Джонс медлит. Причины, по которым «Альфа» желает видеть его, можно перечислить по пальцам, и ни одна не сулит ему ничего хорошего. Возможно, они хотят вышвырнуть его сами. Или его ждет некая страшная месть, которую они придумывали весь уик-энд.
Но нельзя же увиливать от них вечно. Он выходит из лифта, идет в комнату для совещаний. Ботинки бесшумно ступают по плюшевому ковру. Он нервничает и ничего не может с собой поделать. У самой двери он вытирает ладони о штаны, толкает дверь, входит.
Том Мандрейк прерывается на полуслове, аж зубы лязгают.
– Привет! – говорит Джонс. – Как делишки?
Клаусман смотрит на него из своего гигантского кожаного кресла глубоко запавшими глазами. С пятницы босс состарился лет на десять. Видно, что ему очень хочется двинуть Джонсу под дых.
– Садись, Джонс.
– У меня все нормально, спасибо.
Клаусман пожимает плечами – Джонс в жизни еще не видел такой неудачной попытки изобразить беззаботность. Потом его взгляд уходит куда-то в сторону, и голос подает Ева.
Она сидит не там, где обычно, а в самом конце стола, напротив Клаусмана. Лицо у нее каменное – она, конечно, предупреждала, что при «Альфе» будет вынуждена притворяться, но Джонс с некоторых пор берет под сомнение все, что она говорит.
– Думаю, излишне упоминать о том, как мы разочаровались в тебе.
– Я тоже так думаю.
– Десять лет. Вот сколько проработала эта версия «Зефир холдингс». Вот сколько пота и крови в нее вложено. Ты загубил труды целого десятилетия.
Джонс бросает взгляд на Клаусмана – тот сидит смирно и помалкивает. Ясно, что обвинителем выбрали Еву, но Джонс все равно обращается к Клаусману:
– Вы это серьезно? Вы в самом деле думаете, что «Зефир» был корпоративной Утопией? Ничего подобного. Работать в нем было дерьмово, и успешную компанию он изображал из себя дерьмово. Вы слишком беспардонно измывались над персоналом, а это палка о двух концах. «Зефир» убили вы, собственными руками, а я просто показал вам, что он покойник.
– Ах ты мелочь возникучая, мать твою, – произносит Блейк.
– Блейк, – тихо одергивает Клаусман.
Ева подается вперед, чтобы вернуть себе внимание Джонса. Вид у нее очень серьезный, и Джонс страстно хочет ее даже теперь, зная, что она попросту извлекает из ситуации максимум выгоды для себя.
– Джонс, мы не просили тебя утешать нас. Нам хотелось бы определиться, как действовать дальше. Если просочится информация, что экспериментальная компания «Системы Омега» рухнула, возврата назад уже не будет. Поэтому мы намерены вернуть «Зефир» в норму как можно быстрее. Ипросим, – она указывает взглядом на Клаусмана, – просим, чтобы ты нам посодействовал в этом.
Джонс не может удержаться от смеха.
– Это шутка?
– Тебя персонал определенно послушает.
Он обводит взглядом стол. Лица у всех как на похоронах.
– «Зефир» не вернется обратно. «Зефир» начинает новый проект. Цель его – выяснить, может ли компания быть успешной, не поедая собственных служащих. Вам придется с этим смириться. И перестаньте называть это катастрофой! Допустим – простите, если я подрываю чье-то мировоззрение, – допустим, что «Зефир» будет работать успешно, и при этом в нем будет хорошо работаться.
– О госсподи, – с отвращением цедит Блейк.
– Здесь не дилетанты сидят, Джонс, – говорит Ева. – «Альфа» не просто предполагает,что хорошие условия труда обратно пропорциональны производительности. Мы доказали это. Мы пробовали и так, и так. Пробовали то, что тебе пока еще в голову не приходило, и поэтому знаем точно: самоуправление – плохая идея. В «Зефире» высокая текучесть кадров и низкий моральный дух? Да, верно. Служащие все время жалуются? Да. Стала бы компания успешнее, обратив внимание на эти проблемы? Нет, потому что на этом уровне удовлетворенность персонала не дает повышения производительности. Люди не потому идут в секретари и торговые ассистенты, что им нравится отвечать на звонки. Знаешь, что будет, если позволить им работать меньше за ту же зарплату? Они ухватятся за такую возможность обеими руками. Это не мы, сволочи циничные, в «Альфе» выдумали – это факт. Тебе это может не нравиться и нам тоже, но мы хоть понимаем, что это так, и действуем соответственно. А ты, Джонс, не понимаешь. Ты воспользовался высоким, мо управляемым уровнем неудовлетворенности персонала и устроил этот свой бунт, потому что живешь в фантастическом мире.
– Ну, хватит, – говорит Клаусман. – Джонс, я спрашиваю тебя в первый раз и в последний: ты мне поможешь восстановить «Зефир»?
Атака Евы несколько поколебала Джонса, но он твердо уверен в одном: «Альфе» он помогать не будет. Зачем было звать его сюда – чтобы спросить об этом? Уж Ева-то должна была знать, что на такое он ни за что не пойдет. Клаусман, как видно, отчаянно хочет спасти свое корпоративное дитятко. Или…
Вот оно что. Он смотрит на Еву и чувствует боль в сердце. Ее взгляд тверд – она ждет ответа.
– Нет, – говорит он.
После этого все происходит примерно так, как он ожидал.
Ева поворачивается к Клаусману, разводит руками.
– Дэниел, вы не станете отрицать, что я вам это предсказывала.
– Джонс, бога ради, подумай, что ты творишь… – начинает Блейк, но Ева перебивает:
– Буду откровенна, поскольку обстоятельства того требуют. Во всем этом, Дэниел, виноваты вы сами. Вы давали персоналу слишком много свободы, хотя уровень их недовольства был нам известен. Вы взяли в «Альфу» Джонса. А теперь мы уже три дня только и делаем, что совещаемся. Мне больно говорить это, Дэниел, но «Зефир» перестал быть вашим. Компанию необходимо вернуть, зачинщиков уволить и сделать это необходимо прямо сейчас. А вам, Дэниел, нужно отказаться от своей должности.
Брови потрясенного Клаусмана взлетают вверх.
– Не навсегда, нет. Но сейчас кризис, и наши «Я» должны уступить общему делу. Вы основали эту компанию, Дэниел, но спасать ее придется другим. Это правда, сами знаете. Если бы ответственность за случившееся лежала не на вас, а на ком-то еще, вы бы их уволили в один миг. Не по злобе, не из желания наказать, а потому что этого требуют интересы компании. Того же потребуют от нас инвесторы и наши клиенты. Если они узнают, что мы после этого переворота не предприняли ничего радикального… вы и без меня знаете, что тогда будет. «Альфа» такого не переживет, Дэниел. Поэтому вы должны передать свою власть мне.
– Эй, эй… – вставляет Блейк.
– Вы же знаете, Дэниел, я права.
Блейк. Решения такого рода нельзя принимать во время…
Ева. У тебя уже был шанс, Блейк. В пятницу в пять часов вечера.
Блейк. При чем здесь… ну хорошо, допустим, все получилось не лучшим образом, но нас взяли врасплох, и…
Ева. Да, если ничего не сделать сейчас, то завтра мы будем говорить, что сегодня у нас получилось не лучшим образом. Я люблю вас, Дэниел, и компанию эту люблю. И поэтому так настаиваю. Если вы не желаете признать, что мы в кризисе, я подаю на увольнение.
Блейк. Дешевый трюк.
Ева. Я заявляю это с полной ответственностью.
Блейк. Ну и сука же ты…
– Хорошо, – говорит Клаусман еле слышно, никому не глядя в глаза. Джонсу его почти жаль.
На уходящего Джонса никто и не смотрит – все захвачены сейсмическими сдвигами в районе Дэниела Клаусмана и Евы Джентис. Из коридора он, сам не зная зачем, сворачивает в мониторный зал. Двое техников не обращают на него никакого внимания. Он придвигает себе стул, садится, смотрит на мониторы.
– Не знаю даже, что тебе и сказать. – Это Блейк – он стоит, держась за дверную ручку. Потом подходит ближе, облучая спину Джонса враждебными волнами. – Ева это Ева. Увидела шанс и уцепилась. Я, конечно, надеюсь, что по дороге домой она врежется в столб, но признаю: она меня переиграла. А вот тебя я предупреждал. Говорил, что она за штучка. Но ты не послушал и позволил ей поиметь тебя. Эх ты, дерьмо бесхребетное. Спорим, ты до сих пор думаешь, что она на твоей стороне. Ждешь не дождешься, когда она выйдет оттуда и скажет, что все будет хорошо. Потому ты здесь и торчишь.
– Блейк! – Джонс видит в стеклянной стене отражение Евы. – Я знаю, ты зол и все такое, но не делай так, чтобы мы не могли больше работать вместе, ладно?
Блейк, судя по звуку, прикусывает язык и роняет презрительно:
– Оставляю вас вдвоем.
Ева, закрыв за ним дверь, подходит и приседает перед Джонсом на корточки. Ее сияющая улыбка заражает обоих техников.
– Ну, пошли попьем кофе и обговорим это дело.
Смех, одолевший Джонса без предупреждения, переходит в нечто неконтролируемое, со слезами на глазах и болью в боку. Улыбка Евы немного теряет в блеске.
– Нет, ты просто неподражаема, честное слово!
– Спасибо. Так как насчет…
– Кофе мы пить не будем.
– Вот, значит, как. – Она поднимается.
– То, что ты сказала про увольнения, предназначалось только для «Альфы»? Или нет?
– Джонс, то, что ты сделал, – это прекрасно, но такая компания неработоспособна. Ты до сих пор думаешь, что есть хорошие компании и есть плохие. Мне тебя жаль.
Он смотрит на нее и молчит.
– Хорошо, давай разберемся. Ты мне в самом деле нравишься, я не прикидывалась. Я не корпоративная шлюшка, которая всего добивается с помощью секса. – Джонс снова смеется. – Это серьезно. Посмотри на меня. Ты мне очень дорог. То, что случилось на совещании, к нам с тобой никакого отношения не имеет.
– Еще как имеет. – Ему кажется, что сейчас он заплачет.
– Все было бы гораздо проще, если бы ты помог. Сэкономил бы нам гору работы.
– Если ты уволишь хоть одного человека, я всем расскажу про «Альфу».
– Джонс, – с ангельским терпением говорит она, – это вынудит меня уволить их всех, и только.
– Этого ты не сделаешь.
– Не задумываясь. Все уже готово, остается сделать один телефонный звонок. После того, что ты натворил, будет даже легче начать с нуля. Но лучшим решением, Джонс. – она складывает руки, как на молитве, – было бы просто вернуться назад. Твои друзья сохранят работу, «Альфе» не придется переезжать в другой город. Всем хорошо, все счастливы. Подумай, прошу тебя. Это действительно лучший выход.
– Надо было рассказать им про «Альфу» в ту же секунду, как я сам про нее узнал.
– Джонс, ты вбил себе в голову, что им хочется знать всю правду. Что они тебе спасибо за нее скажут. Не скажут, пойми ты. Они возненавидят тебя. Вот я сейчас говорю тебе правду, а разве ты мне благодарен? Нет, ты сердит, расстроен и, кажется, немного ненавидишь меня. Не хочу тебе угрожать – ты у нас натура эмоциональная и не умеешь мыслить логически, – но если хочешь остаться с этими людьми и дружбе, не говори ничего про «Альфу». И убеди их вернуть на место администрацию.
– Вот, значит, что в моих интересах. Врать. Постоянно врать.
– Именно.
– Где эта кассета на тему этики? – оглядывается Джонс. – Которую вы прокручиваете нервным инвесторам?
– Ну… наверное…
– Шучу.
– Да? – Она улыбается, но ее глаза беспокойно зондируют Джонса. – Вот и хорошо. Это ведь никакая не трагедия, просто бизнес.
Джонс перебарывает подступившие снова слезы.
– Если расскажу про «Альфу», все меня возненавидят и потеряют работу. Если помогу вам, никого не уволят.
Ева колеблется.
– Ну, кое-кого уволить придется. Но об этом мы поговорим после. Я знаю, это жестоко, но когда-нибудь ты поймешь, что этот момент стал огромным шагом в твоей карьере. У меня столько идей на предмет «Альфы»! Пока еще рано говорить, но думаю, что смогу выбить финансы под одну деревушку в Виргинии. Мы построим там город, Джонс. Целый зефирный город, со школой и пешеходной зоной. В каждом доме будет локальная сеть и своя переговорная комната. Мы дадим им все, что они хотят, а взамен они должны будут просто жить в этом городе. Ты совершенно прав, когда говоришь, что мы воруем их личную жизнь. Но в нашем городе всякая разница между работой и домом сотрется: все будут работать двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, не выходя из дома. Понимаешь? Будут работать не потому, что мы их заставляем, а потому, что этим они обеспечивают существование своего города и уровень своей жизни. Из чувства патриотизма к своей компании. – Она крепко сжимает руки, глаза у нее горят. – Ты же видишь, нельзя все обрывать теперь. Нам еще столько предстоит сделать.
– Мне надо подумать, – помолчав, говорит Джонс.
– Да, конечно. Какое-то время у тебя есть. В полдень «Альфа» соберется опять. Приходи, ладно?
Элизабет садится, откидывает назад волосы. Двигает бедрами – у нее ощущение, что они прилипли к столу. Начинает застегивать блузку.
– Что-то невероятное. – Роджер сжимает ее плечо. Она и не глядя знает, что он улыбается во весь рот. – Тебе не кажется?
– Угум. – Она озирается, ища свои трусики.
– Хочу извиниться. Я вел себя препаршиво. Больше занимался политикой, чем тобой. Ты же знаешь, что у нас за контора.
Трусики обнаруживаются на ее левой лодыжке. Она наклоняется, подвинув вбок голову Роджера, и натягивает их.
– Если уж быть до конца честным, то я боялся, – смеется он. – Ты мне, наверное, не веришь, но это правда. Всегда чувствовал, что должен что-то тебе доказать.
Она встает, поправляет юбку.
– Короче говоря, я хочу, чтобы это у нас продолжалось.
Она молча трясет головой.
– В смысле? – моргает он.
– А я не хочу.
– Чего не хочешь – секса?
– Тебя.
– Меня не хочешь?
Она кивает.
– Почему? – Его лицо собирается складками. – В чем дело? Что-то не так?
– Все нормально.
– Тогда почему? Бога ради, чего же ты хочешь?
Элизабет задумывается.
– Огурцов маринованных.
Отдел обслуживания, прыгая по столам и расшвыривая стулья, играет в хоккей. Джонс наблюдает за этим, стоя в дверях. Кто-то налетает на перегородку, опрокидывает штабель папок, наступает на верхнюю, разодрав картон, и несется дальше.
– Джонс! – подлетает счастливый, взволнованный Фредди. – А у нас тут хоккей.
– Вижу.
– Ты чего?
– Мы не для того скинули администрацию, чтобы в игры играть.
– Да перестань. Можно ведь повеселиться хоть для первого дня.
– Фредди! – Мимо них проносится Холли, гоня картонной трубкой резиновый мячик.
– Со временем все уляжется. Ребята у нас хорошие, – виновато говорит Фредди и шпарит за ней.
В клетушке бывшего отдела продаж нет никого. Джонс садится, опускает голову на руки.
Он думал, что невозможно будет уговорить людей вернуть свергнутую администрацию. Теперь ему это кажется неизбежным. Это не учреждение, а балаган, Ева права. Рано или поздно они сами это поймут. Увидят, что все перестали работать, и смекнут, что это означает.
– Привет.
Джонс поднимает голову. Это Алекс Домини, нанятый им для восстановления локальной сети, с пачкой каких-то – Глупо, – комментирует Джонс. – Клаусман никогда не стал бы нас сюда загонять. А вдруг ввалится кто-нибудь посторонний?
Ева в сомнениях.
– Мона, может, заклинишь дверь стулом?
– Я? – пугается та. – Ладно, попробую…
– У нас для этого есть прекрасная комната на тринадцатом этаже.
– Джонс, заткнись, бога ради.
– Как ни противно мне соглашаться с этим Иудой, Ева… – вставляет Блейк.
Она хлопает рукой по столу. Все подскакивают.
– Совещание проведем здесь. Начинаем.
Проходя мимо своего стола, Фредди замечает что-то странное на экране компьютера. Притормаживает, смотрит внимательнее. За последние месяцы он привык видеть там среди прочих значков маленький монитор, перечеркнутый красным крестиком. Теперь эту пиктограмму сменил желтый воздушный шарик и надпись:
– Эй, – окликает Холли, – я думала, ты мне кофе пошел налить.
– Глянь-ка сюда. – Фредди берется за «мышь», чтобы открыть почту, но тут на экране появляется новое окно. Надпись ВВОД сменяется сообщением ГОТОВО, а затем…