Но вот однажды предводитель черношапочников предстал перед царем и молвил:
— Дай нам свободу.
— Да кто вы такие, — возмутился Сулейман, — чтобы свободу требовать?!
Не нашлись люди что ему ответить. И стали по одному, по двое, где семьями, где кучками убегать от Сулеймана и селиться в устье реки Аму на берегу Арала-моря. Начали строить камышовые хижины, ловить рыбу, пасти скот и растить джугару.
Как ответствовал бы царь народу, который, представ пред лицом его, вопросил прямо: «А ты кто такой, чтоб лишать нас свободы?» Наверное, Сулейман ответил бы что-нибудь, не зря же его считали мудрым.
Но для того чтоб вопросить так, люди должны были сами ответить на вопрос: «Кто мы такие?»
Если ты никогда не спрашивал себя: «Кто я такой?»- то вряд ли сумеешь по достоинству оценить ответ другого. Ведь если сам себя не понимаешь, не осознаешь, то всех прочих — и подавно.
«Бездумность — мать глупости», как говорят старики.
Человек начинает осознавать себя с первых же минут после рождения и должен заниматься этим всю жизнь. Иначе неминуемы ошибки и проступки. Без конца учиться на ошибках — тоже, по-моему, не признак мудрости, а уж оправдывать свои грехи — и вовсе безнравственно.
И все же безгрешных нет. Нет! Нужно, конечно, обдумывать каждый свой шаг, но в то же время постоянно осторожничать — тоже едва ли верно. Иначе станешь походить на несчастного слепца, который непрерывно ощупывает посохом землю — куда бы ступить, чтоб не упасть. Так мы далеко не уйдем.
Единственное решение, думаю, таково: чтобы не сбиться с дороги, надо сперва отыскать путь своего народа и уж потом на этом пути найти свою колею.
На вопрос: «Кто я?»- проще всего ответить: «Я — человек». Проще-то проще, но вот чтоб доказать истинность такого ответа, потребуется вся жизнь.
Кажется, нет ничего проще, чем рассказать о самом себе. ан нет. Трудно это, ой как трудно, и поведать о своем народе, частичкой которого ты являешься, тоже, казалось бы, просто, однако на поверку оказывается, что труднее дело вряд ли сыщешь.
Простым и легким все это представляется лишь поначалу, попервости, потому что уж кого-кого, а себя-то вроде бы знаешь аж до печенки; и сколько раз сетовал, что никто в мире не понимает тебя как следует! А как следует?..
Трудно человеку рассказать о себе, поскольку никогда не сможет он вывернуть всю подноготную: то начнет что-то утаивать, считая неудобным выставлять напоказ свое нутро, то, наоборот, впадет в грех самобичевания и такого о себе понаговорит, что… Да к тому же, призадумавшись, понимаешь, что самооценка — отнюдь не объективнейшая из оценок. Словом, трудно, очень трудно! А написать о своем народе — еще трудней.
Вот и теперь стараюсь искренне ответить на вопросы: «Кто я?», «Кто мы?»- но, признаться, затрудняюсь, не знаю, с чего начать.
Говорят, будто Бальзак, рассказывая о себе, снимал шляпу в знак уважения к великому человеку, то есть к себе. Конечно, с одной стороны, это шутка, но с другой — в каждой шутке кроется истина.
Мировая история — это ведь история человека, и когда мы говорим, что в мире множество сложнейших проблем, это значит, что проблемами переполнена жизнь человека, и когда надеемся, что будущее станет светлым и прекрасным, значит, надеемся, что в далекие грядущие годы человеческая жизнь станет светлой и прекрасной.
Каждый человек — это живой памятник всему лучшему, что было на этом свете в прошлом; каждая человеческая могила — памятник непоправимой ошибке прошлого.
Прежде чем вспомнить о своих достоинствах, о своих заслугах перед людьми, не худо подумать, что и сам ты многим обязан другим людям, не худо понять, что все люди являются опорой друг для друга.
Моя мать говорила:«Живи так, Сере, чтобы честно мог сказать: «Я всегда был поддержкой для своих друзей».
