Наконец он вышел в коридор, тихонько постучал в туалет, заглянул, посмотрел в ванной, в одной комнате и в другой… В гостиной сидели Фред, Боб с Бетси и еще несколько гостей.
— А где Полли? — спросил Мэлс.
Они оглянулись на него — и вдруг грянул дружный хохот. Они смотрели на растерянного Мэлса, всклокоченного, в расстегнутой рубахе — и покатывались со смеху.
— Это называется — провести вечер с Пользой! — сказал наконец Фред. — Твоя Полли давно дома спит!
— Продинамила? — спросил Боб.
— Спи спокойно ночью, мама, — мы болеем за «Динамо»! — дружным хором подхватили девчонки.
Мэлс налил себе вина, отошел и сел в стороне в кресло. Фред сел рядом, хлопнул его по плечу.
— Да ладно, не расстраивайся!
— У нее кто-то есть? — мрачно спросил Мэлс.
— Мой тебе совет, — сказал Фред. — Если это просто так — не трать время. Найди что-нибудь попроще.
— Это не просто так, — сказал Мэлс.
— Тогда зачем спрашивать? — пожал плечами Фред. — Смотри, любой из них, — указал он на парней, — и еще сто человек скажут тебе, что были с ней. И все соврут. Каждый пытался — и все проплыли по левому борту…
— А ты?
— Я безнадежен, — вздохнул Фред.
— Почему? — не понял Мэлс.
— Потому что у меня папа академик, потому что учусь на дипломата, потому что у меня есть машина и эта квартира. А она — Польза. Она всегда все делает наоборот.
Мэлс угрюмо смотрел в пол.
— Слушай, — толкнул его Фред. — Ты вообще барался с кем-нибудь? У тебя хоть одна женщина была? Если честно?
Мэлс неопределенно повел головой.
— Понятно… — сказал Фред. — Ну вот, уложил ты чувиху в постель. Что ты с ней делать-то будешь?
— А что сложного? — буркнул Мэлс.
— Что ж за темный народ! — вздохнул Фред. — Всех просвещать надо… Пойдем!
Они прошли в кабинет Брусницына-старшего, где на огромных стеллажах стояли книги и модели самолетов. Фред вытащил несколько томов энциклопедии и достал переплетенную в серую обложку книгу.
— На, почитай на досуге. Все какая-то польза будет… Только… — предостерегающе поднял он палец. — Ни одному человеку! Дома, за тремя замками! В крайнем случае съешь, как шпион адреса и явки!..
Мэлс осторожно приподнялся на кровати, присмотрелся в темноте — Ким мирно спал. Надсадно кашлял в своей комнате отец, за стеной раскатисто храпел сосед. Мэлс вытащил из портфеля книгу Фреда и включил фонарик.
На серой скучной обложке крупно значилось «Начертательная геометрия». На второй странице — шрифтом, стилизованным под арабскую вязь, — непонятное слово «Камасутра». Мэлс перелистнул дальше. Страницы были поделены надвое, слева шли столбцы текста, а справа для наглядности — подробно прорисованные парные фигуры. Он прочитал первые строчки, тотчас захлопнул книгу и воровато огляделся в темной комнате. Сполз вниз по подушке, накрылся одеялом с головой и углубился в чтение…
Мэлс медленно шел между танцующих пар, неловко, искоса поглядывая по сторонам. Под общую музыку каждая пара двигалась в своем танце, полуобнаженные фигуры скользили друг по другу, переплетаясь в причудливые узоры. Неожиданно он увидел Полли — она танцевала одна, глядя на него и ожидая его. Он подошел вплотную, глаза в глаза, невольно подчиняясь ритму ее танца и уже не замечая никого вокруг…
Мэлс спал, раскинувшись на кровати, и улыбался во сне.
А в это время отец, восседая на унитазе в уборной, разинув рот с давно погасшей папиросой, читал раритет из библиотеки Брусницына-старшего. Время от времени он поднимал потрясенные глаза и, сверяясь с текстом, переплетал прокуренные пальцы, пытаясь понять — что и как…
Под проливным дождем стиляги мчались по улице, на каждом перекрестке разбегаясь веером по одному-двое. Следом, громыхая подкованными ботинками, неслись бригадмильцы.
Полли кинулась в одну сторону, Мэлс схватил ее за руку и потащил в другую. Оглядываясь на ходу, поднимая тучи брызг в лужах, они пробежали через арку. Полли споткнулась и остановилась.
— Быстрей! — дернул ее Мэлс.
Она скинула ботинки и помчалась дальше босиком. Они юркнули в метро, бегом спустились по эскалатору, лавируя между пассажирами, и остановились за массивной колонной на станции, прижавшись друг к другу, мокрые с головы до ног.
