— Больше не могу. Спина болит, живот вздулся, пальто жутко жмет. — В ее голосе слышалось отчаяние.
Она яростно расстегнула пальто, и Ланарк удивленно уставился на нее. Прежде платье свисало с нее, как с вешалки, теперь же живот подпирал грудь, а янтарный бархат обтягивал его, как оболочка воздушного шара. Взволнованная какой-то мыслью, Рима опустила взгляд и проговорила слабым голосом:
— Дай мне руку.
Испуганно вглядываясь в Ланарка, она прижала его ладонь к низу своего живота. Он открыл было рот, чтобы сказать: «Я ничего не чувствую», но тут ощутил сквозь плотную стенку странные слабые биения.
— Там кто-то есть.
Рима истерически вскрикнула:
— У меня будет ребенок!
Ланарк широко открыл глаза, она ответила обвиняющим взглядом. Он старался остаться серьезным, но не смог. По его лицу расползлась широкая счастливая улыбка.
— Ты рад! — оскалившись, взвизгнула она. — Рад!
— Прости, ничего не могу с собой поделать. Низким напряженным голосом она проговорила:
— Как ты, наверное, меня ненавидишь…
— Я тебя люблю!
— …Ухмыляешься, узнав, что мне предстоят жуткие муки, что у меня разверзнется живот и я, быть может, умру…
— Ты не умрешь!
— …на краю треклятой автострады, без единого треклятого доктора на треклятом горизонте.
— Мы успеем добраться в Унтанк!
— Откуда ты знаешь?
— А если не успеем, я о тебе позабочусь. Роды — процесс естественный. Обычно.
Рима опустилась на колени в траву, спрятала лицо в ладони и истерически зарыдала, на Ланарка же напал безудержный смех, поскольку он почувствовал себя свободным от ноши, которую, сам о том не подозревая, нес на себе всю жизнь. Потом, устыдившись, он тоже встал на колени и обнял Риму. Она не сопротивлялась. Они простояли так долгое время.
Глава 34
Перекрестки
Когда Ланарк снова посмотрел на небо, по нему плыл полумесяц.
— Рима, нам нельзя застревать на месте.
Рима встала, и они с Ланарком пошли, взявшись за руки. Она жалобно проговорила:
— Нехорошо было с твоей стороны радоваться.
— Не тревожься, Рима. Слушай, когда Нэн была беременна, ей не на кого было надеяться, но она хотела ребенка и благополучно родила.
— Хватит сравнивать меня с другими женщинами. Нэн дурочка. Кроме того, она любила Сладдена. А это совсем другое дело.
Ланарк встал как вкопанный.
— Ты меня не любишь?
Рима нетерпеливо отозвалась:
— Ты мне нравишься, Ланарк, и конечно, я тебе доверяю, но надеяться на тебя трудно, так ведь?
Прижав к груди стиснутый кулак, Ланарк уставился в пространство. Он потерял силы и чувствовал себя совершенно опустошенным.
Внезапно лицо Римы оживилось. Она указала:
— Гляди!
Впереди, в полусотне ярдов, стояла у обочины автоцистерна, рядом с нею — мужчина, который, судя по всему, мочился на землю между колес. Рима предложила:
— Попроси, пусть он нас подвезет.
Ланарк не находил в себе силы двинуться с места.
— Я не люблю одалживаться у посторонних.
— Вот как? Тогда я попрошу.
С криком «Извините, можно вас на минуточку?» она кинулась к автоцистерне.
Водитель, застегивая ширинку, обернулся к ним. На нем была кожаная куртка и джинсы. Это оказался рыжеволосый, коротко стриженный молодой человек; он смерил Риму с Ланарком пустым взглядом. Рима сказала:
— Простите, не могли бы вы меня подвезти? Я ужасно устала.
Ланарк вставил:
— Мы хотим добраться до Унтанка.
— Я еду в Имбер.
Водитель смотрел на Риму. Капюшон свалился ей на спину, бледно-золотистые волосы падали на плечи, наполовину скрывая широкую улыбку. Пальто распахнулось, круглый живот натягивал короткое платье, обнажая ноги намного выше колен. Водитель добавил:
— Правда, Имбер от Унтанка в двух шагах…
Рима спросила:
— Можно сесть?
— Конечно, если хотите.
