- А что - плохое имя?
- Нет, почему плохое?... Послезавтра пойдет картина "Таир и Зухра"...
- А-а... Вот эту я не видел. Но дастан* знаю наизусть от начала до конца.
______________ * Дастан - народная поэма.
- А есть такой дастан? - с детским любопытством спросила Лятифа.
- Есть. К тому же старинный. Я слышал его от моего покойного деда. Любой ашуг знает его наизусть.
Джамиль слушал этот разговор с тревожным волнением, а Самандар молча ухмылялся. "Позже пришел - раньше успел", - подумал он про Таира и, наблюдая за Джамилем, немного злорадствовал в душе: "Что, голубчик, заедает? То-то же! Теперь ты виден насквозь..."
Дадашлы поднялся.
- Признаюсь, я очень устал. Прямо с ночной вахты.
- Между нами говоря, вы здорово отстаете, - сказал Самандар, намекая на промысел, в котором работал комсорг.
- Моя бригада перевыполняет план.
- Один цветок весны не делает...
- Что же, увидим. Цыплят, говорят, по осени считают. Пошли, Лятифа. Надо побывать и у других товарищей.
Когда они выходили из комнаты, Таир бросил быстрый взгляд на Лятифу. "Хорошая девушка", - мелькнуло у него в голове.
- Пошли и мы, Таир, - сказал Джамиль и тоже направился к двери.
"Прекрасная девушка", - еще раз подумал Таир. Не отрываясь мыслью от Лятифы, он машинально двинулся за Джамилем и вышел вслед за ним в коридор.
- А мы застанем сейчас управляющего?
Таиру ответил шагавший впереди Дадашлы:
- Он только что на машине проехал в трест.
4
В приемной треста, кроме русской девушки, сидевшей за столом и углубившейся в книгу, они не застали никого. Тонкая и стройная голубоглазая девушка с пышными, уложенными валиком белокурыми волосами была секретарем управляющего.
В ответ на вопрос Джамиля она сообщила, что товарищ Кудрат Исмаил-заде только что уехал по неотложным делам, но часа через два вернется в трест непременно. Решив, что Джамиль и Таир зашли по какому-то очень серьезному делу, она взглянула на часы и взяла со стола блокнот.
- Сейчас двенадцать. Вы оставьте свой телефон. Как только управляющий приедет, я позвоню вам.
- Не беспокойтесь, - ответил Джамиль. - Мы пока погуляем, а к двум часам будем здесь.
Они вышли на улицу. Сентябрьское солнце плыло над морем. День выдался жаркий, душный. Только тихий ветерок, дувший с моря, несколько облегчал духоту, и Таир, привыкший к прохладному горному воздуху, с удовольствием ощущал на лице его влажную свежесть.
Гладкая, асфальтированная улица шла в гору, и, по мере того как друзья поднимались все выше, перед ними открывался широкий вид на бухту и прибрежную часть города.
- Вчера вечером ты спрашивал про Черный город и Баилов, - начал Джамиль, когда они достигли самой высокой точки горы. Он обернулся и окинул взглядом широкий полукруг суши, опоясавшей море. У дальней оконечности полукруга виднелись заводские корпуса. Там из густого леса огромных труб космами валил дым, застилая сизой пеленой голубой небосвод.
- Вот это и есть Черный город, - сказал Джамиль. - Заводы не прекращают работы ни на один день. Работают даже в праздники.
- Почему? - заинтересовался Таир.
- Как это почему? Если они остановятся, то не успеют переработать всю нефть, которую дают промысла. Сейчас каждая минута на учете. Иные думают: раз война кончилась, можно положить под бок подушку и отдыхать. Чепуха! Разве труд у нас не является самой здоровой потребностью человека? Недаром даже наш мастер-старик говорит, что настоящий человек знает только один отдых: после хорошего трудового дня...
Таир молча слушал друга, скользя восторженным взглядом по необъятной панораме города, который сейчас, при ярком солнечном свете, казался ему еще наряднее и величественнее, чем накануне вечером.
- А где же Баилов? - спросил он Джамиля, и тот сначала расхохотался, а потом принялся объяснять:
- Смотри, мы находимся в самом центре Баилова. Отсюда начинаются промысла. Высокие здания, которые ты видишь вдали, - тоже на Баилове. А вон то одинокое дерево у подножья холма растет во дворе мастера Рамазана. Это фисташковое дерево. Оно вдвое старше своего хозяина - ему сто двадцать лет. Но фисташек на нем как звезд на небе. Как-то я прихожу к мастеру, чтобы позвать его на буровую. Вижу, все дерево будто увешано пучками коралла. Сейчас, наверное, мастер уже снял урожай. - Джамиль перевел дыхание и продолжал: - Апшерон чудесное место. Правда, влаги маловато, от безводья раскалывается земля, но плоды ее здесь изумительные. Какой тут виноград, инжир!.. Знаешь что, - перебил он себя, - давай-ка сядем в трамвай да прокатимся по городу.
Заметив недовольство на лице Таира, Джамиль спросил:
- Ты что? Или уже наскучил город? Так быстро?
- Нет, почему? Но было бы лучше сначала выяснить, примут меня или нет.
Джамилю было приятно видеть, как жаждет его друг поскорее устроиться на работу.
- Об этом не беспокойся, - сказал он. - Если в тресте откажут, пойдем к мастеру. Мигом устроит, с ним очень считаются.
Однако Таир не мог отделаться от сомнений. Все время, пока они ехали в трамвае к центру, он думал: "Вся деревня знает, что я поехал в Баку. Если не устроюсь, совестно будет смотреть людям в глаза".
В центре города у здания "Азнефти" они сошли с трамвая и, выйдя на старый приморский бульвар, зашагали по широкой аллее.
Беспокойство не покидало Таира: "А что скажет мать? Председатель колхоза?.. Ну, этот уж не упустит случая посмеяться. Скажет: стоющего парня не отпустили бы из Баку!"
Они подошли к самому берегу. Покрытое тонким слоем мазута море слегка волновалось, радужно переливаясь в лучах солнца. Прислонившись к каменному парапету, Таир глядел, как набегали и с журчанием откатывались тяжелые, ленивые волны.
- Сколько раз приходилось читать, - задумчиво проговорил он, - что Каспий - самое синее море, а тут...
- Идем я тебе покажу, какое это море! - сказал Джамиль и направился к пристани, где покачивались на волнах моторные лодки и катера, предназначенные для морских прогулок.
Боясь опоздать в трест к приезду управляющего, Таир испуганно схватил Джамиля за руку и потянул назад:
- Нет, нет, потом. Посмотрим в другой раз. Пойдем лучше обратно!
- Не спеши, друг. Уверяю тебя, что завтра вечером мы с тобой поедем на буровую и будем вместе работать в ночной смене. А пока незачем торопиться. Пошли прокатимся. Через полчаса мы вернемся и попадем в трест как раз к сроку... Смотри, все уже садятся! На лодке есть и музыканты. Будет очень весело.
С одной из лодок доносились звуки тара и бубна. Таир с детства любил музыку и, услышав эти звуки, сдался на уговоры Джамиля.
Взяв билеты на пристани, они вошли в лодку. Почти все места были заняты молодежью. Тарист и кеманчист с увлечением играли, а певец сдержанно покашливал, собираясь петь.
Солнце все чаще выглядывало в просветы между облаков. Становилось жарко, и всем хотелось поскорее выйти в море.
Новая обстановка, в которой Таир очутился впервые, все более увлекала, и на время он забыл обо всем, что так волновало его.
В лодку прыгнул еще один молодой рабочий и уселся на лавочке рядом с Таиром. Увидя перед собой высокого и худощавого парня, сидевшего рядом с девушкой в белом шелковом платке, он громко воскликнул:
- А, Мехман, здорово! Весь Баку, брат, сегодня говорит о тебе! - Он вытащил из кармана последний номер газеты "Коммунист" и развернул его. Видел свой снимок? И тебя хвалят, и твоего мастера. Да после этого к тебе и не подступишься!..
- Ну, что ты? Ведь я... - худощавый парень не договорил и, смутившись, опустил глаза.
Таир взглянул сначала на газетный снимок, потом на худощавого парня, и в нем заговорило чувство зависти. "Не на много и старше меня, - подумал он. - Только бы приняли, уж я покажу, как надо работать! Не я буду, если через месяц в "Коммунисте" не поместят мой портрет, размером вдвое больше!"