Отец сетовал:«Эх, сынок, сколько в мире трухлявых подпорок… А если крепкая подпорка да трухлявую стену держит, так это и того хуже».
Дедушка поучал:«Надежнее всего, Тулек, во всем опираться на свой народ».
Народ каракалпаков малочислен. Он поредел в бесконечных кочевьях и беспрестанных боях с недругами, гнавшими его с обжитых земель. Он похож на косяк рыб, загнанных штормом в отдаленный залив Аральского моря. Малочислен народ, но многочисленны и разнообразны его обычаи, которые сохранил он и пронес через века и пространства, велика и отзывчива его душа, которая не очерствела от бед и тягот. И вправе он гордиться тем, что всегда был поддержкой не только своим детям, но своим искренним друзьям.
Дети наследуют черты и свойства родителей. Это естественно. Точно так же во внешности и нраве каждого человека есть признаки, унаследованные им от своего народа. Однако все эти черты, свойства и признаки не с неба сваливаются. Они воспитываются, взращиваются в самих людях. Если справедливо утверждение, что в характере отдельного человека отражается характер нации, то верно и другое: сам национальный характер складывается из характеров людей, составляющих данный народ.
Народы различаются меж собой. И своеобразие каждого из них лучше поймем, если будем рассматривать их не изолированно, а в сопоставлении друг с другом. И не лучше ли такое сопоставление начинать с самого начала: с рождения младенца, с колыбели. Думаю, кое-что можно понять, заглянув в люльку новорожденного.
Моя мать, помнится, укладывая в люльку моих младших братьев и сестер, всегда совала им под подушку кусок хлеба или книгу, а то и нож. Несомненно, те же вещи в свое время были и у меня в изголовье. По поверьям и обычаям, если рядом с человеком хлеб, ему нечего бояться, если книга — то к нему не посмеет приблизиться нечистая сила, а если нож — то пусть лучше другие его страшатся.
Мать говорила:«Под подушку ребенку нельзя класть золотые вещи. Ни в коем случае. Все зло в золоте».
Приметы, они и есть приметы. Но мне, признаюсь, никак не по душе обычай класть к изголовью нож, кинжал. И в скольких бы мифах, преданиях, в скольких бы стихотворениях, пусть даже великих поэтов, он ни воспевался, все равно это — оружие, а чаще — орудие подлого убийства. Глядя на кинжалы, почему-то всегда представляю, как лезвие входит в тело… Б-р-р-р… Аж озноб по коже.
Моя мать поучала:
«Хвалиться оружием — недостойно храбреца, это дело труса».
«Нож в дружбе не помощник, он способствует лишь вражде».
«Если твой спутник держит нож за поясом, тебе придется держать язык за зубами».
Из рассказов аксакалов. Однажды хорезмский хан, пресытясь скукой, решил потешить свой взор созерцанием состязания в стрельбе. Его придворные, всегда готовые исполнить любую волю хана, за три дня собрали в Хиве всех знаменитых стрелков Великого Востока. Собрали они и всех известных людей. Меж судей был и поэт Бердах.
Стрелок, прибывший с родины Бердаха, стал похваляться пред всеми, что единым выстрелом собьет не одного гуся, а весь косяк гусиный.
Услышал те слова хан хорезмский и удивился. Заметил хан гусей вереницу, показавшуюся над стенами Хивы, и повелел: — Стреляй.
Долго целился охотник. Наконец грянул выстрел. Не сразу низверглись птицы. Сперва смешались, сбились в кучу, затрепыхались, заметались в воздухе, а потом по одной рухнули наземь.
— Эй, Бердах, — радостно крикнул хан, — гордись своим земляком! Я вознамерился взять его к себе во дворец. Скажи, поэт, какой награды он достоин?
Бердах приблизился к стрелку и спросил:
— Как удалось тебе сразить единым выстрелом сразу столько гусей?
И ответил ему стрелок:
— Не простой заряд вложил я в ствол своего ружья. Не дробь это и не пуля. В моем патроне злые осы. Когда я выстрелил, они набросились на птиц и стали их жалить нещадно. Жалили в глаза, в голову, в сердце. Изнемогли от боли гуси и пали вниз.
Так хвалился стрелок.
И тогда поэт, ни разу не склонивший головы перед ханом, вдруг опустился на колени:
— Всемогущий хан, пусть наградой моему земляку-охотнику будет смерть.
— Как? — изумился хан. — Разве не достойна похвалы изобретательность этого человека?
— Нет, — твердо ответил Бердах. — Такие изобретения не сегодня, так завтра накличут страшные беды на головы всех людей и на твою голову тоже, всемогущий хан.
— Это ты так считаешь? — вопрошает хан.
— Нет, — говорит Бердах. — Разве ты не знаешь, что устами поэта народ возвещает свое мнение?
И тогда хан, ни разу до того не прислушивавшийся к советам поэта, повернулся к свите и повелел:
— Схватить стрелка, выколоть ему глаза, а после предать смерти.
Моя мать учила:
«Не жалей, что сегодня пришлось разок всплакнуть, если знаешь, что завтра всех порадуешь».
«Что значит бессонная ночь для меня, если знаю, что дети мои будут спать спокойно».
«Жить с людьми мирно, по-соседски — это и есть счастье. А за счастье и жизнь отдать не жалко».
Дедушка советовал:
«Коли человек забудет, что человек он, то сразу превратится в червя, грызущего ствол древа жизни. Своего насыщения ради всю жизнь готов превратить в труху».
«Придя на той, не лезь на почетное место, пока не пригласят, но и свое место не уступай кому попало».
«Мудрый сын стремится к тому, чтобы место на тое, доставшееся ему от отца, продвинуть к центру дастархана, а глупца и с почетного места отцовского подвинут к дверям».
По лучшим сыновьям народа весь свет судит о месте этого народа.
5
Приступая к работе над романом, я намеревался поведать о самом себе и через себя, через своих друзей и близких — о своем народе. Но вот до сих пор все опасаюсь, как бы не ошибиться, как бы, выставляя напоказ собственные свойства характера, порой и не лучшие, ненароком не оговорить свой народ. Я то стесняюсь, смущаюсь, мучаюсь сомнениями, то забираюсь в общие рассуждения, в теоретизирование, в философские выси.
«Ветка с плодами тянется не вверх, а вниз», — гласит народная мудрость.
Мой дедушка говорил:«Не было еще в этом мире человека, который не хотел бы оставить память по себе, оставить свой след».
А коше-бий добавлял:«Стеснительность — глупость умных».
Чего уж скромничать, я тоже хочу, чтобы эта книга оставила след в умах и душах людей, этой книгой хочу я утвердить свое имя и — смею надеяться — имя своего народа.
Вообще-то каждый человек оставляет след, хочет он того или не хочет. Вопрос только в том, как современники и потомки расценят его шаги.
Коше-бий рассказывал: Однажды люди маленького аула в низовьях реки Аму начали вдруг высказывать сомнения и недоумения по поводу того, что есть ли, мол, вокруг другие люди и аулы, существуют ли иные населенные пункты за степью или за рекой.
И вот из их среды выступил вперед местный житель по имени Есемурат и говорит:
— Предоставьте это дело мне, я установлю все это с доподлинностью.
Получив соответствующее согласие соплеменников, он тут же садится в лодку, переправляется на противоположный берег и с большой радостью наблюдает на противоположном берегу наличие другого аула, который очень похож на его собственный.
С целью побеседовать с одним из жителей новооткрытого населенного пункта Есемурат направляется в первый же близлежащий дом. Его встречает хозяин, некий человек по имени Генджемурат. Он со вниманием выслушивает сообщение пришельца, а после созывает соседей.
— Дорогие аульчане, — говорит Генджемурат, — я поймал шпиона с того берега.
С этими словами он выхватывает нож и совершает злодейское убийство бедного Есемурата.
— Хвала тебе! Ты — наш спаситель! — закричали его земляки и порешили коллективно установить своему избавителю памятник из местной глины.
А через год или чуть больший промежуток времени земляки Есемурата узнали о подробностях обстоятельства его гибели и тоже установили своему аульчанину памятник из местной глины как великому первооткрывателю географических территорий.