Он подошел к кабине, открыл дверцу, забрался внутрь и протянул Риме руку. «Я помогу», — пробормотал Ланарк, но Рима взялась за руку водителя, ступила на втулку колеса и скрылась прежде, чем Ланарк успел ее коснуться. Вскарабкавшись вслед за нею, Ланарк закрыл за собой дверцу. Кабина, жаркая, скудно освещенная и пропахшая бензином, была поделена на две части двигателем, толщины не меньшей, чем круп лошади. Трясущийся механизм был накрыт клетчатым пледом, в дальнем конце сидел водитель. Ланарк предложил Риме:
— Давай я сяду посередине.
Но она взгромоздилась на плед.
— Нет, это мое место.
— Как бы от вибрации… чего не вышло.
Рима усмехнулась:
— Ничего не случится. Это хорошая вибрация.
Водитель вставил:
— Я всегда сажаю цыпочек на двигатель. Это их разогревает.
Он сунул в рот две сигареты, закурил и протянул одну Риме. Ланарк мрачно застыл на другом сиденье. Водитель спросил:
— Ну как, нормально?
Рима кивнула:
— Да, вы очень добры.
Водитель выключил свет и нажал на газ.
Разговаривать вполголоса стало невозможно: приходилось перекрикивать двигатель.
— На капустное поле? — услышал Ланарк вопль водителя.
— Вы очень наблюдательны.
— Удивительно, как некоторые цыпочки умудряются и с животом выглядеть сексуально. Зачем вас понесло в Унтанк?
— Мой бойфренд хочет там работать.
— А чем он занимается?
— Он живописец — художник.
Ланарк завопил:
— Я не живописец!
— Ах, художник? А обнаженку он рисует?
— Я не художник!
Рима подтвердила со смехом:
— Да-да. Обнаженку он очень даже любит.
— Держу пари, я догадаюсь, кто его любимая модель.
Ланарк хмуро уставился в окно. Веселость, пришедшая на смену истерическому отчаянию Римы, настораживала его еще больше, так как он не понимал, чем она вызвана. С другой стороны, хорошо было думать, что с каждым мигом приближаешься к Унтанку. Из мчавшегося грузовика луна виделась иначе: ее тонкий серп неподвижно стоял чуть выше горизонта, внушая приятную уверенность, что время замедлилось. «Давай, дай это ему!» — услышал Ланарк громкий возглас водителя, и Рима сунула ему в руку какой-то пухлый предмет. Водитель крикнул:
— Сосчитай, что там есть, — считай давай!
Предмет оказался бумажником. Ланарк яростно швырнул его обратно через ноги Римы. Водитель взял бумажник в одну руку и проревел:
— Две сотни фунтов! За четыре дня работы. Все время перерабатываю, но существо хорошо платит за сверхурочные. Даю половину, если нарисуешь свою девушку голой, идет?
— Я не художник, и нам нужно в Унтанк.
— Брось, что ты там забыл! Имбер — вот место что надо. Яркие огни, стрип-клубы, шведский массаж, работы для художника — по горло и выше. В Имбере для каждого найдется дело. Я вам там все покажу.
— Я не художник!
— Берите, ребята, еще по сигарете и зажгите одну для меня. Беря сигаретную пачку, Рима крикнула:
— Ты в самом деле можешь себе это позволить?
— Вы видели мой бумажник. Я могу себе позволить все, что захочу, так?
— Вот бы мой бойфренд был хоть немного на тебя похож!
— Я такой человек: если чего захочу, то не забочусь, во что это обойдется. Плевать на последствия. Один раз ведь живешь, верно? Поехали в Имбер.
Рима крикнула со смехом:
— Я тоже отчасти такая!
Ланарк взревел:
— Мы едем в Унтанк! — но водитель и Рима словно бы его не слышали.
Покусывая суставы пальцев, он опять отвернулся к окну. С обеих сторон стремительно неслись потоки легковых машин и грузовиков, с загадочными трафаретными надписями: КВАНТУМ, ВОЛСТАТ, КОРТЕКСИН, АЛГОЛАГНИКС. Водителю как будто нравилось демонстрировать свою удаль, обгоняя их. Ланарк гадал, когда будет поворот на Унтанк и удастся ли уговорить водителя там остановиться. И еще: если машина остановится, ему придется выйти первым, поскольку он сидит ближе к дверце. Что, если водитель увезет Риму? Может, она только об этом и мечтает. Она вроде бы вполне счастлива. Ланарк задумался, не сошла ли она с ума из-за беременности и утомления. Он и сам был вконец измотан. Перед тем как он уснул, его последней отчетливой мыслью было: что бы ни случилось, ни в коем случае нельзя заснуть.
Проснувшись, Ланарк поразился окружавшей его тишине и не сразу понял, где находится. Грузовик стоял на обочине, и в кабине, справа от Ланарка, шел спор. Водитель рявкнул со злостью:
— Тогда выкатывайся!
Рима спросила:
— Но почему?
— Оглянуться не успеешь, а ты уже передумала, так?
— Насчет чего?
— Выкатывайся! Я вас, сучек, насквозь вижу.
Ланарк проворно распахнул дверцу:
— Да, мы выходим. Спасибо, что подбросили.
— Ты бы поберегся, приятель. С ней, того и гляди, попадешь в беду.
Ланарк выбрался на обочину и помог выйти Риме. Дверца захлопнулась, и автоцистерна с грохотом умчалась, превратившись в огонек среди других отдаленных огней. Рима сказала, хихикнув:
— Ну и чудила. Похоже, он не на шутку расстроился.
— Ничего удивительного.
— О чем это ты?
— Ты с ним заигрывала, и он принял это всерьез.
— Я не заигрывала. Я старалась быть вежливой. Он лихач.
— Как чувствует себя малютка?
Рима вспыхнула.
— Ни на минуту не дашь мне об этом забыть, да?
Она быстро зашагала вперед.
Дорога шла между двумя широкими плоскими насыпями. Внезапно Рима спросила:
— Ланарк, ты заметил, что транспорт движется не так, как раньше? Только в одну сторону.
— А раньше в обе?
— Конечно. Всего-то минуту назад. Что это за шум?
Оба прислушались. Ланарк отозвался:
— Гром, наверное. Или самолет.
— Нет, это приветственные крики толпы.
— Пойдем вперед, там узнаем.
Впереди явно творилось что-то странное: на горизонте собирались огоньки. Насыпи сделались круче, и дорога превратилась в подобие ущелья. Обочина представляла собой полосу травы вдоль темного обрыва, по верху которого рос густой плющ. Сзади завывали сирены, полицейские машины мчались туда, где горели огни и слышался шум. Зарево, казалось, перегораживало путь, и на подступах к нему машины притормаживали. Вскоре Рима и Ланарк увидели большой хвост из грузовиков и автоцистерн. Водители стояли на обочине и переговаривались с помощью криков и жестов, потому что грохот с каждым шагом усиливался. Ланарк с Римой миновали еще один дорожный знак:
и Рима наконец остановилась, зажимая ладонями уши и мимикой показывая, что дальше не пойдет. Ланарк сердито нахмурился, но в таком шуме думать было невозможно. Он напоминал звериный или даже человеческий крик, но только машины могли произвести это оглушительное урчанье и воркотанье, вопли, вздохи, рев, клекот, визг, брюзжанье, жалобы. Звук переместился под землю, которая мучительно задрожала у них под ногами. По-прежнему зажимая уши, Рима повернулась и припустила обратно; Ланарк, чуть помедлив, охотно последовал за нею.
К очереди пристроилось еще множество машин, водители которых стояли на дороге, поскольку грузовики давали убежище от шума. Молодой полисмен с фонарем обращался к группе водителей, и Ланарк потянул Риму за рукав, предлагая остановиться и послушать. Полисмен говорил:
— На повороте на Унтанк автоцистерна врезалась в грузовик, перевозящий груз от «Алголагникса». Никогда ничего подобного не видел: нервная сеть, раскиданная по полосам, словно здесь играли в футбол мячами, наполненными кровью. И так отчаянно визжит, что вот-вот раскрошится асфальт. Известили совет, но когда они разберутся с этим месивом, одному богу известно. Понадобятся дни, а может, и недели. Если вам нужно в Имбер, то поезжайте кругом, через Нью-Камбернолд. А если в Унтанк, то попрощайтесь с этой мыслью. Кто-то задал вопрос о водителях.
— Откуда мне знать? Если им повезло, то погибли при столкновении. Без защитной одежды ближе чем на шестьдесят метров туда не подойти.
Полицейский пошел прочь, но Ланарк тронул его за плечо:
— Можно с вами поговорить?
Посветив им в лица фонарем, полицейский резко спросил:
— Что это у вас на лбу?
— Отпечаток большого пальца.
— Что ж, чем могу помочь, сэр? Давайте быстрей, мы сейчас очень заняты.
— Мы с этой леди направлялись в Унтанк…
— Не может быть и речи, сэр. Дорога перекрыта.
— Но мы идем пешком. Можем и в обход.
— Пешком?
Полицейский потер себе подбородок и наконец сказал:
— Существует старый пешеходный тоннель. Он не используется уже несколько лет, но, насколько мне известно, официально считается действующим. То есть не заколочен досками.
Полицейский повел их по траве к темному пятну на стене обрыва. Оказалось, что это прямоугольная дверь, в восемь футов высотой, полускрытая тяжелыми гирляндами плюща. Полисмен посветил внутрь фонарем. Пол, занесенный опавшей листвой, наклонно уходил в темноту. Рима заявила твердо:
— Я туда не пойду.
Ланарк спросил:
— Не знаете, какой он длины?
— Не могу сказать, сэр. Подождите минутку.
Лучом фонаря полисмен исследовал стенку около входа и обнаружил потускневшую надпись:
_ЕШЕХОДНЫЙ ПЕРЕ_ОД
УНТАНК _00 _ЕТРОВ
— Тоннели с такими входами очень длинными не бывают. Жаль, освещение не работает.
— Не могли бы вы одолжить мне ваш фонарь? Свой фонарь мы потеряли, а Рима — эта леди, — как видите, беременна.
— Простите, сэр, не могу.
Рима вмешалась:
— Не стоит это и обсуждать. Я отказываюсь туда идти.
— Тогда вам придется просить, чтобы кто-нибудь подвез вас в Нью-Камбернолд.
Полицейский пошел прочь. Ланарк терпеливо начал:
— Послушай, будем благоразумны. По тоннелю мы доберемся до Унтанка за четверть часа, а может, и быстрее. Там нет освещения, но есть перила, так что мы не заблудимся. До Нью-Камбернолда, быть может, не один час пути, а я хочу как можно скорее доставить тебя в больницу.
— Ненавижу темноту, ненавижу больницы и никуда не пойду!
— В темноте нет ничего плохого. В жизни я сталкивался с несколькими ужасными вещами, и каждый раз это было либо при солнечном свете, либо в хорошо освещенной комнате.
— А притворяешься, что тебе хочется солнечного света!
— Хочется, но не потому, что я боюсь его противоположности.
— Как ты мудр. Как храбр. Велик духом. И никуда не годен.
Отчаянно пререкаясь, они, чтобы спрятаться от шума, вошли в отверстие тоннеля. Внезапно Ланарк смолк, указал в темноту и шепнул:
— Смотри, выход!
Глаза уже привыкли к темноте, и Ланарк с Римой различали в самом низу крохотный, слабо светившийся прямоугольник. Внезапно Рима схватилась за перила и стала спускаться. Ланарк догнал ее и молча взял за руку, боясь неловким словом поколебать ее решимость.
Гул за спиной постепенно смолк, шелест палой листвы под ногами тоже прекратился. Кончился и спуск. Сделалось прохладно а затем и холодно. Ланарк не сводил взгляда с тусклого прямоугольника.
— Рима, ты не отпускала перила?
— Конечно, нет.
— Странно. Когда мы входили в тоннель, огонек был виден строго по центру. И теперь он слева.
Они остановились. Ланарк продолжил:
— Думаю, мы обходим какое-то открытое пространство, вроде зала.
Рима прошептала:
— Что же нам делать?
— Шагать прямиком к свету. Можешь застегнуть пальто?
— Нет.
— Нам нужно поскорее выбраться к теплу. Пошли. Пройдем посередине.
— А что, если… что, если там яма?
— Кто же строит пешеходный переход с ямой в середине? Бросай перила.
Они осторожно двинулись к светлому пятну, но тут Ланарк почувствовал, что скользит вниз, и с криком выпустил руку Римы. Он так сильно стукнулся головой и плечами о какую-то плотную, похожую на металл поверхность, что несколько секунд лежал на ней оглушенный. Но хуже боли от падения был обжигающий холод. Руки и лицо так хватило морозом, что у Ланарка из глаз брызнули слезы. Он простонал: