- Если она здесь выронила ключи, кто же мог подобрать? Да никто. Все уходили на моих глазах.
Но мать выронить могла. Она могла достать платочек, если вдруг заплакала. А из-за того, что пальто у нее новое (Алена подарила и заставила носить), карманы неглубокие и не на том месте, как говорит старуха, она могла неловко шарить в них, и ключи - раз и на пол.
А слезы могли появиться. Из слов председателя я понял: старухи одобрили поведение президента Путина, который не послал в Ирак наших солдат наводить порядок, но пожалели поляков, которых польские власти послали. В Сибири много еще осталось семей с польской родословной, взять ту же Елизавету Васильевну - она в девичестве Цыбульская. И вполне могла наша бабуля в качестве ее верной подруги зарыдать, если Елизавета Васильевна рыдала. Когда мама волнуется и плачет, руки у нее беспорядочно ходят по кармашкам, платочек ищут. Но, осторожно расспросив председателя Совета ветеранов, я понял: о поляках говорили недолго и никто не плакал.
- Может быть, она рассказывала про Казахстан?
- А что в Казахстане? Родня?
- Понимаете... - замялся я.
- Да, там притесняют наших, - тряхнула фиолетовыми буклями председатель и поиграла кулаками на столе. - Этот Назарбаев бай и есть. Что он, что туркменбаши. Их бы в другие времена раскулачили.
Я растерянно кивал. Я-то ожидал услышать от бывшего врача, не рассказывала ли наша мама про то, как ее семью перед войной ссылали, как в голой степи под Акмолинском высадили из грузовиков в самую метель. Но коли председатель не знает, при чем тут Казахстан, значит, речи об этом не было.
Стало быть, разговор вчера здесь велся относительно спокойный. И мать, скорее всего, ключи не здесь выронила.
5
Сойдя с крыльца, я побрел, петляя, мимо недавно посаженных старушками кустов рябины с багряными гроздьями ягод, выскочил на тропу и поспешил в сторону районной больницы, где в пристройке и расположилась с недавней поры церковь.
Я торопился - вскоре должен подъехать с новыми замками Юрий Боголепов. Жена дома, но мне-то надо будет рассчитаться за труды, а у Алены инженер денег не возьмет. Я же ему, на худой конец, могу подарить какую-нибудь видеозапись - Юрий обожает исторические фильмы, недавно переписывал ему "Ивана Грозного" и "Броненосца "Потемкин"".
В местном храме я бывал всего раз - отводил прошлой весной в снежную бурю на Пасху нашу старушку и, собственно, в самое помещение только заглянул. Для молящихся главврач больницы, который, говорят, с той поры, как умерла его жена, сам стал верующим, выделил большую длинную комнату с отдельным входом со двора. Здесь прежде полагали открыть приемный покой для инфекционных больных, но из-за того, что к этому крыльцу в глубине двора вечно мешают подъехать грузовики, бидоны, ящики, отдали площадь под церковную службу.
Службу ведет отец Сергий, Сергей Владимирович, очень еще молодой, как я мельком заметил в первый свой приход, высокий, узкоплечий мужчина. Наша мама не нахвалится им:
- Такой обходительный... грамотный... и все новости знает.
- "Капитал" прочел? - как-то в шутку спросил я.
Теща насупленно помолчала, потом все же улыбнулась:
- Наверно, читал. Говорят, был секретарем комсомола где-то.
От других людей я слышал, что Сергей Владимирович окончил химфак Томского университета, блестяще владеет английским. Сюда, в новый микрорайон, его сослал местный владыка, архиепископ Никандр, за то, что отец Сергий якобы заигрывает с юными прихожанками, порой позволяет себе смутные, едва ли не еретические речи. А главная причина: когда отец Сергий был его помощником (составителем речей), будто бы похвалялся, что может вписать в речь гундосого владыки что угодно - и тот механически пробубнит, даже если не поймет, потому что неграмотный.
Рассказывают, что последнее обвинение было снято самим Никандром (явно оговорили Сергия конкуренты на должность!), но все-таки пришлось отправить слишком красноречивого и красивого молодого священника создавать новый приход.
И он его создал. Сюда послушать его проповеди заглядывают даже студенты университета. Во всяком случае, когда я поднялся на крыльцо церкви, возле двери курили несколько молодых людей, запах табачного дыма мешался с запахом отгоревших свечей.
- А уже все, - сказали мне парни. - Теперь вечером.
Кивнув, я зашел. Крохотная старушка, похожая на ту, что я видел в Совете ветеранов, брызгая на пол пульверизатором, подметала веничком упавшие белые пульки стеарина. Электрические светильники перед алтарем и царскими вратами были пригашены.
- Мне бы отца Сергия, - тихо, в пустоту храма сказал я.
И тотчас из дальней двери быстро вышел в рясе высокий молодой парень с хилой бородкой, очень румяный, и воззрился на меня нежными, как у женщины, сверкающими глазами.
- Вы ко мне? - Он подошел еще ближе и молча ждал.
- Здравствуйте, отец Сергий, - поклонился я. Чувствуя великую неловкость из-за того, что пришел не вовремя да еще с такой странной просьбой, я представился: историк, живу неподалеку - и в двух словах рассказал о пропаже ключей.
Едва дослушав, священник, кажется, еще более покраснел и напевным, слегка томным голосом обратился к уборщице:
- Юлия, не про эти ли ключи говорила Елизавета?
- Что, нашлись?! - обрадовался я.
- В том-то и дело, что нет, - пояснил мне отец Сергий. - Если бы Мария обронила их здесь, истинно говорю - их тут же передали бы мне. Ах, как жаль! Где же могла их выронить Мария?
Юля, шмыгая носом, в платке и не мужском ли пиджаке, стояла перед нами, опустив глазки, держа в одной руке полынный веник, в другой совок. Но поскольку никаких более указаний не последовало, принялась убирать дальше.
- Я думаю, найдутся, - мягко сказал отец Сергий. - Мы вечером оповестим прихожанок. Они на улице посмотрят.
Неловко простившись, я поспешил домой.
Возможно, и мать уже вернулась с покупками из магазина.
И Юрий Михайлович Боголепов ставит новые замки.
И Елизавета Васильевна, тараща глаза, торопит мастера новыми слухами про банды квартирных воров.
6
Но как ни странно, Юрия еще не было - видимо, не может купить замок необходимого размера. Елизавета Васильевна, оказывается, уже побывала у нас и ушла.
Мать сидела в своей комнатке, спиной к батарее отопления, опустив седую, розоватую кое-где на макушке голову, совершенно удрученная.
Жена мне шепотом рассказала, что видела соседей и вынуждена была известить их о случившемся и что соседи успокоили: у них есть для общей двери схожий замок, они сами его заменят. Только придется заказать копии ключей для нашей квартиры.
Сели обедать - мать отказалась от еды. У нее пост.
- Мама, опять?! Какой же пост в ноябре?! - сердилась Алена.
- Пост, - глухо ответствовала старуха из своей комнаты.
Наконец приехал Юрий Боголепов. Он вынул из кейса полиэтиленовый пакет со старым замком и достал картонную коробку с новым запирающим устройством. Приложил один к другому. Лицо у него было расстроенное.
- Купил, объехал полгорода, но это не то, что нам надо. Придется немного болгаркой поработать и сварочкой поправить. Я сейчас - на работу, заберу инструменты и вернусь.
Он уехал. Жена шепотом спросила:
- Что это - болгарка?
- Это такой диск... ну, вроде картона, покрытого абразивом... вертится и режет.
Меня огорчало другое - Боголепову придется тащить сюда сварочное устройство, это трансформатор килограммов на пятьдесят.
В эти минуты вышла как тень и встала в дверях - мы даже сразу ее не приметили - наша старушка.
- Вы уж простите меня ради Бога... - простонала она. - Такие неудобства причинила... Мою пенсию-то не берете на хозяйственные нужды, хоть ему заплатите. - И она протянула старый почтовый конверт со вложенными туда деньгами.
- Мама, да перестань! - прокричали мы оба с женой. - Какая ерунда! Копеечное дело. У всех бывает! Забудь! Иди поешь!
- Нет... нет... - Уливаясь слезами и загребая ногой за ногу, старуха побрела в свою комнату.
Жена зашла следом за ней и прикрыла дверь. А я сел возле выходной двери и стал ждать. А потом заглянул к старухе и сам.
