– Что, Генпрокуратура будет строить обвинение на фальсифицированных документах? – нахмурилась Железнова.
– Нет. И с чего ты взяла, что фальшивка будет в бумажном виде? Это может быть что угодно. Слух, например. Неправильно представленная ситуация. Словом, любого рода обман. Думаю, – Старцев примолк, но все-таки высказал, – Его подставили.
– Да кто?!
– Хм… – улыбка у Старцева вышла кривоватой, – Желающие найдутся. Да ну его, прокурора, к лешему. Слушай, я тут вчера с Мариком беседовал, он из Мадрида прилетел. Знаешь, кого он там встретил?
И Старцев принялся рассказывать об их общих знакомых, когда-то работавших в «Росинтере», после отъединившихся, создавших собственный бизнес. Бизнес, однако, законным не получился. Полгода назад общими знакомыми заинтересовались органы, началось следствие, и, покинувшие Россию предприниматели коротали теперь время среди дворцов и замков Кастильи.
Тамара слушала, все так же подпершись рукой, мерцала темными глазами в каких-то бархатных ланьих тенях. Тени сгущались за окнами, почти скрытые тяжелыми занавесями, тихий-тихий вечер спускался на Москву. Тишина стояла в небе, в самом зените, и не имела никакого отношения к реву машин, летящих по улицам, где уже зажигались золотые и белые шары фонарей.
Тамара слушала эту тишину. И голос. Ах, какой голос у Олега! Низкий-низкий, мягкий, теплый, закроешь глаза – шоколад и каштаны, и медовые отсветы – слова плавятся, льются, и совершенно неважно, что он говорит, главное – как, и кажется, этот голос можно потрогать рукой, опустить ладонь в теплый поток…
– Тома! Але! – он помахал ладонью, – Я тебя теряю!
Она вздрогнула. Сморгнула.
– Я спрашиваю, говорила ли ты об этом с Малышевым?
– О… О чем?
– Ты что, ничего не слышала?
Старцев смотрел на Тамару. Тамара – на Старцева. Действительно, не слышала. Слушала – и не слышала. Ой, мама, неловко как…
– Странно, – сказал Старцев наконец, – Глаза были открыты, я видел. Или ты спишь с открытыми глазами?
Тамара молчала, с ужасом чувствуя, что краснеет – горячим заливало щеки, уши, даже шею. Вот уж не помнила за собой такого свойства.
– Устала, – констатировал Старцев, – Я тоже устал, – взглянул на часы, -Начало одиннадцатого. Ужас. Давай-ка по домам!
Они попрощались, и спустя несколько минут Старцев уже спускался вниз по мраморной лестнице.
3
26 мая 2000 года, пятница. Москва.
– Ну что, господа, – улыбнулся Малышев, – Будем считать, что на сегодня мы свою задачу выполнили. Встреча с немцами и американцами – за мной, все документы подписаны, значит, последние договоры о реструкутризации долгов мы на этой неделе подпишем тоже. Со следующей недели начинаем размещение облигаций Росинтербанка. Спасибо, можете быть свободны.
В двенадцать, строго по графику, закончилось заседание правления Росинтербанка. Строго говоря, это было правление двух банков сразу – и росинтровского, и ЮНИМЭКСа, поскольку оба правления состояли из одних и тех же людей.
Объяснялось все просто – Росинтербанк вырос из ЮНИМЭКСа как привой из пенька. Два года назад ЮНИМЭКС, входящий в пятерку наиболее солидных банков страны, как и прочие финансовые институты России попал в жернова финансового кризиса.
Имеющий немалые собственные средства, ЮНИМЭКС, разумеется, оперировал и заемными деньгами. Это были западные деньги, привлеченные под гарантии московского банка в качестве инвестиций в российские промышленные проекты.
Деньги, как любая материя, могут пребывать в трех состояниях – жидком, твердом и газообразном. Жидкие деньги – это деньги в родных рублях, обесценивающиеся с каждым днем и утекающие из рук веселыми ручейками. Деньги газообразные – это ценные бумаги: векселя, облигации государственных займов, акции. Летучие и взрывоопасные, особенно в отечественном исполнении. Самые же надежные деньги – деньги твердые, старая добрая твердая валюта, доллары.
