Конец.
содержание
МИЛЫЙ ДОМ.
/ГДЕ ТЕЩА ТВОЯ?/
Первое субботнее утро после тещиных похорон выдалось на удивление солнечным и теплым даже для конца апреля. Потоки света врывались в окна, проникая в самые отдаленные уголки квартиры, рассеивая жарким дыханием светила накопленную за зиму тяжелую застойную тяжесть, побуждали к действию, ласково щекоча лицо теплыми, мягкими лучиками.
Я не выдержал этих осторожных, но требовательных прикосновений и открыл глаза, расставаясь с мягкой, ленивой дремой. Сел на кровати, нашаривая очки. Подивился, как чудно спит Ирина, закрыв голову одеялом и выставив наружу свою упругую сексапильную попку и стройные ножки. Воткнул ноги в тапочки, и пошел в туалет, слегка покачиваясь спросонья. Если раньше приходилось натягивать штаны или надевать халат, то сейчас эта условность осталась в прошлом.
В большой комнате, на диване блаженствовал лабрадор Дюша, наш с женой пес. Обычно он лежал на своей подстилке в закутке, но теперь его никто не сгонял с дивана и Дюша быстро понял, что можно совершенно легально спать по-человечески.
После сортира, я прошел на кухню. Долго и со вкусом хлебал молоко из открытого пакета, держа нараспашку дверцу холодильника и с удовольствием чувствуя, как тело овевает прохлада, исходящая из нутра агрегата.
Дюша, почуяв, перспективу получить что-нибудь вкусненькое, с громким топотом прибежал на кухню, махая хвостом от переизбытка чувств.
Он уселся и, улыбаясь, как могут улыбаться только собаки, стал выпрашивать угощение, пыхтя и крутя головой от нетерпения. Дюше перепала пара кусочков сервелата из тещиных запасов.
Я продекламировал псу отрывок из «Гамлета»:
Истлевшим Цезарем снаружи,
Дома заделаем от стужи.
Тот, пред кем мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели.
Дюша хитро показал глазами на колбасу, словно говоря: «Я не понял, ты что, меня сказками будешь потчевать? А где же вкусненькое?» Он даже взвизгнул от нетерпения.
– Никакой колбасы, – строго сказала Ирина, появляясь в дверях.
Но надолго ее не хватило, и она тоже влезла в холодильник хлебать молоко, а потом сама стала угощать Дюшу, превратив это в цирковое представление, заставляя собаку вставать на задние лапы и лаять.
Я уселся на пол, с нижнего ракурса разглядывая то, что не прикрывала надетая на голое тело футболка Ирки.
Она почувствовала мой взгляд, смутилась, легонько стукнула меня по голове. Завязалась шутливая потасовка. Я с удовольствием ощущал ее тело, ее усилия одолеть меня. Я, пользуясь случаем хватал ее за ноги, грудь и зад, потом вообще, не взирая на протесты, нагнул, одной рукой держа ее за шею, другой ощупывая ее ягодицы и лобок. В какой-то момент я почувствовал, что Ирка перестала сопротивляться и откровенно получает удовольствие от того, что ее хватают и тискают.
Я стянул с себя "боксеры" и приступил к делу. Дюша, укоризненно поглядев на нас, ретировался с кухни, не забыв, однако, при этом утянуть остаток сервелата, при начале "процесса" полетел на пол.
Скоро Ирка, не сдерживаясь кричала, стонала и охала…
Потом мы завтракали, а нахальный Дюша, который сожрал полпалки сервелата, а потом был накормлен полагающимся ему завтраком из риса с курицей, снова сидел на боевом посту и профессионально клянчил пожрать.
– Пойдем куда-нибудь? – спросила жена.
– Не знаю, ответил я. Может быть. Но я бы хотел немного навести порядок в доме.
– А что ты хочешь сделать? – насторожилась Ирина.
– Выставить из нашей комнаты кой-какое барахло. В конце-концов это спальня, а не гибрид кладовки и рабочего кабинета.
– Это дело, – согласилась Ирка.
Для начала я настроил телевизор в большой комнате, который у тещи показывал только одну программу, чтобы старая могла смотреть только "Клона" и "Человек и закон". По правде говоря, и этот канал жутко рябил и потрескивал.
