-- Меня родители пилят второй день, - сказала Инна, проходя в маленькую пустую комнату при входе, где Галя тут же зажгла лампочку в голубоватом темном абажуре, оставлявшую темным далекий потолок. - Слышишь? Зачем ты им сказала? Мама чуть не плачет. Я так чувствую, что мне придется соглашаться, - добавила она мрачно.
-- Ах ты, несчастье какое, - сказала Галя иронично. - В кои то веки будешь получать, как человек.
-- Ну да, диссертацию бросить и в продавщицы податься, - сказала Инна, рассеянно оглядывая высокие стены. - Для этого я высшее образование получала. К тому же не могу я в коммерческих фирмах работать. Там надо с начальством спать, а я этого не люблю.
У Гали на лице ясно отразилась некая мысль, которую она силой удержала при себе, но по одному взгляду можно было прочесть ее мнение о том, что пришлось бы долго искать такое смелое начальство.
-- Не надо, - ответила она, обращаясь к собеседнице, как обращаются к людям, которых не хотят волновать. - Ты же не к бандюкам пойдешь, а к приличным людям. Я их знаю. Не будет там тебя никто соблазнять. Хочешь у метро пирожками торговать, в памперс писать? Это редкость, что там кого берут... они б и не взяли, но там несчастье - сотрудник погиб...
-- Застрелили? - живо поинтересовалась Инна с оттенком даже какой-то радости.
-- Почему застрелили, - сказала Галя оторопело. - Он в машине разбился. Ехал пьяный...
Инна недоверчиво поморщилась.
-- Ну вот. На место покойника...
Галя фыркнула.
-- Нет, вы видели. Можно подумать, ее в чумной барак ведут. Я в роддоме лежала на койке, где передо мной какая-то баба умерла, и ничего - не жужжу. Жизни ты не бачила, родная. Померяй лучше, ты ж не в таком виде туда пойдешь, - она вытряхнула из пакета темно-красный юбочный костюм из какой-то полиэтиленовой ткани и ярко-желтый шейный платок. Инна даже слегка вздрогнула от неожиданно вспыхнувших на невзрачной клетчатой диванной попонке цветастых пятен.
-- Ну что ж я, попугай? - сказала она недоуменно.
-- Слушай, - сказала Галя решительно. - Ты там совсем отстала. Одевай и не спорь!
Инна покорно подняла пиджак, держа его двумя пальцами, и несколько боязливо засунула туда руку, словно там сидел кто-то, кто мог укусить. Пока она одевалась, Галя приговаривала: - Будет она там киснуть, даже твой научный руководитель ушел телефонами торговать, ты ж сама говорила.
-- АОНами, - поправила Инна.
-- АОНами, какая разница...
-- Нам зарплату обещали повысить, - сказала Инна.
-- На два рубля?
-- Нет, ну государство же должно нас обеспечить...
-- Должно! Но не обязано. Много ты видала с этого государства? Повернись, - она с видом раздумья подняла одну бровь. - Прическу надо будет сделать.
-- Зачем? - запротестовала Инна. - Сама же говоришь, там ни с кем спать не надо.
-- Не надо. Но настроение людям портить своим видом тоже не надо. Люди там евроремонт сделали, мебель хорошую купили, картины повесили, и тут ты будешь отсвечивать своей неяркой красотой. Не спорь! И волосы покрасить. (Чем... - начала было Инна.) Чем хочешь. Хоть марганцовкой, хоть чаем... хоть йодом. Хоть краской акварельной. Иди, посмотри на себя в зеркало.
Она вытолкнула Инну в коридор. В коридоре тем временем появились какие-то люди, они здоровались с Галей так, будто хорошо ее знали. Пока они вертелись перед зеркалом, вошел, отряхиваясь, какой-то человек с быстрыми движениями и желтоватым лицом и сразу закричал вглубь коридора:
-- Миша, мне доверенность должны подвезти, я твой телефон дал! Мне звонить будут! - и обратился к Гале. - А, Галка, привет! А я машину купил. Пошли, обмоем. (Сережа! - приветственно закричал ему кто-то из комнаты). Угадай, какая.
-- Я машины только по цвету смотрю, Сереж, - виновато сказала Галя. - Я до сих пор еще Жигули от Москвича не отличаю.
-- Серая, металик! - сказал Сережа. - Зверь! (На спине с двумя горбами и с аршинными ушами, - меланхолично подсказали из комнаты). Да сам ты с ушами!
