«Сокол-1»
ВСТУПЛЕНИЕ
Память о героях нетленна. Она живет в сознании и сердцах людей, передается из поколения в поколение, служит источником вдохновения, тем чистым неиссякаемым родником, из которого молодые патриоты Родины черпают для себя мужество, отвагу, благородство.
Не так давно я получил глубоко взволновавшее меня письмо. Вот что в нем писалось:
«Владимир Дмитриевич!
К вам обращаются комсомольцы Давидковской средней школы имени Героя Советского Союза полковника Льва Львовича Шестакова. Из вашей повести «Возвращение в небо» мы узнали, что вы в годы минувшей войны служили в истребительном авиационном полку, которым командовал Л. Л. Шестаков. Наши учителя нам рассказывали, что вы присутствовали при установке обелиска на месте гибели героя недалеко от нашего села, а также принимали участие в открытии нашей новой школы его имени, посещали наш колхоз, также носящий имя Шестакова.
В книге «Возвращение в небо» рассказывается о Льве Львовиче Шестакове, но слишком сжато, коротко. И вот мы обращаемся к вам с убедительной просьбой: напишите книгу о герое, имя которого носит наша школа. Расскажите в ней, каким он был комсомольцем, коммунистом, летчиком, командиром, как воевал, как учил и воспитывал летчиков, каким знали вы его в радости и горе, чем покорял он сердца людей — ведь все, кому довелось его знать, и сегодня отзываются о нем с глубочайшим уважением.
Нам, да и не только нам, всей молодежи очень нужна такая книга. Мы хотим учиться у героя, делами оправдывать звание комсомольцев-шестаковцев, а для этого нам нужно знать о нем как можно больше.
Лев Львович отдал жизнь за наше счастливое детство, за нашу радостную юность, за нашу светлую жизнь, и мы обязаны сделать все, чтобы он продолжал жить среди нас, чтобы он был для всех нас высоким и светлым примером.
Признаться, с подобными просьбами ко мне и раньше обращались однополчане, курсанты авиационных училищ, молодые летчики.
Долго не мог я взяться за столь ответственный труд. О Льве Шестакове рассказать не просто. Он был незаурядным человеком и летчиком. И жизнь прожил короткую, но насыщенную, яркую, жизнь настоящего коммуниста, бойца за наше правое дело.
Поведать о нем, его жизни — трудная задача. Но письмо комсомольцев-шестаковцев заставило меня взяться за ее решение. И вот я представляю на суд читателей повесть о своем фронтовом командире — Льве Львовиче Шестакове.
Автор.
«КОМИССАР У ШЕСТАКОВА…»
Впервые я услыхал о Шестакове на Волге, во время Сталинградской битвы.
Казалось, под нами разверзлось само пекло ада: горел город, пылали берег и даже сама река, покрытая нефтью.
Повсюду над разрушенным городом круто вверх поднимались клубы густого черного дыма. Смыкаясь с серыми осенними облаками, они образовывали гигантский смрадный шатер, под которым, казалось, ничто живое не могло существовать.
— Последний день Помпеи, — угрюмо бросил летчик Степаненко, и на его исхудалых щеках зло задвигались желваки.
Стоявший рядом с ним Амет-хан Султан сверкнул черными, как уголья, глазами:
— Неправильно говоришь, Ванья. Это, — он показал рукой в сторону Сталинграда, откуда только что все мы вернулись, — не последний день Помпеи, а начало нашей победы.
— Если уж быть точным, — раздался за их спинами голос командира полка майора Морозова, — то не начало, а продолжение победы. Начало было под Москвой…
Больше ничего не успели сказать, потому что внимание всех привлекла внезапно разыгравшаяся в небе, на фоне грязных облаков, трагическая картина: подбитый ЛаГГ-3 пробивался к нашему аэродрому сквозь кинжальные перекрестные трассы огня преследовавшей его пары «мессеров».
Горячий Амет-хан Султан рванулся к своему «ястребку», чтобы броситься на выручку советскому летчику. Но он не успел даже вырулить на старт, как все закончилось.
