Рассказывал коше-бий. Однажды я присутствовал на тое, устроенном по случаю совершения бракосочетания сына одного моего знакомого с его невестой.
Во время бет-ашара,[30] имевшего место быть при большом стечении толпы родственников и знакомых новобрачных, взгляд мой остановился не на лице невесты, а на личности другой женщины. Личность эта показалась мне чем-то знакомой и примечательной, но я в течение долгого периода времени никак не мог ее опознать. Женщина эта располагалась отдельно от основной массы гостей, и если кто-то, проходя, оказывался в непосредственной близости от нее, то она отодвигалась, освобождая место проходящему. Внешний вид се лица изображал выражение заискивающее и виноватое. С большим напряжением силы памяти я все-таки сумел ее опознать. Это была «жена Айжанова», которую я собственноочно видел двадцать пять лет тому назад в этом же доме на тое, устроенном по случаю рождения того парня, который в данный момент вступал в законное бракосочетание.
Тогда торжество, связанное с рождением младенца, долго не начиналось, потому что весь наличный состав присутствующих, как родители, так и приглашенные, ждал задерживавшуюся «жену Айжанова». Ее долгожданное появление было встречено бурными аплодисментами и радостными возгласами общего ликования. Казалось, что той организован не в честь появления в этом доме новорожденного младенца, а в честь появления уважаемой особы «жены Айжанова». К ней все тянулись. За нее поднимались тосты.
И вот что мы имеем на текущий момент. Она по-прежнему продолжает пребывать в качестве «жены Айжанова», но сам Айжанов уже перестал быть собой. То есть фамилия и прочие паспортные данные сохранились, но его номенклатурное положение в расстановке кадров изменилось. Айжанова давно понизили в связи с несоответствием. Но «жену Айжанова» никто не понижал. Она осталась, говоря фигурально и образно, в той же должности и звании, в каком и пребывала как до определенного момента, так и после него. С одной стороны, получается, что человек, в данном случае «жена Айжанова», не изменился, с другой стороны того же вопроса, получается, что, не изменившись, человек переменился коренным образом, чему ярчайшим свидетелем я и явился. Вот что жизнь-то делает. Что ни говорите, а в этой проблеме есть суть, требующая всестороннего рассмотрения.
Сколько раз в своей жизни человек грустит, печалится, слезы льет? Сколько раз радуется и веселится? С самого рождения учится он и веселью, и печали у других.
Каждое поколение оставляет потомкам свой опыт. Опыт, добытый слезами и смехом, потом и нервами, а порой и кровью. Но часто ли потомки считаются с опытом предков? Они норовят обзавестись своими жизненными навыками, своим опытом. Своим. А по сути, повторяют то, что уже делали предки. Но даже знай отцы и деды, что мудрость их, обретенная таким трудом, что истины, ими добытые, что нравы и обычаи, которые они столь тщательно блюли, что духовные богатства, которые они так высоко ценили, все, ими накопленное, не сгодится потомкам, — знай они все это, неужели отказались бы от собственных традиций и мудрости? Вряд ли. Каких только сюрпризов не преподносит жизнь, каких только внезапностей не припасает! Чего только в этой жизни не случается! Но разве случалось в ней хоть разочек что-нибудь такое, к чему люди не смогли бы приспособиться? Или если не приспособиться, то одолеть, перебороть? С чем только не сравнивали жизнь, чему только ее не уподобляли, каких только мудростей о ней не наговаривали, а тысячелетия назад произнесли: «Жизнь — это жизнь», и через тысячу лет после нас скажут то же самое. И будут правы.
Мой дедушка говорил: «По моему-то разумению, корень всех ссор, драк и вражды всякой в ненасытности людской…»
Моя мать добавляла: «Ненасытен не сам человек, а глаза его».
Человек самого себя считает самым сильным и умным существом среди других живых существ. Если так, то хочется спросить: «Почему же он такой слабый?»