Теща лежала на койке, закрыв глаза. На стуле рядом белели аккуратной стопкой газеты "ЗОЖ" (за здоровый образ жизни). Алена смотрела в окно.
Чтобы как-то отвлечь или развлечь старушку, я спросил:
- Мам... а вот когда в Совете ветеранов по душам говорите... ты рассказывала про то, как вас ссылали?
Я думал, она не сразу поймет, о чем я спросил. А она, широко открыв глаза, приподнялась и, мне показалось, с ужасом посмотрела на меня:
- Да что ты! - и резко покачала головой: - Не-ет. Зачем?! Им про это не надо. Они счастливые люди, зачем им?..
И вновь легла. И я подумал: о чем же они тогда говорят, собравшись, старые женщины? О детях, внуках? Но ведь и о политике тоже, если обсуждают положение в Ираке и России? Или все же мать считает: все было в СССР правильно, а если случались какие-то несправедливости, так что ж теперь, все прошлое зачеркивать?
Она о высылке впервые нам-то с Аленой рассказала уже во времена демократии, а до того - все невнятно, в трех словах. Их везли из Читы через Челябинск (там не приняли) два месяца и выбросили в Казахстане прямо на каменную степь, в снежную бурю со словами: радуйтесь, что не шлепнули. А сослали семью Большаковых из-за того, что отец их, Степан, не захотел в колхоз идти, отдавать лошадей. Он убежал за Аргунь, в Китай. А когда семья Степана и семья младшего брата оказались из-за него уже в Казахстане, к ним явился ночью нерусский человек, позвал мать Маши за рубеж, к Степану. Дескать, позже он, этот Олжаз, переведет туда и остальных. Но мать Маши побоялась: если она уйдет, расстреляют и ее детей, и семью младшего брата. И все Большаковы остались под Акмолинском.
Вскоре вокруг появились кавказцы, немцы, такие же голодные, растерянные. Один немец заметил: почему-то именно в праздники высылают народы: 7 ноября, 5 декабря, 23 февраля, 1 мая. Долго жили без горячей воды, дров нет. Однажды в степи подобрали доску, слетевшую с грузовика, чай вскипятили. Жилье себе строили и школу для детей из вонючего самана. В одно лето все сгорело, кизяк горит хорошо...
А отец через многие годы прислал им письмо из Сан-Франциско: звал в гости. Этот конверт и еще два, судя по датам сверху и внутри, шли долго, их пересылала служба НКВД в местную комендатуру. Но на его призывы ни мама, ни младший брат не ответили. А потом замолчал и сам Степан. Наверное, умер.
Вот ведь какое горе было в детстве у Маши-Спички. А она во все годы юности бегала с улыбкой до ушей, декламировала стихи Маяковского, водила свой цех на выборы, на демонстрации. А все страшное носила в себе.
- Наверное, отцу Сергию-то рассказывала?.. - спросил я. - Он-то Божий человек.
- Ему рассказывала, - открыла белесые глаза старуха. - Ему рассказывала. - Вдруг засмеялась: - Как в детстве шишки сосновые в мешке таскала из лесу, когда уже в Россию переехали. Для самовара и для печки, жар от них. В Казахстане такого нет. Еще ветки сухие мужики сшибали баграми. На голову дяди Саши, помню, упал сучок, ухо порвал. А еще помню: когда в техникуме училась, бегу поздним вечером пешком из города домой, в деревню, несу хлеб. Это из моих студенческих завтраков-ужинов. А в город под утро тащу свеклу.
- Свеклу?! - ахнула Алена.
- Свеклу. Все ж витамины. А бежать страшно... цыгане, говорили, воруют девчонок... волки стоят в оврагах, на луну воют... - Мать виновато улыбнулась: - Трусиха была, форменная трусиха.
Ничего себе трусиха!
Вот же как! Живет мама у нас уже семь лет, вместе с нами из старой квартиры сюда переехала, казалось бы, о чем только не говорили мы с ней за эти годы, а столько держит, утаивает на незримом замке... Коммунистка, ныне верующая, соблюдает все мыслимые и немыслимые посты, целыми днями стоит, пошатываясь от усталости, перед своим подоконником, перед иконками, и все бормочет молитвы. О чем она думает? В каких таких грехах кается? Кого проклинает? Дети все выросли, внуки выросли, а на правнуков сил уже не осталось, да и молодые их родители сами управляются... Чем заняться живой еще женской душе?
- Нет, в церкви народ хороший, - словно поразмыслив, сказала старуха. И в Совете ветеранов тоже хороший.
7
Наконец приехал Юрий Михайлович Боголепов, он был не один, а с очкастым лаборантом, - пыхтя, они вместе занесли через порог старый сварочный агрегат.
- Полчаса - и будете как за каменной стеной, - хмыкнул Юрий, включил визжащую болгарку и выключил. - Сейчас мы тут вымерим еще раз.
Мы стояли в дверях маминой спальни, старушка тоже поднялась и с виноватым видом смотрела на работу мастера.
Полетели из-под круга искры, длинный красный пучок бился в одежный шкаф, не причиняя, впрочем, вреда, - я взглядом успокоил жену. Лаборант тем временем вставил в деревянную дверь простенький новый замок, чуть-чуть подчистив гнездо в дереве стамеской. А когда Боголепов, опустив на глаза щиток с синими очками, начал заваривать ослепительной звездой какой-то уголок в зияющей железной дыре, забрякал звонок.
Мы не сразу услышали, закричали:
- Юрий Михайлович... там кто-то идет!
Выключив электросварку, мастер пошел открыть дальнюю, общую с соседями, дверь.
К нам вбежала рослая бабуля, подруга мамы, Елизавета Васильевна, она была в ярком синем плаще и шляпке. Поправив очки, перешагнула провода, постояла, с таинственным видом озирая всех, и наконец звонко провозгласила:
- Машка, пляши! - И, разжав кулак, показала связку потерянных ключей: Нашлись!
- Господи!.. - воскликнула наша старушка. - Я не зря молилась...
- Где, где нашлись? - в голос спросили мы с женой.
- А в церкви, - стала рассказывать Елизавета Васильевна, сверкая искусственными зубами, улыбаясь молодым мужчинам. - Юлька нашла.
- Постой, я не понял. - Мы с Аленой переглянулись. - Она вчера вечером убиралась в церкви, сегодня утром... и только сейчас?..
- Ну какая разница?! - радовалась подруга мамы. - Юлька говорит, они лежали в выбоине, рядом с отлетевшей плиткой. И сослепу она не сразу заметила.
Однако выбоина, как я понимаю, глубиной полсантиметра, не больше, а связка ключей, хоть так ее клади, хоть этак, сантиметра на полтора в высоту. Не подбирал ли кто-нибудь эти ключи и не снял ли копии, вот о чем я размышлял и о чем, конечно же, думала со страдающим лицом моя жена.
Елизавета Васильевна поняла наши сомнения:
- Да что вы, церковь такое место... там никто...
А если наша мама обронила ключи в Совете ветеранов, так могло быть? И кто-то из старушек подобрал их, сразу не смог отдать (может быть, та же Юля? Не нравится мне ее показное смирение), а дома внук или сынок поинтересовались, взяли посмотреть да и сняли копию? Поскольку все эти бабушки живут неподалеку друг от друга, обойти с копией ключей наш микрорайон и отыскать нужную квартиру не составит никакого труда.
Или я грешу, так размышляя?
- Так ставим новые замки или нет? - хохоча, спросил Боголепов. - У меня все готово.
- Простите меня ради Бога, - снова заплакала наша старушка. - Такие хлопоты, такие траты...
- Да какие хлопоты! - Юрий Михайлович подошел к старушке и погладил по руке. - Нам это все равно что семечку щелкнуть. Для очистки совести давайте все-таки... вмастрячим? - Он прекрасно понимал, о чем мы с Аленой думаем.
Мать встревоженно посмотрела на нас.
- Так ведь нашлись!.. - прошептала она.
- Нашлись, нашлись! - радостно подтвердила Алена. - Все в порядке, мама.
В неловком молчании мы постояли минуты две. Мать не уходила - смотрела в наши лица.
- Конечно, вряд ли в церковь мог зайти плохой человек, - с неким усилием сказал я, убеждая себя и жену. - В самом деле, зачем менять... если нашлись. Юра, прости нас, все бывает...
Боголепов - легкий человек.