-- Переоденешься, подходи, - сказала Галя Инне и пошла вместе с Сережей в другую комнату, побольше. Там уже были трое мужчин и две девушки. Над столом с пивными бутылками, сушеным снетком и еще какой-то вяленой рыбой витал удушливый запах - девушка поджаривала рыбий пузырь на зажигалке, которую ей галантно держал один из молодых людей.
-- Она бензином будет пахнуть, - сказал другой. - На свечке лучше.
Разговор, видимо, шел на тему отмечаемого события - об автомобилях.
-- Я тут как-то еду в туннеле под Ленинградкой, - рассказывал большой, как шкаф, мужчина, который сидел дальше всех, у окна. - Скорость километров сто двадцать. И смотрю - в левом ряду бульдозер стоит. Ни знаков, ничего. И эти гады, продавцы полосатых палочек, хоть бы почесались, как не надо, так они из каждого куста вылезают...
Перед Галей поставили стакан и налили туда пива, но не успела она протянуть к нему руку, как в кармане запиликало.
-- У кого пейджер? - спросил Сережа, но Галя уже схватилась за карман и выхватила устройство, поспешно поднося его к свету. Сообщение гласило:
"Галя, я люблю всех твоих родственников до седьмого колена, открой серверную".
-- Ооо... - простонала Галя с ужасом, и пейджер тут же запищал снова.
"Галя, я люблю всех твоих родственников до седьмого колена, открой серверную".
-- Телефон, - закричала Галя, метнулась к телефону, стала, ворочая диском, набирать какой-то номер, но адресат не откликался, и Галя бросилась в коридор.
-- Подожди меня, - сказала она Инне, как раз принявшей свой привычный облик. - Мне придется на работу сбегать. Я сейчас вернусь! Я быстро, одна нога здесь...
-- А что случилось? - спросила Инна удивленно, глядя, как быстро Галя натягивает сапоги.
-- Генеральный, - пояснила Инна. - Он в серверной заперт. Наверное, опять напился и там заснул. Я дежурной звоню - не отвечает, зараза, где-то лазает. Алкаш чертов... Я сейчас быстро.
-- Ты мимо метро пойдешь? - крикнул один из молодых людей. Возьми мне там мороженое. Там в ларьке хорошее... Крем-брюле возьми.
-- Ненормальный, - сказал ему Сережа. - На улице минус, ему мороженое.
-- А что ж, если минус, теперь мороженое не есть?..
Галя не слушала, она быстро застегивала пальто. В этот момент раздался звонок.
-- Сейчас, сейчас, - пробормотала Галя, открывая дверь. Вошел мокрый Виталик, держа под мышкой пакет с колбасой.
-- Добрый вечер, - сказал он, вежливо улыбнувшись. Галю он без синий шапочки после мимолетной встречи на улице не узнал, впрочем, она его тоже. - Михаил дома?
-- Кажется, был, - проговорила Галя, посмотрев на него внимательно и замедлив темп действий.
-- Спасибо, - проговорил Виталик, снял пуховик, повесил на вешалку поверх других пальто, отряхнул ботинки, еще раз улыбнулся Гале, заметив произведенное им впечатление, и отправился в глубину квартиры, негромко зовя: - Хозяин, где ты есть?..
-- Ты чего? - спросила Инна, тоже заметив, что Галя вдруг перестала торопиться.
-- Да нет, - сказала Галя, проводив Виталикову спину. - Странно, он вошел, а мне сейчас вдруг детство вспомнилось. Как мы на даче... Лето, светло, у нас яблоками пахнет, и дедушка жив... Что-то похожее... Ладно, - она встряхнулась. - Ты не уходи без меня!
Она опрометью бросилась на лестницу. Тем временем Виталик обнаружил хозяина квартиры, вытащил из теплой компании, привел на темную кухню и хорошо ориентированным в этом чужом пространстве жестом включил маленький ночник на стенке.
-- Ты бы хоть ботинки снял, - проворчал Миша недовольно. - Тапки есть.
-- Нет уж, - сказал Виталик, подойдя к окну с широким подоконником. - Свои тапки носи сам. Публики у тебя много бывает, грибок еще какой подхватишь, так что, за океан твою заразу везти... Мне сейчас болеть нельзя. Я тебе колбасы принес - хотя, я гляжу, тебя сердобольные души уже накормили?
-- Потом пол после тебя мыть, - продолжал бурчать Миша.
-- Ну и мой, - сказал Виталик. - Что тебе еще делать? Полезным трудом займешься. Мускулы атрофируются, а так хоть занятие какое-то будет. А то скоро говорить разучишься, - он засунул руку в треугольный воротник пуловера, к рубашечному карману, и вытащил тонкую пачку, обернутую бумагой. - Пятьсот баксов. Пересчитай.
-- Пять сушеных президентов, - проговорил Миша, разглядывая бумажки и пряча в брюки. - Едешь-то скоро?
-- Не знаю, - сказал Виталик. - Еще не определилось... Надо еще чтобы родители успокоились, привыкли... Понимаешь. Да и вообще, дел много, - он сел на табуретку и заглянул в окно, на угол гаражей и мокрые деревья, опушенные роскошной снеговой белизной. - Я посижу немного, отдохну.
-- Поди пивка попей, - посоветовал Миша. - Ребята собрались, Серега машину купил. Трещит без умолку.
Виталик покачал головой.
-- Не хочу сейчас пива. Устал. Весь день по делам бегал. Свободный день выдался, представляешь? Прихожу сегодня на работу, а мои уроды говорят: шеф велел компьютеры не включать. Ну, велел и ладно. Я не включаю. Может, он какой глубокий смысл в это вкладывал. А потом выясняется, что это помощник младшего охранника прочел в газете "Московский комсомолец", что в компьютерах появился новый вирус, вот шеф и приказал. Ну, вирус так вирус. Я и свалил на радостях. Завтра им Касперского принесу, а сегодня весь день свободный... В кои то веки такое счастье.
-- У меня все дни свободные, - сказал Миша слегка вызывающе.
-- Сплюнь, - сказал Виталик и слабо пошевелил рукой, лежащей на подоконнике, намечая намерение постучать по дереву от сглаза. - Чего стоят твои свободные дни. Сидишь тут в четырех стенах, до того уже дошел, что пенсионерка нищая тебя супчиком кормит. Ты ей хоть помог чем? Вот сгорит твоя хваленая дача в Малаховке, что ты тогда делать будешь, ты работать-то уже не умеешь. Да и не умел никогда.
-- А я никому не мешаю, - сказал Миша обиженно. - Хочу не выходить, и не выхожу. Нравится мне так! Спасибо родителям покойным, я наконец могу делать, что хочу. Ты сам едешь черте куда, я ж тебе ничего не говорю. Ну, езжай, езжай. Будешь там пиво из пакета пить. А шампанское - из вазочек для варенья.
-- Почему из пакета? - спросил Виталик непонимающе.
-- А говорят, в Америке бутылки нельзя по улицам носить. Только в пакете.
Виталик пожал плечами.
-- Я, знаешь ли, могу вообще без пива обойтись, - сказал он. - Я работать еду, а не на диване лежать и не задницу лизать уголовникам.
Миша немного помолчал.
-- Тебе здесь жениться надо, - посоветовал он. - В Америке с этим делом туго, там бабы ненормальные.
Виталик задумчиво покивал головой, как будто вообще не слушал, что говорил ему Миша.
-- Да это есть... - сказал он. - Ну, где ж я тебе сейчас женюсь. Да и на ком? У тебя тут народ шастает, нет подходящей кандидатуры? Вот, кстати, сейчас какая-то светленькая была в коридоре...
-- Эта тебе не покатит, - сказал Миша авторитетно. - Она с прицепом, у нее дочке четыре года. Вот там скорее сестра при ней, та может быть - одинокая, и аспирантка вроде, там зарабатывать может, карьеру, глядишь, сделает.
Виталик фыркнул.
-- Это пугало огородное? Ты ее видел при свете-то?
Миша развел руками.
-- Нет некрасивых женщин, знаешь ли...
-- Ну, я столько не выпью, - сказал Виталик, движением кисти отметая даже возможность такой мысли. - А в комнате я там видел, костикова... Скучную ты публику собираешь, Мишк, ей-богу. Ты бы нарезал колбасы, тебя все жаба душит, а я ж тоже есть хочу.
Пока они в полутемноте шуршали бумагой, раздался звонок в дверь, и Сережа выскочил из комнаты, прокричав в сторону кухни: - Это ко мне, это доверенность привезли, я открою!