Это было моей "заслугой", вернее ответом на привычку тещи включать "ящик" на полную громкость, а самой уходить в свою берлогу, читать газеты или выкрикивать проклятия и творить заклинания, взятые из популярной книжонки для лопоухих лохов.
Под коктейль из МТВ и ТНТ, я выволок в большую комнату коробки с обувью, одеждой, со шкафа, где все это было уложено до потолка, вытащил из кладовки, которая, как и во многих стандартных "хрущевках" была устроена как продолжение комнаты, завалы тещиного барахла. Заняло это у меня минут сорок. К этому времени жена выгуляла Дюшу и вернулась домой.
– Ну ты герой, – недовольно сказала она, разглядывая залежи. – Ну, и куда это все девать?
– Зато посмотри, как у нас хорошо стало. Никакой свалки.
Ирка заглянула в комнату и вынуждена была согласиться.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
– Алло, Валентину Матвеевну можно? – спросил уверенный и властный пожилой голос.
– Ее нет, – как можно печальнее ответил я.
– А где она? – спросила тетка.
– Умерла…
– Ой, – огорчилась тетка. – А от чего?
– Инсульт…
– А такая молодая была, такая энергичная…
– Да, вот.
– А Ирочка как там, переживает?
– Да, валерьянку пьет.
– Ну, вы держитесь, ребята, звоните, если что.
В трубке запикали сигналы отбоя.
– Кто это был? – спросила жена.
– Ну, как ее там… Короче, с работы "этой". А, вспомнил, Хрущева.
"Этой", без имени и прочих опознавательных сигнификаторов мы называли тещу.
Причем Ирина первая стала так называть мать, которая после смерти мужа стала в открытую гадить ей, устраивая скандалы, утаскивая вещи в наше отсутствие и почти открыто читая заклинания на развод.
– Хруничева, – поправила меня жена. – Ну, теперь начнется.
– Хочешь, я буду подходить.
– Ты думаешь, я откажусь, – Ирина благодарно улыбнулась и поцеловала меня. – Женя, а с барахлом, что будем делать?
– Кое-что я бы выбросил, кое-что запихнул бы в маленькую комнату.
– Ты думаешь?
– А чего тянуть? – серьезно сказал я.
"Берлога" тещи представляла собой ловушку метров пяти, возникшую по прихоти безумных советских архитекторов, как реализация желания напихать максимально возможное количество комнат в квартире, чтобы именовать этот закуток трехкомнатным, не увеличивая его метраж.
По правой стене стояло кресло-кровать, тещина гордость, слева – старый обшарпанный платяной шкаф со старухиным барахлом, который она закрывала на ключ, чтобы "прихаметливый зять" и дочка – "подколодная сучка" ничего не украли.
То, что поношенное шмотье нужно было нам как рыбе зонтик, – старуха даже мысли не допускала. На шкафу лежали завалы "бесценных сокровищ": давно снятые и брошенные светильники, коробки, банки, бережно сохраняемый на черный день дерьмовый набор кухонной посуды, тряпки, бумажки и рваные ботинки. У кровати в беспорядке лежала гора дешевых бульварных газетенок и околомедицинских изданий, рассказывающих, как при помощи ведерного клистира и перекиси водорода можно приобрести железное здоровье и вечную молодость. На полке, за шкафом стояла батарея туалетного формата детективов и любовных романов.
Мне стало неуютно в этой шизофренической обстановке и я решил, что нужно что-то сделать прямо сейчас. Я стянул постель с кресла и бросил ее на пол.
– Нам тряпки нужны? – спросил я жену.
– Нет, – ошарашено ответила она.
– В помойку, – подвел я итог.
– Подушки нужны?
– Нет.
– В помойку.
– Одеяла?
– Оставь, – ответила Ирина. – Сделаю Дюше новый матрасик.
– Как эта хрень складывается? – сказал я, пытаясь перевести тещино ложе из положения "кровать" в положение "кресло". – Из-за него не развернуться.
С третьей попытки у меня получилось. Места сразу стало больше.
Зазвонил телефон.
– Алло, – мрачно сказал я в трубку.
– Кто это? – спросил голос на той стороне.
– А куда вы звоните?
– Валентина Матвеевне Кармакуловой.
– Валентины Матвеевны нет.
– А что с ней?
– Умерла. Инсульт.
– Ой, как же это, – запричитала тетка. – Так мало пожила. А где похоронили?
– В Ракитках, рядом с мужем.
– Горе то какое.
– Да…
– Ну извините, молодой человек.
Тетка отключилась.
– Кто на этот раз? – поинтересовалась Ирина.
– Хрен ее знает, – ответил я, возвращаясь в комнату для продолжения погрома.
– Ну и что дальше? – спросила жена.
– Мешки давай. А я пока займусь шкафом.
Я попробовал открыть дверку куском проволоки, но у меня не получилось. Тогда я сходил за гвоздодером и вырвал замок "с мясом".
– Пожалуйста, – сказал я, торжественно распахивая обе створки. – Смотри что надо и что не надо. А я пока прессу на помойку отправлю.
Я принялся набивать мешки макулатурой, периодически дурашливо бодая жену пониже талии.
В несколько приемов на контейнерной площадке оказались и "Жизнь" и "ЗОЖ" и еще много другого барахла. Туда же перекочевало полное собрание сочинений Шиловой и Поляковой. Рядом с ними упокоилась Даниэла Стилл и Вера Кауи.
Когда я вернулся в очередной раз и хотел было заняться тряпками, раздался звонок.
– Достали, – сказала Ирина.
– Слушаю вас, – печальным голосом произнес я.
– Это Женечка? – поинтересовалась женщина.
– Да. А вы кто?
– Ой, Женечка, какое горе. Я с Валечкой вместе работала. Ты меня наверное знаешь, я Зинаида Марковна.
– Да.
– А что с Валечкой случилось?
– Инсульт, – как можно печальнее ответил я.
– Не мучилась?
– Нет. В воскресенье случился удар, увезли, и во вторник с утра уже умерла, не приходя в сознание.
– Бедная Валечка, – в трубке раздались всхлипывания. – Она ведь моложе меня. Извини, Женечка. А дочка, Ирочка, как?
– Переживает, – ответил я, прислушавшись, как жена гремит вешалками, выгребая шмотье.
– Передай от меня соболезнования. Надо держаться.
– Обязательно, Зинаида Марковна, спасибо за сочувствие.
Я положил трубку.
Ирина заканчивала разборку, приготовив на выброс почти все содержимое шкафа. Она вошла во вкус и откровенно получала удовольствие от процесса.
– Чего ты так долго с ними болтаешь, – спросила она. – Не противно?
– Где теща? Умерла теща. В среду похоронили… Где теща? Умерла теща. В среду похоронили… Так бы слушал и слушал… – ответил я, складывая на лице блаженно-мечтательную гримасу.
– Дурак, – засмеялась Ирина. – Лучше вынеси что я подготовила, а то повернуться негде.
Мурлыкая про себя: "Где наша теща? Умерла наша теща. В среду похоронили", я выволок из дому тещины "бесценные" блузки, кофты и юбки.
С особым старанием, развесил их на невысоких стенках огораживающих контейнерную площадку, напевая: "Где наша теща? В Ракитках наша теща. В среду похоронили.Прощай поганая старуха, прощай помойная зуда".
Заиграла мелодия танго и на поясе завибрировал мобильный.
– Да, – коротко бросил я в трубку.
– Жека! Привет! – заорал в динамике телефона голос Игоря, моего приятеля.
– Игорешка, здорово! Сколько зим, сколько лет.
– Я слышал, у тебя теща померла?
– Да. А кто уже сообщил?
– Ирка твоя. Я сначала на домашний позвонил, а она сказала, чтобы непременно связался, тебе приятно будет.
– Ты себе не представляешь. С утра звонки. Где? Что? Как? Так бы слушал и слушал.
– Счастливец, – завистливо вздохнул Игорь.
– Ты то чего плачешься? – удивился я. Твоя теща отдельно живет.
– Так в гости ведь карга старая ходит. Сразу начинается: "Не так стоит, не так лежит. Неправильно ребенка воспитываете". Так бы прибил тварь.
– Ну, это уже батенька от жира. Ни один суд не сочтет это извиняющим обстоятельством.
– По больному бьешь…- Игорь вздохнул. – А еще друг называется…
– Ладно, не переживай. Слышал появились такая штучка, гаситель называется – подложил и ласты склеила.