Западные деньги, собиравшиеся к тому моменту на счетах ЮНИМЭКСа, были самыми что ни на есть твердыми. Однако же, незадолго до кризиса, вышло памятное многим постановление Центробанка – немедленно перевести большую часть валютных вкладов в рубли. Это постановление заставило напрячься не одного Малышева – многие банкиры почуяли грозящую опасность, но не многие еще осознали, чем обернется это распоряжение ЦБ всего через несколько месяцев.
Трудно сказать, что руководило Олегом Старцевым – информация ли какая-то, полученная из надежных рук, тщательный расчет или интуиция – когда он, незадолго до памятного постановления решил вдруг реорганизовать систему активов ЮНИМЭКС-группы. Принадлежащие банку промышленные активы вывели в специально созданную компанию «Росинтер». Собственные же резервные средства группы спешным порядком перевели с родных счетов за бугор, в западные банки. И когда грянуло Постановление, с легким почти сердцем Малышев обратил твердую валюту в жидкую.
А спустя несколько месяцев рухнула пирамида российских ГКО и разразился кризис. Деньги, превращенные в рубли, обесценились в считанные недели. Вклады западных партнеров скукожились, оказавшись вчетверо меньше против того, какими были до кризиса.
Финансовые исполины России валились, как кегли, подсеченные шаром. Не стал исключением и ЮНИМЭКС – его ждала верная гибель. Но предпринятые Старцевым и Малышевым меры привели к тому, что, уходя на дно, ЮНИМЭКС не потянул за собой всю группу разом. Активы промышленных предприятий, принадлежащих группе, были выведены в новенький, с иголочки, «Росинтер», и не могли быть распроданы за долги банка. Собственные средства ждали своего часа за рубежом.
И дождались. На развалинах ЮНИМЭКСа встал новый банк.
Создавали его спешно, и всего несколько дней было, чтобы придумать новому банку название. Предполагалось, что банк этот коммерческий и объединенный (в него должны были войти еще несколько чудом уцелевших финансовых структур группы), исходя из этого и ломали головы над названием.
Краткое совещание по этому поводу превратилось в клоунаду. Сам Малышев предложил назвать новое детище ОБЪЕДКОМ-банком. Сашка Денисов, сурово осудив несерьезный подход товарища к вопросу, предложил слово «коммерческий» вовсе выкинуть и назвать новорожденного без изысков: ОБЪЕБАНК. Конец веселью положил Старцев, сказавший: «К черту и „объединенный“ и „коммерческий“. Пусть будет „Росинтербанк“!»
И стало так.
В эту-то новую структуру и перевели схороненные до времени деньги. А вспомогательная инвестиционная компания, владеющая промышленными активами ЮНИМЭКСа, превратилась в компанию управляющую, дав растущей империи новое название – «Росинтер».
Долги, повисшие на умирающем ЮНИМЭКСе, можно было просто забыть, списать на кризис. И западные партнеры, поворчав, смирились бы – российская экономика остается во власти стихий, ни дня без форс-мажора, что упало, то, как говорится, и пропало. И Малышев как-то даже Старцеву намекнул – может, лучше руками развести, извините, типа, господа инвесторы, облажалось государство, не виноватые мы…
Но Старцев рассудил иначе. Ты, Серега, до конца дней хочешь оставаться в их глазах «этим диким русским»?… Забыл, как они пялились на тебя в первое время на официальных приемах – гладите-ка, мол, русский-то русский, а с ножом-вилкой обращаться умеет, и говорит по-нашенски почти без акцента, чудо, мол, не иначе…
Государство облажалось, Серега, но государство отряхнется и дальше жить будет, позвякивая ржавым стратегическим вооружением и изображая из себя сверхдержаву. А нам лажаться, Серега, никак нельзя, мы люди всего лишь, частные лица. Да и неудобно как-то…
Разумеется, вернуть сгоревшие в дефолт миллионы вот так сразу, с кондачка, не получалось. Распродавать для этого свои предприятия или перезанимать под погашение кредиторки «Росинтер» не собирался – как-то не простиралась столь далеко добрая воля Корпорации. Но вместо того, чтобы сделать вид, что происходящее их не касается, сразу же после кризиса, уже в сентябре 1998, начали переговоры с клиентами и партнерами.
Договаривались об отсрочке выплат. Тактично боролись за снижение процента на эту отсрочку. Тихая возня с отдельными западными товарищами продолжалась до последнего времени, однако, и их удалось убедить, что ничего лучшего русские партнеры предложить не могут.
И вот договоры на реструктуризацию долгов ЮНИМЭКСа с большинством кредиторов подписаны. Зарегистрирован в Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг выпуск облигаций «Росинтербанка», взявшего на себя долговые обязательства ЮНИМЭКСа. Эти облигации, со сроком погашения в десять лет, будут в ближайшее время размещены среди кредиторов первого банка Корпорации. Реструктуризация банковского сектора «Росинтера» благополучно подходит к концу.
Губернатор Нганасанского округа Александр Денисов прилетел в Москву к обеду – румяный, несмотря на четырехчасовой перелет, и страшно озабоченный. Сразу из аэропорта рванул в офис Корпорации. Юля, извещенная по телефону о приезде дорогого супруга и его ближайших планах, спросила только: «Ночевать приедешь?». «Как получится,» – ответил Денисов, полагая, что шутит. Жена губернаторской шутки не приняла, по опыту зная: «как получится» запросто может обернуться тем, что супруг так и вернется в свой Снежный, не повидав семьи.
Метеором пронесся Александр Михайлович по этажу. Секретарь Старцева, Наташа, успела только улыбнуться навстречу и пролепетать: «Здравствуйте, Алекса…», как дверь старцевского кабинета захлопнулась за широкой спиной визитера.
Малышев, предупрежденный звонком, уже сидел рядом со Старцевым. Оба ждали Денисова, чтобы решить кое-какие насущные кадровые вопросы.
Старцев был хмур. Впрочем, как обычно. Утонув в глубочайшем шоколадного цвета кресле, он приветствовал Денисова кисловатым: «Здорово!». Малышев же, напротив, мерил кабинет гигантскими шагами с самым жизнерадостном видом.
– Какие новости? – поинтересовался Денисов, совершив ритуал рукопожатий и присаживаясь в свободное кресло, немедленно поглотившее его чуть не с головой.
– Олег, обрежь спинку хоть у одного кресла, – обратился Малышев к хозяину кабинета, – А то ведь однажды кто-нибудь не заметит Сашку, сядет сверху – некрасиво получится…
Сашка собрался было возмутиться, но заговорил Старцев:
– Новости такие. Как оказалось, месяц назад Генпрокурор бросил клич по своим замам – срочно найти способ борьбы с кем-то из семерки.
Что Старцев имел виду под «семеркой», никто из присутствующих уточнять не стал. Понятно было, что речь идет о семи крупнейших бизнесменах, обладавших наибольшим влиянием на прежнего правителя – тех самых, кого звали в народе олигархами и кого теперь надлежало «равноудалить» от правителя нового.
Зачем прокурору понадобилась война с олигархами? Это объяснялось просто: любыми способами, сейчас же, немедленно, следовало войти в доверие к новому президенту. И раз новый президент высказал пожелание послать к черту всех, кто достиг вершин российского бизнеса, прокурор решил тотчас ему в этом помочь.
– Предложения были разные, – продолжал Старцев, – Планировался наезд на Березовского, например. Но принято было решение заставить париться именно нас.
– И который из замов это придумал? – подал голос из глубины кресла Денисов.
Старцев хмыкнул. Тронул пальцем карандаш, лежащий на столе – карандаш покатился, покатился и замер.
– Голиков, – ответил за него Малышев.
Денисов нахмурился. Из заместителей Генерального прокурора Голиков был самым тихим и незаметным. Почему именно он? И почему именно мы?
– Много хочешь знать! – усмехнулся Старцев в ответ на заданный младшим товарищем вопрос, – Мы вот тоже головы ломаем… – беспокойные пальцы главы Корпорации добрались до многострадального носа – глава погружался в раздумья, – Ну, почему именно он – это может быть и случайностью. Скажем, был честный тендер идей. И выбрали не Голикова, а его предложение. Но почему все-таки он предложил именно нас? Опять случайность?
– На Голикова есть информация? – спросил губернатор.
Старцев и Малышев синхронно покачали головами.
На Дмитрия Степановича Голикова, сорокалетнего заместителя Генерального прокурора России, не имелось никакой информации, которая хоть что-то прояснила бы.
Нельзя сказать, чтобы Голиков был совсем уж кристально чист. Таких не бывает у власти. Были, были у него контакты, которые при желании можно было бы истолковать как компрометирующие. Но контакты эти были слишком разносторонни, слишком многочисленны, слишком походили на контакты сугубо служебные, чтобы можно было взять и показать пальцем: вот этот нас Голикову и заказал.
Но заказ, тем не менее, был. Его не вычислили, не просчитали – его почуяли, как мать инстинктивно чувствует опасность, грозящую ее дитяти.
Девять лет трое мужчин, собравшихся в кабинете главы корпорации, делали собственный бизнес. Девять лет они не могли найти ответа: что заставляет их порой настораживаться и искать опасность там, откуда ждать ее вроде и не приходится, где ни логика, ни разумный расчет не в силах ее обнаружить. Но неизменно опыт подтверждал: это чутье не лжет, и следует доверять ему, какого бы происхождения оно не было, каким бы призрачным и ненадежным не казалось. За девять лет они стали сами себе ангелами-хранителями. И теперь каждый из них – просто так, ниоткуда – твердо знал: акция с наездом Генпрокуратуры на «Росинтер» – заказная.
– Давайте исходить из того, что акцию могли заказать по двум причинам. – Старцев говорил быстро, – Первая – просто попортить нам кровь. В этом случае, СГК – всего лишь повод, чтобы дергали нас за все веревочки. И в этом случае заказчик акции кто-то из тех, с кем мы столкнулись по любому из наших бизнесов: банки, нефтянка, металлургия, машиностроение – вариантов много. Вторая причина – нацелились именно на «горку», и целью поставили ее у нас отобрать. В этом случае надо рассматривать того, кому «горка» нужна и у кого денег хватит ее перекупить и довести до ума. – глава Росинтера оставил в покое свой нос, выдернул из настольного прибора золотой «Petek» и заскреб им по бумаге, – Начнем с конкурентов. Банковская сфера. Варианты?…
– Рискин, – предположил Денисов, – Вы с ним бодаетесь из-за денег таможенного комитета.
– Красовский, – внес лепту Старцев, – С ним мы сталкивались в прошлом году, и еще столкнемся… Гинзбург.
– У Гинзбурга кишка тонка, – не поверил Малышев.
– Все в порядке у него с кишкой, – заверил Старцев, – У него в новом кабинете связи покруче наших.
– Тогда уж и Гроссман, и Кардашевский, и Петелин… – Малышев пожал плечами.
– Верно, – согласился старший товарищ, стремительно выставляя на листе пронумерованные закорючки, – И ни одну из версий я бы лично не отбрасывал. Это банки. Теперь смотрим промышленность. Скажем, металлы. Кто здесь может быть, Саша?
– Если по цветным металлам, то вариантов не много: Андреев, Чебан, и все, пожалуй, – прикинул Саша, – Но им с нами делить нечего. Бодался теленок с дубом!…
Подумав, согласились: Снежнинская горная компания была абсолютным монополистом в стране по производству меди, никеля и платиноидов, и даже самые сильные из ее конкурентов в конкуренты, строго говоря, никак не годились.
– Нефтянка?… – задумался Малышев, – Если дело в нефтянке, то говорить можно о двоих – Чернов и Фрайман.
– Чернов вряд ли, – поразмыслив, решил Старцев, – Мелко плавает, жопа наголе… А вот Фрайман… Мы с ним второй год «Ярнефть» делим.
«Ярнефть» на данный момент оставался последним нефтяным активом Корпорации. Не лучшее предприятие в стране. Но и не худшее. Нефть, одним словом. И с нефтью этой связана была двухлетней давности судебная тяжба, которую Росинтер вел с группой «Альтаир», возглавляемой Борисом Фрайманом.
– Не такая уж богатая добыча эта «Ярнефть», чтобы кто-то из-за нее беспокоился, – выразил сомнение Малышев, – Фрайман с нами судится второй год, и еще столько же судиться будет, пока не надоест. Вряд ли.
– Вряд ли, – согласился Старцев, но закорючку на листок поставил, – С машиностроением как?