Для Софи фермеры были почти также недосягаемы, как энвинцы. Сестры Файн не видели мужчин в своем доме со дня смерти Вильяма. Женщины посещали их время от времени, чтобы попросить лекарственные растения или волшебную помощь, но местные мужчины оставались для ведьм Файн вне досягаемости. Софи решила, что в этом виновата Айседора. Она распугала всех своими острыми взглядами, неразборчивым бормотанием и взмахами рук. Некоторые мужчины в городе даже обвиняли ее в смерти Вильяма, полагая, что она убила его с помощью своей магии.
Хуже всего, Айседора сама винила себя, за то, что влюбилась в него.
Шэндли, маленький городок в долине под горой, которую Софи называла домом, был центром общественной жизни, религии и закона в их сельском фермерском районе. Он был далек от столицы Арсиза и далек от революции. Тем не менее, некоторые из наиболее работоспособных мужчин сообщества ушли сражаться за императора или против него, хотя о повстанцах тут говорили исключительно шепотом. Сама Софи восхищалась диссидентами, боровшимися за то, во что верили, хотя считала глупым выступать против такой могущественной силы. Какую бы сторону они не выбирали, война казалась ужасной тратой энергии, денег и мужчин. Особенно мужчин.
Софи не хотела выходить замуж. Тут Айседора могла оказаться права. Брак был не для них. Если она впустит мужчину в свою кровать и жизнь, то не впустит ли она его в конечном счете и в сердце? Если такое случится, то в игру вступит проклятие. Софи видела, что может сделать с женщиной смерть любимого. Она не хотела проходить через такое.
Сестры Файн не нуждались в мужьях, только друг в друге. В то же время, она не хотела совсем избегать противоположного пола, как делала Жульетт. Это тоже было не правильно. Разумеется, грешно беспечно, не задумываясь отвергать половину всего человечества.
Потребовались месяцы тщательных раздумий и взвешиваний, чтобы прийти к наилучшему варианту, но Софи решила, что последует примеру своей матери. Она будет следовать потребностям своего тела, станет независимой женщиной, выбирающей любовников, когда того пожелает, и не будет принадлежать ни одному конкретному мужчине. Кто-то должен позаботиться о том, чтобы род Файн не угас. А Айседора и Жульетт конечно же не станут вносить свой вклад.
Одна из причин, по которой сестры Файн оказались такими несхожими во взглядах и характерах, заключалась в том, что они были рождены от трех разных мужчин. Люсинда Файн совсем мало рассказала дочерям об их отцах, но каждая из них носила имя человека, произведшего их на свет. У Айседоры Синнок Файн были темные как полночь, которую она так любила, волосы и почти черные глаза, и она была весьма высокой для женщины. Она могла смотреть прямо в глаза многим мужчинам, а на некоторых даже сверху вниз. Кареглазая Жульетт Кей Файн боролась с непослушными рыжими кудрями и сетовала на свои веснушки, и хотя она была ниже старшей сестры, все же имела хороший рост. Софи Мэддокс Файн была самой юной и самой маленькой из всех. Ее светлые волосы казались почти белыми под прямым светом, а глаза были ярко голубыми. И хотя она была ниже сестер, зато обладала одной чертой, в которой они испытывали недостаток. Жульетт говорила, что ее маленькая сестренка «хорошо обеспечена». Более прямолинейная Айседора заявляла, что у Софи «большие титьки». Софи не считала свои груди большими, но по сравнению с тонкими, как тростники сестрами, разница была существенной.
Люсинда Файн поведала дочерям, что каждый раз ей снились их отцы в течение трех ночей до встречи. Ни один из мужчин не знал, что женщина, которая пришла к ним на одну ночь, оставалась беременной и рожала ребенка. Люсинда никогда не выходила замуж и не сожалела об этом. Она единственная из своего поколения Файн выполнила обязанность родить дочерей.
Ведьмы Файн жили на этой горе более трехсот лет. Софи знала, что они с сестрами не должны стать последним, они не могут положить конец их родословной. Если Жульетт и Айседора собираются провести свою жизнь столь же целомудренно, как сестры Орайнен, то Софи проследит, чтобы женщины Файн прожили на этой горе еще лет триста.
Ее сердце забилось чуть быстрее, когда она добралась до берега водоема и быстро стянула через голову простую ночную рубашку. В течение прошлых трех ночей ей снился мужчина с грустными зелеными глазами. Ей больше ничего не удавалось разглядеть, но несмотря на его печаль, зеленоглазый человек из снов вызывал у нее изумительные чувства. Она трепетала. Дрожала. И просыпалась с отчаянным желанием прикоснуться к нему. Она не могла рассказать сестрами о том, что с ней происходит. Они так сильно ее опекают, что вероятно запрут ее до тех пор, пока сны не прекратятся.
В течение прошлых пяти лет, с тех пор, как мятежники стали нарушать мир их земли, в Каламбьяне творились беспорядки. Софи не беспокоилась из-за того, что императорские солдаты или мятежники могут вторгнуться в ее утренний ритуал. Политика не касалась ни ее, ни сестер. Айседора, самая сильная из них троих, околдовала гору, и эти чары держали войну на расстоянии. Здесь, на этой земле, не было никаких кровопролитий, и никогда не будет.
Софи покачала головой и зашла в водоем. Этим утром вода была лишь чуть-чуть прохладной, и Софи знала, что очень скоро она впитает жар солнца и растеряет последнюю ночную прохладу. Прилично удалившись от берега, она поддалась вперед к центру пруда и позволила воде окутать тело.
Если война когда-нибудь закончится, чары Айседоры спадут? Мужчины снова смогут приходить на гору Файн? Софи знала, что если ее сны были пророческими, как у матери, то зеленоглазый любовник уже здесь, с чарами или без них. Время пришло. Время стать женщиной. Время начать новую жизнь. Она всем сердцем чувствовала, что права, ощущала это своей кожей, кончиком языка. Просто знала.
Она плавала, пока солнце поднималось и купало ее в тепле и гостеприимном свете, и ей казалось, будто она оживает вместе с днем. Солнечный свет, подобно радушному другу, целовал ей лицо. Она закрыла глаза и замерла на поверхности пруда, вода освежала обнаженную кожу, солнце грело лицо. Такой момент обычно расслаблял, но глубоко внутри Софи оставалась напряженной. Выносить это дальше казалось почти невозможным. Это беспокойство. Ожидание. Пустоту.
– Мужчина, – прошептала она, плавая в центре водоема. – Любовник. – Она снова подумала о человеке, который снился ей последние три ночи, и пожалела, что не смогла разглядеть его получше. В ее снах были только глаза и ощущение его губ на ее запястье, трепет, от которого она не могла избавиться. – Иди ко мне, мой зеленоглазый незнакомец, – тихо позвала она.
Она нырнула под воду и плыла там, перебирая ногами, так долго, сколько смогла задерживать дыхание, затем со всплеском и глубоким вдохом вынырнула на поверхность у противоположного берега. Ее взгляд тут же остановился на берегу, где в роще деревьев линара стояла на привязи прекрасная белая лошадь. Она не заметила животное с противоположного берега из-за густой листвы. Деревья были в полном цвету, благоухая изысканными бледно-лиловыми лепестками.
Здесь кто-то был. Софи тихо подплыла ближе к краю водоема, и за усыпанными цветами ветками увидела узелок. Пока она смотрела, связка переместилась.
Она глубоко вздохнула, сердце забилось быстрее.
– Эй, – шепнула она. Бесформенный бугор под деревьями снова шевельнулся. Подбородок Софи коснулся воды, распущенные светлые волосы плавали на поверхности вокруг нее. Она в самом деле должна отплыть назад, одеться и вернуться домой. Разумеется, Софи Файн редко делала то, что должна.
