- Почему в Марселе?
- Это другой пример. Ведь ты допускаешь, что на самолете можешь сегодня добраться до Марселя?
Червь Удачи неохотно согласился с возможностью такого путешествия, заметив, что у него свои причины не появляться в департаменте Буш-дю-Рон.
- Если линия твоей судьбы проходит сегодня через Марсель, тебе под тем или другим предлогом придется туда поехать, - ответил я. - Ведь отнюдь не исключено, что у китайского императора есть дочь и что она приехала в Марсель.
- У этих косоглазых республика.
- Правильно. Ты сам подсказываешь мне причину, по которой принцесса оказалась в изгнании. Разве столь уж невероятно, что женщина обратит внимание на такого типа, как ты?
- Всегда можно найти кого получше.
- И это не так уж невозможно. Как и то, что эта женщина согласится прийти на свидание с тобой...
- ...если она не чокнутая.
- Вполне возможно, что она чокнутая! Благодарю тебя за то, что ты сделал последний мазок на картине, которую я предлагаю твоему вниманию. Все рассмотренные предположения не относились к числу абсолютно невозможных. Общая же суть моей гипотезы относится к области возможного.
- Ты меня заинтересовал, - сказал мой приятель, и лицо его разгладилось. Я никогда не пробовал китаянку.
- Надо только сначала рассчитать количество шансов, противостоящих такой гипотезе. Не скрою от тебя, что это число близко к бесконечности, но главное в данном случае то, что у тебя есть шанс. Знакома ли тебе самая сильная Красная серия в рулетке?
- Не знаю, - сказал бывший крупье. - Я и так сыт этим по горло.
- Согласно анналам Монте-Карло, Красное никогда не выпадало более двадцати девяти раз подряд. Тем не менее, когда эта необычайная серия кончается, у Красного и Черного есть математически равные шансы выиграть еще раз. В этом случае новая победа Красного более чем невероятна, но возможна. Стало быть, все, что возможно, может стать вероятным, все, что вероятно, может случиться.
В игре, как и в жизни, нужен подход, и надо знать заранее, какие номера выигрывают...
Не исключено, что именно от отца в наследство я получил вкус к статистике, склонность к классификациям событий, к раскладыванию конъюнктурных сводок по особым ящикам. Будущее представлялось мне огромным зеленым сукном, судьба - в виде шарика рулетки, а мои новые правила поведения - в виде расчетов в игре, которые мне хотелось испробовать. Ставка же была самая скромная, и мне не грозило много потерять. К моменту, когда мы расстались с Червем Удачи, положение мое было следующим:
Жилье: скромная комната в жалком отеле, за которую надлежало рассчитаться до конца недели.
Финансы: то, что находилось в карманах, не давало даже возможности воспользоваться такси, чтобы доехать до вышеупомянутого отеля.
Костюм: единственная приличная пара. Сорочки, которые обычно более всего изнашиваются в самых заметных местах. К счастью, это не относится к обуви.
Если подметки прохудились, следует ступать прямо по земле и молиться, чтобы не было дождя.
Чувства: достаточно горькие. Женщины стремятся заверить в своем бескорыстии лишь богатых мужчин. В отношении остальных они не очень стараются.
Подведя эти итоги и оказавшись на углу улицы Бланш и улицы Фонтен, я почувствовал усталость и остановился на перекрестке. Вероятно, в этот самый момент поднос с двумя артишоками, столь омрачившими мое детство, пронесся в моей памяти, в то время как голос отца подталкивал к принятию решения.
- Бедный мой отец, почему же вы сами решили сесть в ту злополучную лодку?
Каждый сделанный шаг приближает нас к нашему предназначению. Если линия моей удачи пересекает улицу Фонтен, разве не ужасно, что ничто не подскажет мне, какую ошибку я совершу, свернув на улицу Бланш? Собаки обладают нюхом, позволяющим им почуять зверя, приближение грозы, а их хозяева пользуются только разумом, своим превосходным разумом, который, однако, не предостерег Наполеона, когда он направился в Ватерлоо, а моего отца, когда он собрался на мирную рыбалку. Лично я не хочу больше доверять этому слепцу, разуму.
Подброшенная вверх монета имеет такое же представление о будущем, как и самые светлые умы, самые ловкие расчетчики. Я превращу свою жизнь в игру случая!
- Вам бы лучше пойти спать, - сказал мне полицейский, к которому были обращены последние слова моей речи.
- Если число букв на вывеске первой же лавки у меня за спиной окажется четным, - ответил я, - я пойду по улице Фонтен.
- Согласен, - сказал полицейский.
Число оказалось нечетным. Следуя совету богов, я пошел по улице Бланш.
Фомы неверующие тщетно будут пытаться отвергнуть шанс, давая самые устрашающие имена порожденным им явлениям. Так или иначе, но шанс всегда существует. И если бы его не было, то в отеле "Плаза" не оказался бы среди постояльцев молодой человек, обладатель дюжины отличных костюмов от лучшего портного и автомобиля, вокруг которого всегда толпились прохожие. Этим молодым человеком был я сам. Сменив имя, чтобы сбить с толку связанные с ним воспоминания, я вообще с трудом припоминал, кто я такой. Относительно происхождения моего процветания говорили много глупостей. Тогда как объяснение было самое простое, и оно станет понятно, коли вы соблаговолите последовать за мной на улицу Бланш месяцем раньше.
Если бы я пошел по улице Фонтен, я бы не встретил на тротуаре улицы Бланш бразильца в вечернем костюме, который, наклонившись над ручьем, держал в руке горевшую зажигалку. Если бы я не остановился рядом с этим забулдыгой, я бы не узнал, что он расстроен потерей брильянтовой запонки, подарка бабушки. Если бы я не нашел эту драгоценность, бразилец не пригласил бы меня подкрепить свои силы вместе с ним. Когда взошло солнце, мы уже были закадычными друзьями.
Только что приехавший в Париж бразилец не знал, что ему делать с деньгами.
Поскольку я не испытывал таких затруднений, мы были созданы друг для друга.
После обращения за советом к богам с помощью газеты (позднее я изложу суть этого метода) я сумел убедить своего нового друга, что мое богатство не меньше его, в результате чего его кошелек стал моей собственностью. Ничто так не привлекает к себе деньги, как сами деньги. Это напоминает рыбу, кусающую саму себя. У бразильца было несколько товарищей, как и он, не лишенных этой бесценной приманки, с которыми он меня познакомил. Оказывая то одному, то другому разные услуги, перезанимая деньги у одного, чтобы вернуть другому, я сумел поддерживать свое реноме до того дня, когда дядя одного из них, владевший то ли оловянными копями, то ли предприятием по изготовлению удобрений из рыбных отходов, не сделал меня своим доверенным лицом. Сам не зная как, я быстро стал влиятельным деловым человеком, к которому прислушивались с тем большим вниманием, что я был единственным, кто сознавал, что ни в чем не разбирается. Подобный быстрый успех предполагает серию непрерывных удач, так что пора объяснить, каким образом, пользуясь научным методом, именуемым суеверием, я избегал провалов, каждый из которых означал бы мое разорение. Вопреки общепринятому мнению, богатство сопутствует тем, кто поздно встает, то есть тем, кто не бросается очертя голову в омут дел. Просыпаясь, я требовал принести мне газеты и, не утруждая себя прочтением новостей (газеты ведь пишут о том, что уже случилось, а меня интересовало то, что еще произойдет), кидал взгляд на последнюю букву последней строки в выбранной наобум колонке. Если эта буква была согласной, день обещал быть благоприятным. Если гласной, я понимал, что действовать надо осмотрительно. Сие первое испытание, подобное смоченному пальцу для определения направления ветра, давало, однако, лишь самую общую и суммарную информацию. Моя метеорология обладала куда более сложными правилами. Если вдоль правой стороны все той же колонки, которую я пробегал глазами снизу вверх, обнаруживались три согласные или три гласные, следовавшие друг за другом вертикально, первая информация подтверждалась или опровергалась. Но благоприятная конъюнктура пяти согласных аннулировала неблагоприятное воздействие трех нанизанных друг на друга гласных, и наоборот (в расчет принимались только группы букв в нечетном количестве, тогда как парные - само собой - были нейтральными). Что касается цифры семь, она выражала неукоснительное предсказание оракула: семь гласных обязывали ничего не предпринимать, и я проводил весь этот печальный день в постели. Семь согласных поднимали меня с постели прыжком, и я бросался навстречу обещанной фортуне. Я излагаю мою систему в самых общих чертах, хотя она содержала ряд меньших по значению механизмов, описание которых заняло бы слишком много места.
Прошу только не делать ошибку, полагая, что эта система имеет какое-то родство с гаданием на картах, астрологией и другим вздором, предназначенным для наивных людей. Для меня кофейная гуща всего лишь горькая жижа, а ключ к снам значит не больше, чем гадание на ней. Точно так же я не считаю, что внутренности цыпленка содержат что-то иное, кроме зерен проса или остатков улитки. Мое изобретение являло собой весы для взвешивания предчувствий, некую решетку, которая просеивала обстоятельства, пробирку для анализа возможностей.
Как и Наполеон, я считал, что расчет может одержать победу над Случаем, как Пифагор - полагал, что у больших чисел есть свои достоинства, и я не сомневаюсь, что, если бы Буриданов осел умел играть в орла и решку, он не помер бы от голода.
4 Глава четвертая Ранним утром этого летнего дня мой оракул объявил мне о том, что я ее встречу.
Мне неизвестно было только ее имя, и я никогда не видел ее в лицо. Свое имя она назвала сама, ибо никто не представил нас друг другу. Ее лицо явилось мне в отблеске луны между двумя наплывами теней, за которые цеплялись кружева старинного вальса. Она так походила на образ из моих снов, что я тотчас узнал ее.
- Лелиа...
Я назвал ее по имени в первый же вечер. Мы вместе ушли с приема, который устроил один из друзей бразильца в саду Булонского леса, и я проводил ее до порога дома.
- Вам, разумеется, известно, что мы встретимся снова, - сказал я ей, когда мы расставались.
Моя уверенность подтвердилась на следующее же утро при первом взгляде, брошенном на газету. Никогда еще согласные так радостно не толпились вдоль длинной линейки, разделявшей их дружественные группы. Никогда еще гласные, разбросанные, подобно отступающим в панике войскам, не играли столь ничтожной роли в алфавите. Мой взгляд скользил вдоль напечатанной колонки, где были собраны новости о железнодорожной катастрофе, страшном пожаре, угрозе войны, убийстве и резне, а буквы, собравшиеся на краю этих дымящихся строчек, составляли нежнейшие послания:
- Она думает обо мне...
- Ты увидишь ее вечером...
- Ты будешь ее возлюбленным...
К чему приводить подробности моего счастья? Любовные откровения счастливчиков часто надоедает слушать, тогда как изложение любовных передряг всегда встречает у собеседника больший интерес, чем описание блаженства, которого многим не дано узнать. Таковы мужчины, если о них судить по мне самому.
Поэтому я и пропущу рассказ о нескольких упоительных неделях, чтобы подойти к тому, что способно пробудить любопытство читателя, не вызвав с его стороны чувство зависти.
Лежа не в своей постели, я проснулся однажды под звуки арии из оперы "Богема", доносившейся из соседней комнаты. Будучи сама нежность и красота, в сочетании со всеми другими возможными женскими достоинствами, Лелиа, при ближайшем рассмотрении, обнаруживала лишь один небольшой недостаток: она была певицей и мечтала выступать в Комической опере. Спешу сказать, что этот недостаток мог бы выглядеть таковым лишь в глазах беспристрастного судьи. Для меня же, подчиняющегося законам, чтимым любовниками, чья страсть не имеет границ, утренние часы обладали бы большим очарованием, если бы их мирное течение не нарушалось музыкой Массне или Леонкавалло.