В мгновение ока ЛаГГ-3 резко уменьшил скорость, очутился позади «мессеров» и стал поливать их свинцовыми очередями. Один фашист на наших глазах задымил, стал уходить, второй тут же юркнул в облака — немцы избегали схваток один на один…
И вот через несколько минут таинственный «лагг» уже рулил по нашему аэродрому. К нему подбежали техники и ужаснулись: с машины клочьями свисала обшивка, была отсечена часть киля, перебиты элероны. Ее быстро затащили в капонир, помогли выбраться из кабины летчику. Мы тут же окружили отважного пилота. Не терпелось поскорее узнать, кто он, из какого полка…
Среднего роста, поджарый, русоволосый, он, дружелюбно улыбнувшись, стал стягивать с себя чуть ли не насквозь промокший кожаный реглан. И мы увидели перед собой старшего батальонного комиссара с двумя орденами Красного Знамени на груди.
Вперед вышел наш «батя» — Герой Советского Союза.
— Майор Морозов, командир четвертого истребительного авиационного полка, — представился он.
— Верховец, комиссар у Шестакова, — просто ответил наш неожиданный гость, крепко пожав руку командиру.
Верховец, Шестаков… Мы впервые слышали эти имена. Но они сразу обрели для нас какой-то особый смысл. Возможно, потому, что каждому невольно подумалось: если у замполита два ордена Красного Знамени, что по тем временам значило очень и очень много, то какой же у него командир? А может быть, потому, что Верховец так назвал фамилию Шестакова, будто речь шла о всем известном человеке. Нам даже стало немного неловко оттого, что мы такие дремуче несведущие.
Кто-то из техников раздобыл огромный арбуз.
— Угощайтесь, товарищ старший батальонный комиссар. Наверное, пить хочется…
Арбуз от первого прикосновения к нему ножом раскололся на две сочные ярко-красные половины, одна из них была вручена Верховцу, другая — Морозову.
— Подходите, угощайтесь! — пригласил всех к себе хозяин «лагга», нарезая толстые ломти.
Мы с удовольствием ели арбуз и с нарастающим интересом следили за «комиссаром у Шестакова», прислушивались к его разговору с нашим командиром.
Комиссар в последнем бою попал в сложный переплет. Его пару атаковали шесть «мессеров». С ведомым Королевым они подожгли два вражеских истребителя, но стало совсем невмоготу, когда к фашистам присоединилась еще четверка самолетов. Машина Королева была повреждена, ему пришлось выйти из боя. Верховец остался один на один с восьмеркой врага, отчаянно отбиваясь от них. И вдруг почувствовал; что-то случилось с рулями. Оставалось одно — нырнуть в простирающееся под крыльями грязно-серое марево и уходить. Но фашисты тоже не дураки. Они решили подождать легкой добычи, когда та выскочит из облаков. Остальное происходило на наших глазах, и комиссар не стал дальше рассказывать.
— Чудом вырвался из вражеских лап, — заключил он, беря следующий ломоть арбуза.
— Ну уж и чудом, — ответил Морозов. — Видели мы, как вы от них «отделались». Мастерски!
— Одесский опыт выручает…
— Так вы участвовали в обороне Одессы?
— Вместе с Шестаковым, все семьдесят три дня обороны.
При этих словах все притихли, перестали жевать. Оборона Одессы… Так вот каков наш случайный гость! Человек, прошедший, как говорится, Крым и дым, и медные трубы. За его плечами — отличная боевая школа. Вот откуда его и сноровка, и находчивость, и тактическая хитрость.
— Скажите, товарищ батальонный комиссар, — обратился Степаненко — самый юный из нас, — у вас, наверное, весь полк сражается, как вы? — и в глазах у него вспыхнул огонь неподдельного восхищения обладателем двух орденов Красного Знамени.
— У нас, дорогой, все сражаются, как наш командно — Лев Львович Шестаков. В нашем гвардейском истребительном полку двенадцать Героев Советского Союза… Ну, да ладно, ребята, дело к вечеру, а мне еще надо в свой полк добираться.