Порой его можно обрадовать, угостив сигаретой. И иной раз на всю жизнь оскорбишь, отказав ему в просьбе закурить.
В радости для него и день короче часа, а час — что секунда. В горе и миг покажется часом, а день тянется как месяц. И все это так на самом деле, каждый по себе это знает. Л раз так, то диву даешься, как же человечество до нынешнего дня пользовалось часами и календарями, как оно не путалось, отсчитывая годы, месяцы, дни, часы, минуты и секунды?
Из поучений моего дедушки:
«Если жизнь не сложилась, значит, сам виноват. Чего на жизнь пенять? Пеняй на самого себя, в таком случае хоть ума наберешься».
«В жизни всегда сильные одолевают слабых. Главное — понять, ты-то с кем? Самое же лучшее — понять, что ты сильный, но на стороне слабых».
«Чем больше в жизни забот и сложностей, тем она, жизнь, интересней. А так ведь не велика разница между спокойным и покойным».
Сколько злодеев знакомо истории, сколько кровопролитий ей ведомо? Если внимательно вчитываться в страницы истории, погрустнеет даже прирожденный весельчак. А сколько в ней было моментов, когда люди довольствовались уже тем лишь, что остались живы? А может, и впрямь жизнь — это просто существование?
«Пока у тебя в теле держится душа — до тех пор и живой», — говорила моя бабушка.
«Нет, считай, что живешь до тех пор, покуда полезен людям», — оспаривал ее дедушка.
Легенда, рассказанная моимдедушкой. Однажды к египетскому халифу подошел некий караван-баши[31] и ни с того ни с сего вдруг говорит:
— Великий халиф! А хотите, я тут же покажу вам вашу душу?[32]
Халиф рассмеялся. И сам он был не из робких, и стражники рядом стояли.
— Ну что ж, покажи, — согласился он. Караван-баши поднялся, неторопливо подошел к халифу и вдруг рывком-хвать у него из рук маленького сына. Сын-то сидел на коленях у халифа. Хвать, значит, и давай душить.
Халиф вскочил и — за саблю. Хочет снести голову караван-баши. Хочет, да не тут-то было. Боится сына задеть. Тогда взмолился халиф и — на колени:
— Пощади мальчика. Уже предстала душа моя пред моими глазами.
А караван-баши ему на это:
— Отпущу. Но сперва провозгласи меня пророком. И поклянись, что будешь чтить меня как пророка.
Ты — пророк! Клянусь чтить тебя! — тут же выкрикнул халиф.
Звали того караван-баши Мухамедом. А после этого случая стали называть «пророком Мухамедом».
«Для каждого своя жизнь — жизнь пророка», — говорила моя мать.
Коше-бий рассказывал: Однажды, когда я пребывал еще в состоянии детского возраста, довелось мне направиться за дровами в лес, находившийся за аулом. На территории лесного массива, а конкретнее, в зарослях кустарника, обнаружил я мужчину и женщину, которые учинили меж собой драку. По причине своего малолетства я подвергся перепугу страха и, замаскировавшись в зарослях, начал производить наблюдение за ними.
Вдруг в руке у мужчины появилось холодное оружие в виде кинжала. С помощью кинжала он атаковал женщину, и она отступила под натиском его подавляющего превосходства в силе.
— Ну что? — крикнул мужчина, — Душа твоя показалась тебе на глаза? Сей же момент называй меня пророком!..
Но мужчина как только изложил свое требование, так тут же споткнулся ногой о корень и, потеряв равновесие вертикального положения тела, рухнул, приняв горизонтальную позу и лишившись кинжала, поскольку кинжал отлетел на три сажени от траектории падения мужчины.
Воспользовавшись благоприятно сложившейся ситуацией, женщина захватила холодное оружие, утерянное мужчиной, и в свою очередь атаковала повергнутого противника.
— Теперь ты понял, что значит душа на глаза показалась?! — кричала она. — Теперь ты признавай меня святой, честной, чистой и невинной.