— Полли… — неуверенно начал он.
— Что? — подняла она лицо со стекающими из-под промокшей «венгерки» каплями. Без ботинок с «манной кашей» она едва доставала Мэлсу до плеча.
— Полли… я…
Из тоннеля вылетел поезд, загрохотал мимо вагонами, тормозя.
— Что? Не слышу!
— Я тебя люблю! — повторил Мэлс, перекрикивая грохот колес.
Полли с хитрой улыбкой развела руками: не слышно.
— Я! Тебя! Люблю! — прокричал Мэлс.
Поезд остановился, из открывшихся дверей на перрон хлынул народ.
— Ну пока, Мэл? — Полли шагнула к дверям.
Мэлс поймал ее за руку.
— Подожди… А ты ничего не хочешь сказать?
— Хочу… — кивнула Полли.
Поезд тронулся, набирая скорость.
— Что?.. Не слышу!.. — Мэлс со счастливой улыбкой наклонил к ней голову.
— Ты дурак, Мэл! — крикнула она.
Улыбка спозла с его лица.
— Надо было столько времени строить из себя неизвестно что, вместо того чтобы просто сказать эти слова! — крикнула она…
Они целовались у колонны под осуждающими взглядами пассажиров. Полли стояла босыми ногами на высоких ботинках Мэлса посреди натекшей с мокрой одежды лужи.
Брусницын-старший заглянул в комнату к сыну. Фред, подстелив газету, красил поскуливающего Капитала в розовый цвет.
— Пожалел бы бессловесное животное, — сказал отец. — Зеленый или желтый — куда ни шло, но розовый, согласись, уже перебор… Зайди ко мне…
Он сел в кресло в кабинете и показал Фреду, чтобы тот закрыл дверь.
— Федор, — начал он. — Я каждый раз звоню тебе с дачи перед выездом. У тебя вполне достаточно времени прибраться. Почему я нахожу в собственном кабинете этот бронежилет? — он вынул из ящика стола лифчик.
— Ну, Бетси, оторва… — прыснул Фред. Забрал у отца улику. — Извини, пап.
— Размер, конечно, аппетитный, но почему этим надо заниматься в моем кабинете? Что здесь, — оглядел он книжные шкафы и модели самолетов, — может навеять эротические мысли? Я понимаю, можно оставить в гостях заколку, шарфик… невинность, в конце концов, но объясни, как можно уйти без лифчика? И потом, Федор, однажды что-нибудь подобное найдет мама, и тогда у меня, а не у тебя, будут проблемы!
— Все-все-все! — замахал руками Фред. — Извини, пап. Сам лично каждую на выходе буду проверять! — он взялся за ручку двери.
— Подожди, — остановил его отец. — Я хочу с тобой поговорить. Сядь…
Он закурил, прошелся по кабинету.
— Теперь давай серьезно… Да убери ты его куда-нибудь! — взорвался отец. — Еще не хватало о таких вещах разговаривать с лифчиком в руках!
Фред сунул его в карман.
— Да, пап.
Отец присел перед ним на край стола.
— Федор, я вчера говорил с замминистра. Возможно — и я сделаю все, чтобы эта возможность стала реальностью — тебя пошлют на полгода на стажировку в Соединенные Штаты…
— В Америку? — подскочил Фред.
— Да. Я хочу, чтобы ты правильно все понимал. Это не увеселительная прогулка — это первая ступень посвящения. Если все пройдет нормально, ты вернешься, закончишь институт и поедешь туда на работу помощником третьего секретаря посольства. А теперь скажи — хочешь ты этого или нет?
— О чем разговор, пап! — развел руками Фред.
— Я спрашиваю — да или нет? — повысил голос отец. — Подумай и скажи мне, хочешь ли ты этого и готов ли ты сделать все, чтобы это произошло?
— Да.
— Хорошо, — отец снова прошелся по кабинету. — Тогда три условия. Первое — завтра ты снимаешь этот наряд и надеваешь одежду рядового советского гражданина. Потом идешь в парикмахерскую и меняешь этот замечательный кок на идеологически выдержанный полубокс. Второе, — он остановился перед Фредом. — Завтра ты последний раз видишься со своими друзьями!
Фред поднял на него глаза.