А сосед его тем временем так же громко читал надпись под снимком:
- "Молодой рабочий Мехман Файзулла-оглы. Ученик известного бурового мастера Волкова, он в совершенстве овладел специальностью бурильщика и сейчас выполняет дневную норму на сто восемьдесят процентов".
- Послушай, дорогой! - обратился к нему один из пассажиров. - Человек ведь играет на таре. Ты думаешь, мы не читаем газет?
Мехман казался Таиру самым счастливым человеком на свете. "Посмотришь на него, - ничего особенного. Совсем даже невзрачный парень. А он, гляди-ка, Герой нефти!"
- Послушай, Джамиль, - шепотом заговорил Таир, - спроси, пожалуйста, сколько времени он работает на промысле?
- На что тебе? - не понял Джамиль.
- Так, просто...
- Наверно - год, два.
Ответ разочаровал Таира. Чтобы узнать точнее, он сам обратился к Мехману:
- Скажите, товарищ, сколько времени вы работаете на промысле?
- Шесть месяцев... - ответил Мехман, чуть покраснев.
- Шесть месяцев!
- А как ты думал? Да еще года два, наверно, учился в школе или на курсах.
Мотор заработал на полный ход, и лодка, рассекая водную гладь бухты, через минуту вышла в открытое море. Джамиль указал другу на медленно вздымавшиеся прозрачные волны.
- Гляди! Вот почему Каспий считается самым синим из всех морей.
Лодка, покачиваясь на волне, быстро неслась вперед. Влажный ветерок бил в лицо, и разморенные жарой и духотой люди дышали полной грудью. Звуки музыки постепенно нарастали, приятный и сильный голос молодого певца разносился далеко по морскому простору.
- Джамиль, послушай, Джамиль! Мастер сейчас на буровой?
Джамиль не услышал вопроса. Все его внимание было поглощено певцом. Таиру же не нравилось исполнение, и поэтому он сосредоточенно думал о своем: "Все зависит от самого человека. Этот парень добился известности за шесть месяцев, а я добьюсь того же за месяц!"
Глядя задумчивыми глазами вдаль, Таир вдруг заметил, что лодка приближается к какому-то острову.
- Что это за земля? - спросил он Джамиля.
- Остров Нарген. По ночам там горит маяк, указывая путь проходящим судам. До революции туда высылали арестантов. А теперь, видишь, там новые здания. Сейчас там строится целый город.
Описав круг, лодка повернула к Баилову. Вдали темнели ажурные вышки морских буровых.
- А где ваша буровая, Джамиль?
Джамиль опять не откликнулся. Певец брал самую высокую ноту, и глаза всех были устремлены на него. Вдруг певец резко оборвал заключительную ноту. Раздались дружные рукоплескания. Таир, вспомнив о тресте, толкнул друга в бок:
- Кажется, мы опаздываем!
Словно угадывая его беспокойство, рулевой торопливо завертел колесо штурвала, лодка помчалась к берегу.
- Интересно, Джамиль, что нам скажет управляющий?
5
Кудрату Исмаил-заде перевалило уже за сорок, но выглядел он очень молодо. Некоторые удивлялись этому, особенно те, кому в годы войны приходилось по нескольку суток подряд оставаться на промысле. Глядя на полное, добродушно улыбающееся лицо управляющего трестом, на его черные вьющиеся волосы, располневшую с годами фигуру и внушительную осанку, действительно можно было подумать, что этот человек не изнуряет себя излишней работой, потому и выглядит всегда таким бодрым и жизнерадостным.
Вот и сегодня один из его ровесников и друзей, с которым Кудрат давно работал в нефтяной промышленности, придя одолжить бурильные трубы для своего промысла, сидел у Кудрата и с любопытством разглядывал его.
- Не можешь ли ты открыть мне один секрет? - спрашивал он. - Как это получается, что и трест у тебя всегда идет впереди, и сам ты выглядишь моложе нас всех?
Вопрос был задан серьезно, без тени иронии. Исмаил-заде ответил со своей привычной и казавшейся чуть насмешливой улыбкой:
- Просто везет мне...
Но приятель его, поседевший на нефтяных промыслах, был вовсе не склонен сводить разговор к шутке. Он спросил еще серьезнее:
- Меня интересуют методы твоей работы. Может быть, поделишься со мной?