— Не беспокойтесь, мы честь по чести доставим вас к месту машиной, — сказал Морозов.
— Только вместе с самолетом, — твердо ответил Верховец.
— Но его же не поднять, ремонт нужен.
— Хвостом — в кузов, я — в кабине и — домой!
— Ну, а если бы истребитель сгорел. Как бы вы тогда предстали перед Шестаковым? — спросил озадаченный Лещенко.
— Это смотря при каких обстоятельствах. Возможно бы, и похвалил, — неопределенно ответил Верховец.
«Что же это за человек такой, Лев Шестаков?» — спросил я тогда сам себя. Наверное, подобный же вопрос задали себе и мои товарищи — Амет-хан Султан, Борисов, Степаненко, которым, как и мне, наверняка этот командир показался необыкновенным, загадочным. Но как бы мы были удивлены тогда, узнай о том, что в скором времени получим назначение не куда-нибудь, а именно в полк, которым командует сам Лев Львович Шестаков!
Наконец необычный транспорт готов в путь. Николай Андреевич, как уважительно звали по имени-отчеству теперь мы Верховца, распрощался со всеми, пожав каждому руку, вскочил на ступеньку грузовика, снял шлемофон, взмахнул им, громко крикнул:
— Спасибо за все! До встреч в небе!
И уехал, увозя свой самолет, оставляя нам добрую память о себе, о своем командире.
Лев Шестаков — доброволец Свободы, герой обороны Одессы… Как много этим сказано для нас, только чуть-чуть понюхавших первого пороха, только расправлявших еще свои боевые крылья!
Нам очень хотелось еще тогда узнать все подробности испанской и одесской жизни Шестакова. Но только тридцать лет спустя, с большим трудом, крупица за крупицей, удалось собрать факты, которых тогда так недоставало. И сейчас, прежде чем повести речь о том, как свела меня судьба с Шестаковым, я хочу рассказать, что было в его жизни до нашей встречи.
ДОБРОВОЛЕЦ СВОБОДЫ
Удивительной бывает иной раз взаимосвязь событий, происходящих на разных концах света, и судеб людей, которые, казалось бы, не могут иметь друг к другу абсолютно никакого отношения.
18 июля 1936 года Лев Шестаков, пилот 2-й истребительной авиационной эскадрильи, дислоцировавшейся под Киевом, успешно сдал в воздухе экзамен по боевому применению популярного в те времена бочкообразного, но юркого, маневренного, неплохо вооруженного И-15.
Командир тепло поздравил молодого летчика, пожелал успехов в повышении боевого мастерства, а потом посуровел лицом, добавил с тревогой:
— Пока ты был в небе, кое-что произошло… Иди отдохни, радио послушай, сам все узнаешь.
Последним словам командира Лев не придал особого значения. Он полностью был подвластен радостному чувству. Еще бы: экзамен успешно сдан, цель достигнута, теперь он, Лев Шестаков, настоящий летчик-истребитель!
В таком возбужденном состоянии, напевая какую-то бодрую мелодию — голос у него был всем на зависть — зашел в общежитие. Людей в нем не было, помещение чисто прибрано, отдавало прохладой от свежевымытого деревянного пола.
На тумбочке у своей кровати увидел белый конверт. Вскрыл его и извлек густо исписанный листок бумаги, а в нем — фотография: Лева снят с друзьями детства Тимофеем Студенниковым и Михаилом Ничиком. Сам он — в летной форме, ребята — в тужурках с петлицами и эмблемами студентов Института инженеров дорожного транспорта. Все молоденькие, задорные, улыбающиеся…
Друзья юности: Тимофей Студенников, Лев Шестаков, Михаил Ничик. 1936 г.
«Молодец, Тиша! Прислал фото», — подумал Шестаков, вспомнив свою недавнюю поездку в Днепропетровск, в гости к друзьям, с которыми вместе учился в институте. Сейчас и он заканчивал бы с ними четвертый курс, если бы не агитатор из 2-й Ворошиловградской школы пилотов. Приехал, горячо выступил и… увез с собой Льва. Парень и без того бредил авиацией. Вот только не знал, как к ней подступиться. Казалось, что людей туда берут особенных. Однако после комиссии оказалось, что Лева и есть тот самый «особенный», что так нужны Красному воздушному флоту. К тому же шесть классов школы и фабзавуч которые кончал вместе с Тишей и Мишей в поселке Авдеевка у самого Донецка — достаточное образование для обучения на летчика.
«Надо же, такой везучий сегодня день! — подумал Шестаков. — Экзамен сдал, письмо от друзей получил. Ну, почитаем, что пишет Тимоха». И он с головой окунулся в институтские новости. Все ему, любознательному, было интересно: и кого избрали секретарем комсомольской организации курса, и кто победил на конкурсе художественной самодеятельности, и чья команда выиграла в волейбол… Всем этим он, деятельный, энергичный, жил в школе, ФЗУ, институте, ничто не делалось без его живого участия. И сейчас, читая письмо, Лев как бы приобщался к той прежней, по-своему захватывающей и романтичной жизни. Когда прочитал, что бильярд, энтузиастом которого он был, заглох — огорчился. Расстроило его и то, что распалась команда пловцов — некого выставить на городские соревнования. Приписочка в конце уже больно кольнула в сердце: сокурсница Ирина передавала привет, просила узнать, почему он перестал ей писать?
Что ж, и на это причина была. Недавно он познакомился с юной киевлянкой Олимпиадой Соболевой. Несмотря на свои неполные шестнадцать лет, она уже работала на хлебозаводе, знала цену трудовой копейке. Милая, душевная, она привлекала к себе какой-то особенной светившейся в глазах лаской. То обстоятельство, что Лев — пятый в семье, сам с детства сполна хлебнул невзгод, еще больше сблизило молодых людей. И теперь Ирина, с ее подчеркнутой изысканностью манер и безапелляционностью суждений, из сердца переместилась в область воспоминаний.
Не откладывая в долгий ящик, Лев взялся писать ответ Студенникову. Ему не терпелось поделиться с друзьями радостью, доложить им о своем большом успехе. Он вытащил из планшета острозаточенный карандаш, вырвал из блокнота чистый лист, но только начал писать, как вздрогнул от неожиданно громко заговорившего после перерыва репродуктора: 18 июля в Испании вспыхнул военный мятеж против республики. Мятеж произошел по сигналу радиостанции мятежников «Над всей Испанией безоблачное небо». По радио к трудящимся республики обратилась член Политбюро Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури…
Экзамен, письмо от друга — все, чем еще секунду назад жил Шестаков, ушло на второй план.
«Пока ты был в небе, кое-что произошло…» — всплыли в памяти слова командира.
К чему он это сказал? Просто, чтобы ввести меня в курс дел, или?.. Фашизм наступает, рвется к власти. В Германии он уже утвердился. Теперь очередь за Испанией? Нет, никогда! Эх, если б можно было помочь республиканцам! Но как? Ведь Испания так далеко…
Так размышлял в тот день, 18 июля 1936 года, двадцатилетний летчик-истребитель комсомолец Лев Шестаков. И придет сокровенный час, когда он, побуждаемый высоким долгом патриота-интернационалиста, подаст рапорт с просьбой направить его добровольцем в Испанию, чтобы в ее небе скрестить огненные трассы с ненавистным франкистско-фашистскими летчиками.
Это случится ровно через год.
«…Политически грамотен, идеологически устойчив, морально выдержан. Имеет пять благодарностей. Инициативный, целеустремленный. Внешний вид и выправка хорошие. В эскадрилье пользуется большим авторитетом. С командирами откровенен, с товарищами общителен.
По командирской и марксистско-ленинской подготовке успевает хорошо. Техника индивидуального пилотирования, групповая слетанность, стрельбы по наземным и воздушным целям — отлично. Глубоко знает штурманское дело и материальную часть самолета. Подлежит к продвижению на младшего летчика»»