Подчас, одетая в легкий пеньюар, Лелиа, прервав вокализы, входила в комнату, где я притворялся спящим, чтобы разбудить меня поцелуем. Сегодня, когда она появилась, глаза мои были открыты.
- О чем ты думаешь?
- О том, что называется чудом, - ответил я. - Разве не чудо наша встреча? Ты родилась в Алжире, а я в Париже, близ Порт-Сен-Дени. В момент твоего рождения я, возможно, играл после школы на улице.
- Я родилась в одиннадцать часов вечера, - сказала она.
- В этот час я спал на своей железной кровати с медными шарами. Возможность грядущей любви между спящим мальчуганом и красивой девочкой, в которую превратится новорожденная, была самой незначительной. Если бы ангел вздумал держать пари на эту возможность, божественный букмекер не шибко рисковал бы, приняв у него ставку в размере десять миллионов против одного. И тем не менее ангел бы выиграл.
- Разве это не чудесно? - спросила Лелиа смешливо.
- Чудесно и тревожно. Чудесно для того, у кого ничего нет и кто надеется, что шанс обрести неожиданное состояние никогда не исключается из теории вероятности. Но может ли мужчина, как я, уже обладающий сокровищем, быть уверенным, что у него его не похитят?
Почему я сказал это? Лелиа ушла, бросив напоследок улыбку, и я остался один, смущенный продолжавшим звучать во мне эхом собственных слов. Рядом как раз лежала газета. Я поспешно развернул ее и убедился, что сегодня перевес не на стороне согласных.
- Есть ли у меня основания для беспокойства?
- Вероятно, - ответила буква "е".
- Это касается нашей любви?
И тотчас другое "е", а затем и "а" и "у" соединили свои силы, чтобы подтвердить обоснованность моего беспокойства. Группами по две и по три гласные выстраивались по вертикальной линии, и между ними терялись некоторые редкие согласные, бессильно и без всякого смысла фигурируя в парном сочетании и глядясь дрейфующими обломками кораблекрушения или останками моего разрушенного счастья.
Напевая, Лелиа вошла в комнату.
- Я не смогу с тобой ужинать сегодня вечером, дорогой. У меня хорошие новости, - сказала она, присаживаясь на постель.
И, сделав паузу, чтобы подчеркнуть значение своих слов, важно произнесла:
- Я ужинаю сегодня с администратором Комической оперы.
Ужин, на который меня не пригласили, дан был господином Эме Лефранком. Моя подруга не раз говорила об этом влиятельном господине, возглавлявшем газету "Порядочность", она читала ее каждое утро, который, будучи большим любителем музыки и театра, испытывал по отношению к Лелии восхищение, не дававшее мне пока оснований считать, что оно не было исполнено глубокого уважения. На другой день Лелиа сказала, что довольна проведенным вечером, но не сообщила никаких подробностей относительно того, что там произошло. В последующие дни мне удалось лишь узнать, что благодаря тактичной поддержке господина Лефранка дело ее было на мази, но она никак не объяснила причин, побуждавших директора "Порядочности" действовать в ее интересах. К несчастью, колонки этой газеты, читаемые в вертикальном порядке, согласно изложенному выше методу, были куда менее сдержанны, чем Лелиа, и каждый день, пробегая их, я ощущал то же самое, что испытывает человек, получающий анонимные письма. На мои сначала невинные, а затем все более настойчивые вопросы Лелиа отвечала насмешками и с оскорбленным видом отвергала подозрения, которые мне действительно нечем было подкрепить. Не мог же я раскрыть ей источники моей информированности, не поставив себя в смешное положение. Так что мне пришлось искать другие способы проверить справедливость слов оракула.