Кудрат рассмеялся:
- А чем делиться-то? Никаких особых методов у меня нет. Почему я бодр? Не могу тебе в точности объяснить. Получаю ту же норму продуктов, жалованье такое же, что и ты, и, клянусь честью, что и сплю меньше других. За двенадцать лет ни разу не имел отпуска и не был на курорте. Должно быть, молодость еще не покидает меня. А может быть, так получается потому, что я несколько толстокож...
- Нет, нет, этого о тебе не скажет даже твой злейший враг. Причина тут в чем-то другом. Спокойный ты, по-моему, человек, нервов понапрасну не треплешь.
- Спокойный? Моту открыть тебе одну из причин того спокойствия. Кудрат взял своей большой огрубелой, как у мастерового, рукой папиросу с длинным мундштуком, щелкнул зажигалкой и закурил. - Моя мать умеет рассказывать хорошие сказки. Одна из них прямо отвечает на этот вопрос.
Приятель Кудрата тоже взял из подвинутой к нему коробки папиросу и попросил:
- Расскажи. Что это за сказка?
Кудрат разогнал рукой вьющийся синеватыми кольцами табачный дым и, будто только сейчас собираясь говорить серьезно, задумчиво опустил глаза.
- Видишь ли, источник здорового настроения в работе, - заговорил он с тем же задумчивым видом, - по-моему, берет начало в семье. Эту же мысль подтверждает сказка, о которой идет речь. Я, разумеется, не смогу рассказать ее так занимательно, как мать... Она развлекает мою дочку Ширмаи и при этом так умело изображает события в лицах, что сказка получается во много раз интереснее и трогательнее... Словом, один мудрый падишах, - Кудрат улыбнулся, - бывали и такие... - между прочим добавил он. - Так вот, один мудрый падишах, повелитель многих провинций, любил изредка странствовать. Он ходил со своей свитой из города в город, из деревни в деревню и знакомился с жизнью своих подданных. Однажды внимание его привлек некий молодой плотник. Распевая веселую песню, плотник тесал топором деревянный кол, держа его стоймя на железной наковальне. И что всего удивительнее: рубил он со всего размаху, а топор ни разу не коснулся железа. Тогда удивленный шах спросил одного из своих приближенных:
- Что ты скажешь, визирь? Как это ему удалось достигнуть такого мастерства?
- Да ниспошлет небо здоровья падишаху! - ответил визирь. - Наверно, плотник живет со своей женой в мире и согласии.
Ответ визиря поверг шаха в глубокое раздумье. Чтобы узнать истину, он решил сам посмотреть, как живет плотник с женой. И вот с наступлением вечерних сумерек шах и его визирь, переодевшись в одежду бедных людей, отправились к плотнику. На стук вышел приветливый хозяин.
- Кого вам надо, братцы?
- Мы странники, - сказал визирь. - Не приютишь ли нас на одну ночь?
- Войдите, - радушно ответил плотник. - Мой дом и мое сердце принадлежат дорогим гостям!
Все вошли в дом, и плотник обратился к жене:
- Я привел гостей, жена!
- И хорошо сделал, - ответила та приветливо. - Приютить дорогих гостей и беречь их, как зеницу ока, наш долг. Вот пришли они, и радость посетила наш дом... Все, что послал нам аллах от своих щедрот, принадлежит им.
Шах взглянул на своего умного визиря и многозначительно улыбнулся, убедившись, что тот был прав.
Побывав во многих городах и селениях, шах вернулся к себе в столицу. А спустя два года он предпринял новое путешествие. Ему довелось побывать в том же городе, и он, вспомнив о плотнике, решил опять проведать его. Вот он идет мимо его мастерской и видит: за эти два года плотник постарел самое меньшее на двадцать лет. Стан его согнулся в дугу, борода сплошь поседела. Сидит он нахмурившись и снова тешет кол. Но каждый раз лезвие топора срывается и со звоном бьет в железную наковальню.
Шах удивился:
- Что с ним стало?
- Да ниспошлет небо здоровья падишаху! - сказал визирь. - Наверно, жена стала плохо обращаться с ним.
Снова переодевшись, они пришли вечером к плотнику. Тот не отказался дать им приют на ночь, но когда они вошли в дом, жена с руганью набросилась на старика: