— Вы собираетесь это все съесть?
Аманда подняла глаза на Уокера Мак-Леллана, и ее хорошее настроение сразу испарилось. Сердце подскочило. Весь вечер она ни на минуту не забывала о его присутствии, о том, что он за ней наблюдает. Она не сомневалась, что рано или поздно он к ней подойдет. Конечно же, с какими-нибудь новыми обвинениями.
Воспоминание об их последней встрече, о его холодном лице и резком голосе помогло ей вновь обрести равновесие. Она выпрямилась, вскинула подбородок. Ей сейчас понадобится вся ее стойкость. Он рассержен, она это чувствовала, хотя внешне он никак этого не показывал. Аманда же ощущала странную незащищенность.
— Я должна все попробовать, чтобы не обидеть никого из дам.
— Ваш акцент становится все заметнее.
— Вы просто давно его не слышали.
Аманда тут же пожалела о своих словах. Зачем показывать ему, что она заметила его длительное отсутствие.
— Я был занят. А почему вы не спрашиваете о завещании?
— Может быть, оно меня не интересует.
— Или, может быть, вы согласны подождать, зная, что это лишь вопрос времени и вы все равно получите все.
Аманда отвернулась, собираясь отойти. Уокер схватил ее за руку.
— Отпустите меня, Уокер.
— Сначала ответьте мне на один вопрос.
— Отпустите меня.
Музыка заглушала слова, и никто не слышал, о чем они говорят, однако не одна пара глаз с любопытством устремилась в их сторону. Только этого ей сейчас не хватает — публичной сцены с семейным поверенным Далтонов.
Некоторое время он держал руку Аманды, не спуская с нее глаз.
— Вопрос очень простой. Вы ведь левша, не так ли?
— Да.
— Так вот, Аманда Далтон не была левшой.
Она улыбнулась.
— Удивляюсь, что вы так долго не затрагивали этот вопрос. Он ведь у вас наверняка в списке решающих признаков. Черные волосы, серые глаза, резус-фактор положительный, правша.
— Нет, этого признака в моем списке не было, — произнес он сдавленным голосом.
— Боюсь, что вы ошибаетесь, господин адвокат.
Помня о том, что на нее смотрят и стараясь удержать на лице приятную улыбку, Аманда пошла к своему столику. Поставила тарелку. Однако прежде чем она успела сесть, Уокер снова взял ее за руку.
— Потанцуйте со мной.
Этого она ожидала меньше всего, но под любопытными взглядами окружающих не могла ни протестовать, ни отдернуть руку. И он прекрасно это понимал. Черт бы его побрал!
Уокер повел ее к площадке перед бассейном, где несколько пар танцевали под медленную музыку. Обнял за талию, крепко прижал к себе.
В первый раз Аманда оказалась в такой тесной близости к нему. Тело его было крепче, чем она ожидала, руки — сильнее. От него пахло чем-то острым и крепким, возможно, лосьоном после бритья и трубочным табаком, хотя она ни разу не видела, чтобы он курил трубку. Сочетание это показалось ей приятным. Слишком приятным…
Он легко двигался в такт музыке, не отрываясь смотрел на нее сверху вниз. Она же лишь изредка поднимала на него глаза, и только тогда, когда была уверена, что он не сможет прочесть ее мысли.
— Ну так как, вы успели обдумать свой ответ? Скажите же, как могла девочка-правша превратиться и женщину-левшу?
— Вы уверены, что у меня есть ответ?
— Я на это рассчитываю.
Аманда не совсем поняла его, но тем не менее ответила на вопрос:
— Через несколько лет после того, как мы отсюда уехали, я сломала правую руку. Повредила какой-то нерв. Рука очень долго не заживала. Пришлось научиться все делать левой рукой. Даже и сейчас правая рука у меня слабее, чем левая.
— Это был тот же несчастный случай, из-за которого вы теперь боитесь лошадей? — насмешливо спросил Уокер.
Аманда не обратила внимания на издевку.
— Нет, я упала с дерева.
— Как неосмотрительно с вашей стороны.
Аманда с трудом сохраняла спокойствие.
— Вы правы. А все из-за того, что мне захотелось заглянуть в птичье гнездо. И можете себе представить, оно оказалось пустым. Дело кончилось сломанной рукой и сотрясением мозга.
Он кивнул с видом человека, услышавшего именно то, что ожидал услышать.
— Прекрасное объяснение. Простое и в то же время исчерпывающее. А главное, вполне правдоподобное. Держу пари, если я сейчас спрошу Хелен Чэнтри, она скажет, что с медицинской точки зрения это вполне возможно.
Аманда с трудом боролась с искушением оттолкнуть его. О, как она его ненавидела! Ненавидела его манеру говорить, его жалящие слова, его насмешливый, издевательский взгляд.
— Это все правда.
— Да вы не узнаете правду, даже если столкнетесь с ней лицом к лицу.
Горячая пульсирующая боль обожгла голову, чуть выше глаз. О Господи, только не мигрень! За всю жизнь у нее было всего несколько приступов мигрени, но они запомнились надолго. И вызывало их обычно нервное потрясение. Как раз такое, какое она испытывала сейчас.
Музыка смолкла. Аманда поспешно и не слишком грациозно оторвалась от Уокера, больше не заботясь о том, что подумают окружающие. Вернулась к столику, где ждала тарелка с пирогами. Если он сейчас подойдет, она швырнет в него куском пирога.
Он подошел чуть позже, с бокалами вина в руках.
— Нет, благодарю вас, я не пью, — проговорила Аманда.
Она в это время пробовала клубничный пирог, который оказался очень вкусным. Пирог с ежевикой был еще вкуснее, а пирог с крыжовником — просто восхитительный.
— Хотите сохранить ясную голову? — с той же ненавистной насмешкой спросил Уокер и уселся на стул рядом с ней с видом человека, который не собирается никуда уходить.
— Можно сказать и так.
А вот Эми Блисс лучше заняться чем-нибудь другим, решила Аманда. Ее пирог с малиной никуда не годится. Конечно, говорить ей этого нельзя. Что же сказать в таком случае? Что корка слишком сухая?
— Аманда, хватит вам щипать этот пирог. Взгляните на меня.
— Я не щиплю, я пробую.
По крайней мере он назвал ее по имени. Каких трудов стоило этого добиться. Можно подумать, его за это четвертуют или вздернут на дыбе.
Снова появилась пульсирующая боль чуть повыше глаз. Теперь она разливалась по всему телу. Язык как будто онемел. К горлу подступала тошнота. О Господи! Может быть, это от пирога Эми Блисс? Хуже ничего не придумаешь.
— Аманда…
Она резко встала, взяла тарелку, понесла ее к десертному столу. Тошнота усиливалась, закружилась голова. Она как-то умудрилась сделать последние два шага и со стуком поставила тарелку на стол. Отступила к кустам азалий.
Надо поскорее уйти от этих людей. И надо за что-нибудь ухватиться, потому что ноги ее совсем не держат. Ноги дрожали и отказывались идти туда, куда она им приказывала.
— Аманда…
Густой туман застилал глаза. Дрожь прошла по всему телу. Аманда испугалась. Так еще никогда не было. Язык и горло онемели, подступил мощный приступ тошноты. Аманда со стоном согнулась, и ее вырвало на кусты азалий.
Сильные руки держали ее за плечи все время, пока ее рвало. Когда она наконец освободилась от всей пищи, которую втолкнула в себя за этот вечер, Уокер помог ей подняться. Она прислонилась к нему спиной, почувствовала на лбу его руку, мягкую и восхитительно прохладную.
Вокруг наступила тишина. Оркестр больше не играл. Даже сверчки замолчали. Где-то там, позади нее, гости, наверное, замерли в ужасе. Ну что же, люди, встречайте свою Аманду.
— О Боже… — прошептала она.
— Все в порядке, — спокойно произнес Уокер. — Просто вы переели. Слишком много всего, включая меня.
Он легонько коснулся рукой ее щеки. Аманду охватила паника. Ощущение было такое, что его рука коснулась чьей-то чужой щеки, не ее собственной. Ее лицо словно онемело. В глазах все еще стоял туман. Дышать становилось все труднее.
— Уокер, я…
Острая боль пронзила грудь. Аманда вскрикнула.
— Аманда!
Она не могла ответить. С ней происходило что-то ужасное, и она ничего не могла с этим поделать. Несколько мгновений смотрела Уокеру в глаза, как бы пытаясь сообщить что-то необыкновенно важное.
А потом все вокруг заволокло туманом. Силы оставили ее. Страшная тяжесть навалилась на грудь. Каждый вдох давался с огромным трудом, и наконец наступили полная темнота и холод, словно вены заполнились ледяной водой вместо крови.
— В чем дело?
— Не знаю… Черт побери! Хелен…
— У нее дыхание затруднено. Держите ей голову повыше. Мэгги, принесите мою сумку. Спасибо. Пульс очень слабый и замедленный. Подождите, сейчас я… О Господи, давление падает так стремительно…
— Сделайте же что-нибудь!
— Давайте внесем ее в дом. Быстрее.
Аманда едва сознавала, что происходит вокруг. Люди… Голоса… Она слышала приглушенные звуки обычно громового голоса Джесса, властного, как всегда. Слышала, каким резким стал ленивый бархатистый голос Уокера. Узнала голос Хелен.
Она закоченела так, что, казалось, никогда больше не сможет согреться. Больно было дышать. С ней проделывали всякие неприятные вещи, и она не могла их остановить: не было ни сил, ни голоса. Ее кололи иголками, лили в горло какую-то отвратительную жидкость. Снова началась рвота. Она попыталась что-то сказать, в отчаянии от своей беспомощности. Чьи-то голоса успокаивали ее. Голоса Мэгги, Кейт и все время голос Джесса. Ей казалось, что она узнает голос Уокера, хотя он звучал по-иному, чем всегда. Голос Хелен, уговаривавшей ее, что все будет хорошо. Чьи-то незнакомые голоса…
Ну почему они не оставят ее одну! Почему не дают ей спокойно умереть…
— Наверное, лучше впустить их сюда. Иначе, боюсь, они разнесут двери.
— Но, доктор…
— Я беру это на себя. Они все равно не успокоятся, пока не увидят ее.
Стало немного теплее, и тяжесть, давящая на грудь, ослабла. Она начала приходить в себя. Понемногу исчезал панический страх, что собственное тело ей не подчиняется. Боль тоже постепенно прошла. И сердце больше не грохотало, и комната уже не кружилась. Теперь она ощущала лишь страшную слабость, усталость и сонливость.
— Хелен говорит, у других примерно то же самое, но не так остро, как у Аманды. Еще человек десять. Да, эта вечеринка надолго запомнится, Джесс.
— Что случилось, черт побери? Может, мясо несвежее?
— Мы уже отправили образцы всех продуктов на анализ. На тот случай, если здесь кое-что посерьезнее. Хелен предполагает, что все отравились ядовитыми ягодами.
— Что?!
— Шарон Мелтон покупала чернику на уличном прилавке. Похоже, что там оказались ядовитые ягоды. Пока трудно сказать наверняка… разницы почти никакой, если не вглядываться. Шарон, по-видимому, не очень внимательно смотрела. Сейчас она в ужасе.
Уокер говорил приглушенным голосом: дверь в комнату Аманды была приоткрыта, и он боялся ее потревожить, хотя сейчас она, судя по всему, крепко спала.
Джесс стоял, прислонившись к косяку и не отрывая взгляда от неподвижной фигуры на огромной старинной кровати. За последние двенадцать часов он практически не отходил от ее комнаты. Время приближалось к полудню. Всю прошлую ночь он так и не ложился.
— С ней все будет в порядке, Джесс.
Старик взглянул на Уокера горящими глазами:
— Вы слышали, что сказала Хелен? Если бы Аманду сразу не вырвало, она могла бы умереть.
— Но теперь-то она не умрет. Через несколько часов она проснется, а к завтрашнему утру будет в полном порядке. Ничего страшного.
— Ничего страшного…
Взгляд Джесса снова устремился на Аманду. В ногах ее по обеим сторонам лежали верные доберманы.
— Конечно, ничего страшного. Просто дурацкий несчастный случай. Не в первый и, боюсь, не в последний раз ядовитые ягоды путают с черникой.
Джесс кивнул, хотя мысли его, казалось, витали далеко отсюда.
— Я ведь сердился на нее, Уокер. Вы знали об этом?
— Я понял, что между вами возникли какие-то трения.
— Знаете, из-за чего?
— Нет.
— Помните, я вам говорил, что она ни о чем меня не просила?
Уокер кивнул.
— Вы хотите сказать…
— Ей ничего не нужно. Понимаете, ничего. И «Слава» ей не нужна. Что вы на это скажете?
— Что это значит — не нужна?
— Это значит то, что она пришла ко мне в кабинет, села в кресло перед столом и сказала, что, если я подпишу новое завещание, по которому поместье или все дела перейдут к ней, она в тот же день уедет отсюда и больше никогда не вернется. А если я вздумаю перехитрить ее и подпишу новое завещание тайком от нее, то после моей смерти она составит дарственную, по которой все перейдет к Кейт, Рису и Салли.
— И вы ей верите?
— Каждому слову. Она говорила правду. Всю неделю я пытался ее разубедить, но она не уступила. Она надеется, что всегда сможет приезжать в «Славу», но это поместье никогда не станет для нее родным домом, как для нас.
Уокер понял, что за гневом старика скрывается глубокая обида. Джесс не мог уразуметь, как это кто-нибудь вообще, не говоря уже о представительнице рода Далтонов, может не считать «Славу» самым прекрасным местом на земле. Однако он всегда уважал людей с сильным характером. Аманда, судя по всему, своим решительным отказом завоевала его полное уважение.
Что касается Уокера, то он был растерян.
— Не пойму… Что это за игра такая?
— А вам ни разу не приходило в голову, что, может быть… ну а вдруг… это вовсе не игра? Уокер, для такого молодого человека вы слишком циничны. Даже для юриста вы слишком циничны, я бы сказал.
Он, по-видимому, совсем выдохся.
— Пожалуй, пойду прилягу на минутку. Вот только…
— Сиделка придет за вами, когда Аманда проснется.
Джесс повернулся, чтобы уйти, затем неожиданно остановился.
— Уокер, сделайте мне одолжение. Скажите всем, что, пока во всяком случае, старое завещание остается в силе.
— Хорошо.
Оставшись один, Уокер заглянул в комнату и, увидев неподвижную фигурку на огромной кровати, почувствовал непривычное для себя сомнение.
С одной стороны, чересчур многое подозрительно в ней. Она слишком мала ростом и слишком изящна. Она левша. Для женщины, вернувшейся домой, она ведет себя чересчур осторожно и скрытно. Многие вещи не может вспомнить, причем такие, которые должна бы помнить. В глазах ее таится слишком много секретов, слишком многого она недоговаривает.
В то же время многое говорит за то, что она настоящая Аманда. Цвет глаз и волос, группа крови, кое-какие «воспоминания». Перелом руки вполне мог вызвать повреждение нерва, что, в свою очередь, привело к тому, что она стала левшой, по необходимости. А семья Далтонов, известная рослыми людьми, могла же произвести хотя бы одну представительницу невысокого роста и хрупкого сложения.
Может быть, все же… пусть это и небольшая доля вероятности… но, может быть, она явилась сюда вовсе не из корыстных побуждений?
Уокер еще секунду помедлил у открытой двери, вспоминая тот ужасный момент, когда он понял, что с Амандой происходит нечто более серьезное, чем просто нервный срыв. Вспомнил, как она обмякла, прислонившись к нему, как он поднял ее на руки, как она смотрела на него беспомощным взглядом испуганного ребенка.
Дальше последовали другие, еще более страшные воспоминания. Затрудненное дыхание, резкое падение давления, снижение температуры тела, перебои в сердце и, наконец, самое ужасное — судороги, продолжавшиеся, правда, всего несколько минут.
Как и Джесс, Уокер всю ночь не спал и тоже практически не отходил от ее спальни. Сейчас он был слишком утомлен, чтобы обдумать все это. Слишком устал. Да, наверное, в этом все дело. Иначе почему так болит в груди всякий раз, когда он смотрит на нее? Почему так не хочется отходить от этой двери? Хочется сесть на край ее кровати и ждать, пока она проснется, откроет глаза, заговорит с ним.
Ему хотелось убедиться, что она будет жить.
Это, конечно, глупость. Хелен ведь заверила его, что все будет в порядке. А Хелен — хороший врач, она знает, что говорит. Значит, с Амандой и в самом деле все будет в порядке. И ему совершенно не обязательно стоять здесь и глазеть на спящую Аманду.
— Я буду внизу, — сказал он сиделке.