Из исторических источников. В 1521 году экспедиция Магеллана подошла к Филиппинскому архипелагу. Когда мореплаватели высадились на острове Мактан, аборигены-островитяне под предводительством вождя Лапулану напали на пришельцев и убили Магеллана. На острове Мактан вождь Лапулану до сих пор считается национальным героем, первым борцом за независимость.
На своей родине Магеллан тоже считается национальным героем — первооткрывателем Филиппинского архипелага.
Нет неведомых земель, нет неведомых народов — есть люди, не ведающие друг о друге. Узнавание людьми людей и есть истинные открытия, узнавание человека человеком — открытие не меньшей значимости, не зря же мудрецы аксакалы не уставали повторять, что «любой человек — по-своему народ».
Мой дедушка говорил:«Что проку весь день терзаться: «Кто я такой?», «Кто я есть?» Лучше один раз вечером спроси себя: «Кем я был сегодня?»
«Не каждый день удается сделать добро, не каждый день можно не делать обиды, насилия, притеснения».
«Народ ведь из людей состоит, каждый — кровинка народная. Навредил человеку — уколол целый народ — одну каплю его крови зазря пролил».
Каждый человек озирается на свой путь и видит, что следы его то прямы и тверды, то вихляют и путаются. Перечитывая книгу жизни, видишь, что есть в ней слова, написанные отчетливо и прямо, а есть и корявые, неразборчивые, есть ясные буквы, а есть и неряшливые.
Каждый период в жизни — как ступенька лестницы. На какой ступени стоял крепко, на какой — качался, а с какой — чуть не свалился. Об этом в первую очередь каждый должен сказать сам себе, и лукавить тут нельзя, иначе на следующем шагу непременно споткнешься.
Людям свойственна забывчивость. Наевшись досыта, человек забывает о голоде и, напротив, проголодавшись, утверждает, что век не ел. Легко понять беззаботную недальновидность юнца, считающего, что молодость его вечна, но есть ведь и старики — их-то уже никак не поймешь, — считающие, что старость их тоже длится вечно.
Из рассказов аксакалов. В давние времена в нашем ханстве жил известный борец, который славился силою непомерной. Хан к нему всячески благоволил, но непрестанно предупреждал своего богатыря, говоря такие слова:
— Сильный должен быть одиноким. Если ты женишься, то жена и семейные тяготы отберут половину силы твоей.
Хан хотел, чтобы борец продолжал побеждать в схватках и тем самым возвеличивал и повсеместно утверждал славу ханства.
Палван же тот был непоколебим в поединках, но перед лестью не стоек. И, поддавшись наущению ханскому, дал клятву, что никогда ни с одной женщиной не свяжет себя узами брака. Если же кто из друзей и родни порой, желая ему добра, и уговаривал его нарушить клятву, хану данную, то того человека силач гнал от себя прочь.
Однажды приходит к нему один из друзей его детства и так говорит ему:
— Хорошо, не желаешь ты внять нашим советам, тогда прими же мой вызов тебе. Знай, что если останешься ты бездетен, то через двадцать пять лет я померяюсь с тобой силой и одолею тебя.
Борец отвечает ему:
— Ладно, ты сам того просишь. Через двадцать пять лет я разломаю тебе кости твои и разбросаю их по земле. Если не смогу сделать этого, то клянусь, что сам себя ослеплю.
Есть ли в подлунном мире что-нибудь скоротечней человеческой жизни? Люди, казалось бы, и глазом моргнуть не успели, как пронеслись двадцать пять лет.
И вот в установленный день хан приглашает к себе двух друзей и велит созывать народ — схватку смотреть. Первым в круг выходит палван. Шаг его самоуверен, вид его грозен. Несмотря на годы, он все еще статен, только волосы и борода побелели. Ходит он меж людей и по привычке поглаживает ладонями руки свои до локтя, к бою готовится.
Навстречу ему выходит друг его. Узкогруд и согбен он. Волосы поредели, плечи опустились, ноги подгибаются на ходу. Но подле него три дюжих молодца, один другого крепче.