Удар за ударом обрушивался на головы врагов. Весь снег был залит кровью. Атака иванов полностью захлебнулась. А офицерам «Вотана» пришлось даже оттаскивать обезумевших от запаха крови бойцов, чтобы прекратить массовое избиение.
Фон Доденбург посмотрел на противоположный берег. Остатки русской пехоты торопливо отходили назад. Никто не кричал «ура!», и оркестр больше не играл.
Некоторые эсэсовцы едва успели развести костры под ногами погибших врагов, желая снять с них добротные сапоги, когда враг пошел в новую атаку на позиции «Вотана». На этот раз иваны усилили свои атакующие порядки танками. Пять Т-34 осторожно двигались вперед, а пехотинцы бежали сзади, укрываясь за металлическими корпусами танков.
Шульце опустил бинокль, позаимствованный у застреленного фон Доденбургом офицера с саблей, который возглавлял предыдущее наступление врага. Несмотря на то, что унтершарфюрер держал бинокль в самом теплом месте на теле — в районе паха, — линзы бинокля мгновенно начали замерзать.