— Ты святая! Ты чиста и невинна! — следуя ее указаниям, повторял мужчина. И при этом целовал ее ноги в районе голеностопного сустава.
А женщина присела возле поверженного и начала его ласково утешать путем поглаживания ладонью по голове.
Вот какие казусы имеют место быть в реальной действительности жизни…
…Каких только «святых» и «пророков» не наплодила жизнь! Кого только по рукам не вязала, кому не подгибала колен! Но лучше быть простым пастухом и жить в полный рост, чем числиться «пророком» и самому сгибаться в три погибели или других гнуть в дугу.
«Жизнь любого обуздает. Но коли ты еще сам себя не понял, не осознал, то поброди по свету и обязательно себя найдешь»- так не раз и не два советовал мне дедушка.
«Когда бы вскрылись все могилы, и ожили бы все умершие люди, и решили поведать каждый свою судьбу, то двух одинаковых рассказов мы бы не услышали», — говорил школьный учитель литературы.
Ты приносишь сыну палку:
- Вот, сынок, тебе коняшка, чтоб быстрее скакал! Потом он приносит тебе палку:
— Вот, отец, тебе опора, все полегче ходить станет. Выходит, жизнь как эстафетный бег? Тебе вручили палочку, ты ее передал следующему?
А может, она как поднятие тяжестей? То тяготят обстоятельства, то потом тяготят прожитые годы.
«В жизни человек — дважды ребенок. Сперва он выходит из ребячества в юность. А в старости вновь впадает в него», — говорил мой дедушка.
И все-таки из всех определений два кажутся мне наиболее верными. Кажутся потому, что вздрагивает мое сердце, когда слышу: «Жизнь — это связь людей друг с другом» и «Жизнь — это любовь человека к человеку».
Вероятно, так оно и есть!..
15
Жизнь — это близость людей, дружба человека с человеком и народа с народом, любовь человека к человеку и родство поколений.
Дружба, любовь, родство влекут за собой тысячу обязательств. «У дружбы — своя история», — гласит народная мудрость.
В музыке истории всегда звучат две струны, два мотива. Мотив сближения, дружелюбия, породнения. И мотив вражды, неприятия, отчуждения. Какой из этих мотивов, какая из этих музыкальных тем окажется ведущей, зависит от исполнителя.
У любого человека свой нрав, свой вкус, свои взгляды и понятия. Также и у любого народа своя национальная философия, свои нравы и обычаи, свои легенды и песни, узоры и звуки. И растолковать свою философию людям других национальностей, показать им красоту своих узоров и звуков народ сможет лишь после того, как осознает сам себя. И здесь нельзя лукавить и фальшивить, затягивать старую песню сладким голосом, думая, что это делаешь «для будущего», для того, чтобы потомки лучше думали о предках, чтобы другие народы с большей симпатией относились к твоему народу. Но не надо и расковыривать старые раны, раздирать зарубцевавшиеся шрамы и, крича от боли, уверять, что это и есть «голос истории».
Если приукрасить судьбы предков, если изобразить их всех сплошь мудрецами и батырами, то вряд ли кто этому поверит. Изобрази же их людьми неприметными, слабыми, обидчивыми, а порой и лживыми, пожалуй, многие поверят, и даже с охотой, но это будет ложь. Правильнее всего искать предков в себе. В себе находить их черты и свойства. Впрочем, и среди современников лучше всего искать добрых и порядочных людей и самому стремиться им уподобиться, чтобы по праву причислять себя к той части народа (а шире — человечества), которая является на свет божий не ради потребления сладкой пищи и спокойного времяпрепровождения, а для того, чтобы оставить будущим поколениям прекрасные здания, обихоженную землю, добрые чувства и мудрые мысли. Но прежде чем все это оставить в наследство, надобно и здания и мысли создать и самим опробовать. Надобно все лучшее сделать для самих себя. И заповедовать лишь то, что самими изведано.