— По крайней мере, на эти три месяца до отъезда… Федор, ты едешь в Америку, в логово классового врага. Ты представляешь, как тебя будут проверять? Ты представляешь, сколько завистников дышат тебе в затылок и целятся на твое место? Достаточно одного доноса, одного шепотка — и ты за бортом! Пойми, я не собираюсь на тебя давить, ты сам должен — сейчас, в этом кресле — принять решение… Я в твои годы, в двадцатых, тоже отплясывал чарльстон в нэпманских кабаках. Поверь на слово, вот это ваше брожение туда-сюда по Бродвею, — указал он за окно, — это жалкая пародия на то, что было у нас! Но я вовремя ушел. А те, кто остался — ты понимаешь, что с ними случилось в тридцатые? Детскими болезнями надо болеть в детстве. А в зрелом возрасте они дают тяжелые осложнения… Извини, я говорю циничные вещи, но есть правила игры. Или ты их принимаешь — или иди точить болты на завод!..
— А третье? — спросил Фред.
— Ну, это ерунда. Тебе надо жениться.
— Тоже завтра?
— Нет, конечно… Можно на следующей неделе.
— Кого я найду за неделю? Бетси только…
— Какая Бетси? — заорал отец. — Это должна быть среднестатистическая, правоверная советская жена. Возьми хоть эту… как ее… дочку академика Куприянова. Она со школы смотрит на тебя глазами недоенной коровы.
Фред закатил глаза.
— Только по приговору Верховного суда!
— Да не относись ты к этому так серьезно! — досадливо сказал отец. — Это на уровне костюма и прически. В конце концов, разведешься, двадцатый век на дворе… Хотя мы с твоей мамой неплохо живем, правда?..
Веселая компания стиляг с Фредом во главе стремительным шагом двигалась по Бродвею, рассекая толпу одноцветных граждан. Разом встали, обернулись к витрине с манекенами, скопировали их нелепые позы и унылые лица — и двинулись дальше.
Фред первым вбежал в магазин, следом ввалились остальные, распугивая покупателей. Бетси напялила шляпку котелком с искусственными цветами, Польза жеманно завернулась в чернобурку. Фред провел пальцем, как по клавишам, по плечам одинаковых синих костюмов на километровой штанге, остановился у примерочной кабинки и вскинул руки, призывая ко вниманию. Остальные замерли полукругом.
— Дрын, тебе! — Фред сорвал оранжевый пиджак и бросил ему. — Не позорь мундир!
Тот зарыдал, уткнувшись в пиджак.
— Мэл! — Фред снял длинный галстук, накинул на шею ему и Полли и завязал узлом. — Благословляю, дети мои!.. Боб! — он стянул тугие «дудочки». — Есть повод похудеть!
Он бросил кому-то «трактора» и рубашку, взялся за трусы. Продавщицы завизжали, отворачиваясь. Фред поднял ладони: спокойно, граждане! — подтянул трусы и исчез за ширмой. Тотчас отдернул и важно вышел в синем костюме и шляпе.
Стиляги испуганно ахнули. Дрын повалился без чувств со всего роста, его поймали и поставили. Фред улыбнулся, жестом фокусника поднял шляпу — под ней обнаружился все тот же высокий желтый кок…
Потом он сидел, укутанный под горло белой простыней, в парикмахерской. Стиляги окружили молоденькую парикмахершу — расхватав разнокалиберные кисточки, расчески и ножницы, помогали чем могли. Та, едва сдерживая смех, работала машинкой, срезая желтые волосы. Дрын кропил всех желающих «шипром» из флакона с резиновой грушей, Бетси пудрила из картонной коробки. Пожилая уборщица замахнулась на них шваброй, стиляги с хохотом высыпали на улицу и прилипли к витрине, расплющив о стекло носы и языки.
Наконец благообразный Фред вышел из дверей. Шагнул было к своим — те в ужасе попятились. Еще шаг — и стиляги кинулись бежать от него как от нечистой силы.
— Чуваки! Это я!.. Это я, Фред!.. — помчался он вдогонку, размахивая шляпой…
Они сидели, сдвинув столы, в «Коктейль-холле».
— Фред, жену-то нашел? — спросила Бетси.
— Нет еще… Сегодня у одной на улице спрашиваю: девушка, хотите замуж?
— Ну и что? — спросил Боб. — Согласилась?
— Да, может, и согласилась бы. Не догнал…
— Красивую не бери, — поучительно сказала Полли. — С ней хлопот много — наряды, бирюльки… Ищи что-нибудь попроще, поскромнее.
— Работящую! — посоветовал Дрын. — Чтобы щи варила, капусту солила…
— И политически грамотную, — вставил Боб. — А то на каком-нибудь приеме рот откроет — и нате вам — международный кризис!
— А главное, Фред, — никогда, ни-ко-гда не делай с ней этого… — серьезно сказала Бетси. — Помни: основа ячейки общества — идейная близость. Не оскорбляй советскую женщину низменными инстинктами!