Распахнув входную дверь, он замер, наткнувшись, словно на преграду, на спокойный, насмешливый и несколько наступательный взгляд неподвижно стоящей за дверью женщины. Женщина была далеко в среднем возрасте, небольшого роста, с круглым лицом и гладкой черноволосой прической, открывающей лоб. На ее плечах небрежно лежала длинная, почти до пят, норковая шуба, оставляя открытой ее коренастую фигуру в простом черном платье. На ногах были туфли, не тронутые снегопадом. Общее впечатление необычности не портили даже золотые корундовые сережки - кондовый ширпотреб советского ювелирпрома - красными огоньками горевшие в мочках ушей. Сережа сперва открыл рот от неожиданности открывшегося ему зрелища, а затем пролепетал: - Эээ... проходите, пожалуйста.
Женщина переступила порог, весело посмотрела Сергею в лицо, потом бегло скользнула взглядом по бумаге в прозрачной пластиковой папке, которую держала в руке.
-- Сергей Александрович? - спросила она отчетливо.
-- Да, да, это я. Вы проходите пожалуйста, - говорил Сергей. - Вы... знаете что... вы водку пьете?
Женщина рассмеялась, нисколько не удивившись.
-- Пью, чего ж не пить, - сказала она и протянула ему папку, положив верхний край ему на плечо, и закончив прокурорским голосом. - Доверенность проверьте.
-- Сейчас, - проговорил Сергей, мельком заглядывая в доверенность и тут же, судорожно поискав вокруг глазами свободное место, отложил ее на галошницу. - Вы проходите. Мы как раз сейчас машину обмываем. Знаете... за одно колесо, за второе... Не обмоешь, ездить не будет. Примета такая. Вы сами не за рулем?
-- Нет, я с водителем, - сказала женщина равнодушно. - Он ждет.
-- На минуту, - настаивал Сергей. - Одну рюмочку. Ездить не будет, в аварию попаду, кого винить тогда? Не шутите святыми вещами. Вас как зовут?
Женщина продолжала спокойно стоять на месте и смотреть веселыми глазами.
-- Людмила Павловна, - сказала она.
-- Отлично, Людмила. Я Сергей. Да, - он суетливо махнул рукой, - вы же знаете. Проходите, водитель отдохнет пока. Он же тоже человек. Вести ему, наверное, в такую погоду трудно...
Не дрогнув ни единым мускулом лица, женщина рассмеялась одними глазами, сделала какое-то змеиное движение изнутри шубы, и шуба плавно поползла вниз. Сергей поспешил подхватить ее и повесить на вешалку, совмещая поспешность избавления от лишней вещи и одновременно демонстрацию бережного с ней обращения, декларативно распространяемого и на вещи хозяйки. Людмила Павловна приподняла каблук, проверяя, не пачкают ли туфли, выпрямилась и, не дожидаясь подсказок, куда идти, направилась именно в ту комнату, откуда раздавался шум застолья. Сергей побежал за ней следом.
-- Там кто-то пришел, - сказал Виталик, обращая Мишино внимание на то, что происходило за пределами полуосвещенной кухни.
-- Там все время кто-то приходит, - сказал Миша зло, оборачиваясь на яркий прямоугольник дверного проема. - Приходят, приглашают, кого хотят. Ладно вечером еще. А то еще по утрам продолжение. Николай Васильевич тут как-то изволили сильно набраться на ночь глядя, поздно пошли, загремели в обезьянник. У нас тут срочники ходят, им все равно, кого брать. Утром звонок. Открываю, стоит на пороге Коля, рожа бурая, каменная, на меня не смотрит, молча идет мимо. Идет, идет на автомате, проходит к моему холодильнику, лезет внутрь, достает банку пива - моего пива, между прочим - открывает зубами, выпивает половину, розовеет, выдыхает и говорит: "Ну, здравствуй, Миша". Вот прямо так и открыл - зубами.
-- Скажи спасибо, - сказал Виталик. - Ты нужен еще кому-то. (Не я, а квартира, - заметил Миша). Да ладно, квартир много, приходят-то к тебе. Я сейчас уеду, и никто ко мне по утрам не будет приходить, и банки зубами открывать не будет.
-- Ох ты сиротинушка, - сказал Миша. - Ну не едь, кто тебе велит.
-- Нет уж, поеду. Я тебя держу? - поинтересовался Виталик. - Иди к ребятам. Я посижу и пойду. Не съем тут у тебя ничего, батон хлеба не вынесу под полой.
Миша ухмыльнулся, показав неровные зубы.
-- А у меня и нет его. Да, - он нахмурился. - Ты про меня никому ничего не говорил?
-- В каком смысле? - спросил Виталик.
-- Нет, ну вообще: никому про меня ничего не говорил?