Если один человек правит другим, держит его в узде, тут уж никакой дружбы, никакой любви быть не может. В любви и дружбе каждый должен уметь владеть собой, уметь обуздать себя.
Люди говорят: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Так по-русски.
«Покажи мне своего друга, и я узнаю твою судьбу» — это по-каракалпакски.
Народы разные, поговорки похожие.
Ибн Сина говорил: «У больного одна мечта — выздороветь. Ему для счастья больше ничего не нужно. У здорового — тысяча желаний и мечтаний. Ему для счастья многое надобно».
По-моему, одно из главных людских желаний — обрести истинного друга. Хоть одного, но истинного и преданного. Плодами такой дружбы можно наслаждаться всю жизнь. А половинчатая дружба как больная яблоня: требует беспрестанного ухода — чуть замешкался, глядишь, и ветвь сухая, и плод червивый.
Из беседы аксакалов
— …Вот часто говорят: «дружная семья», «дружные супруги», «дружные братья». Да дружба ли это? Это родство. А дружба тем и хороша, что вот человек чужой вроде бы, а на самом деле родней родного…
— Есть такая поговорка: «Если возгордишься, пройдись по кладбищу. Если опечалишься, пройдись по берегу». Поглядишь на воду и поймешь, что любая кручина, любая невзгода — все утечет, все смоется. Поглядишь на могилы и поймешь: как ни возносись над людьми, а вместе с ними в землю ляжешь…
— Забывать о смерти негоже. Это само собой. Но и готовиться к ней все время — значит, не жить свой век, а весь свой век умирать…
— Жить в одиночку, без друзей — это, считайте, тоже не жизнь, а почти что смерть…
— Во всяком деле нужно терпение. Без терпения и друга себе не сыщешь…
— Ежели утром спешишь из дома, ибо стосковалась за ночь душа твоя по делам твоим, оставленным тобою, а вечером поспешаешь домой, ибо стосковалась за день душа твоя по семье, — значит, ты и есть истинно счастливый человек в сем подлунном мире. И счастливее тебя нет никого и быть не может…
— Счастье еще и в пользе для других, а не только для себя. Когда наш Маман-бий вернулся из страны Урусов, он привел с собой уруса-мастера. Ушел тот большие лодки строить. И построил он на Арале первую такую лодку. А вечером того же дня напали враги на Мамана, окружили его и вонзили в его тело свои подлые кинжалы. Упал Маман, но умирая успел сказать: «Я счастлив, потому что смог помочь своему народу»…
— А вот что рассказывают про бия Айдоса. Хан хивинский оценил его голову в тысячу золотых монет. И когда окружили его враги, когда понял Айдос-баба, что душа его уже предстала пред очами его, тогда сказал он своему другу, верному своему стремянному: «Друг мой, ты верой и правдой служил мне много лет. И не расплатился я с тобой за дружбу твою и за услуги твои. Хочу сейчас расплатиться своей головой. Отруби мою голову и отнеси ее хану. За нее ты получишь тысячу золотых монет». Долго не соглашался стремянной. Долго противился просьбе друга. Но Айдос-баба уговорил его. И когда сталь сабли друга коснулась его шеи, Айдос-баба улыбнулся и умер счастливым…
— Дружат не только добрые люди. Негодяй с негодяем тоже связаны крепко. Но что остается от добрых друзей? Остается добро, преданность, совесть остается. А от подонков что остается? Уж как они выгораживают друг друга, как друг другу пособляют в каждой пакости! А остается-то что? Зависть, жадность, подозрительность — вот что остается от них…
— Люди с черными сердцами себе в оправдание поговорку сочинили: «Рука руку моет». Да то забыли, что если обе руки замараны, загажены, то получится, что рука руку пачкает…
— Говорят, в старину ежели провинился человек, то наши предки-черношапочники наказывали не виновника, а его друга…
— А еще говорят, что во времена Жиен Жрау если кто совершал проступок, то его морили голодом, а супротив него сажали его злейшего врага и потчевали всеми лакомствами…