– Эй, – снова позвала она, на сей раз громче.
Человек, незамеченный ею в его грубой на вид постели, медленно сел. Сердце Софи сжалось, когда она поняла, что это действительно мужчина, хотя он не производил впечатление того, кто заставляет сердца женщин биться сильнее от желания. У него были неряшливая борода и всклоченные длинные волосы, и хотя тут и там они, казалось, были светло-коричневым, убедиться в этом было невозможно. Слишком уж они были грязными. Он прищурился, тяжело моргнул, потянулся к лежащей рядом бутылке и сделал один большой долгий глоток прежде, чем снова остановить взгляд на Софи.
– Я что, умер? – спросил он, отставляя бутылку.
– Нет, – тихо ответила Софи.
– Я мертв, а ты ангел, пришедший забрать меня на небеса. Или отправить к черту, – добавил он более мягким голосом.
Она широко улыбнулась.
– Нет. Ты жив, а я не ангел, не водяная фея и не эльф, – она не добавила, что была ведьмой. Этот небольшой кусочек информации мог заставить мужчину сбежать, а несмотря на его внешность, она еще не решила, хочет ли, чтобы он сбежал или нет.
Он сел чуть прямее. Он казался высоким, широкоплечим и приятно длинноруким. Его одежда выглядела затасканной и грязной, но короткие кожаные ботинки когда-то были очень хорошими, а свободные брюки, подоткнутые в эти ботинки, были сшиты из превосходной качественной ткани. Приглядевшись получше, она заметила устрашающего вида нож, вложенный в ножны на его талии. На изорванном плаще был вышит щит Эрика, лидера мятежников, который утверждал, будто является законным императором Каламбьяна.
– Ты солдат, – тихо сказала она.
– Я им был, – ответил он низким голосом.
– Мятежник, – прошептала она.
Он кивнул.
Наверное, он бросил борьбу, сочтя ее бесполезной.
– Ты идешь домой?
Солдат покачал головой.
– От моего дома ничего не осталось. – Он послал ей кривую, горькую улыбку.
– Если ты больше не солдат, и у тебя нет дома, тогда кто ты?
– Вор, – не колеблясь ответил он.
Софи дважды моргнула. Солдат, даже мятежник, это еще куда ни шло. Но вор?
– Что ты украл?
Он поднял бутылку.
– Виски, лошадь и кое-что из еды.
Что ж, едва ли он закоренелый негодяй. Просто от него отвернулась удача, вот и все.
– Ты пьян?
Он задумался над вопросом.
– Кажется, я протрезвел, пока спал, но довольно скоро это исправлю.
Мужчина был ужасно грязным, волосы выглядели слишком длинными и запутанными, и еще он был очень грустным. Она могла чувствовать горе, как будто оно исходило от него волнами. Софи не обладала даром Жульетт, но ее чувства были крайне обостренными. Этот мужчина сильно страдал.
– У тебя зеленые глаза? – спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа.
Мужчина склонил голову набок.
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Мне снился зеленоглазый мужчина, – честно призналась она. Ничто в ее снах не указывало, что он может оказаться мятежником и вором. И все же они были здесь, одни в это прекрасное утро. – Ты… – Ее сердце снова дрогнуло. Горло угрожало сжаться. С глубоким вздохом она отбросила остатки нерешительности. – Ты умелый любовник?
За ее вопросом последовала долгая пауза.
– Я… что?
Софи широко улыбнулась. Если ей предназначено быть с этим мужчиной, то она не уйдет. Вернее, не уплывет. Рок привел его сюда. Судьба послала ей сны.
– Ты умелый любовник? – Снова спросила она, на сей раз медленнее.
– Не знаю, – сказал он. – С тех пор прошло слишком много времени, и я теперь сомневаюсь, что помню как это делается. – В его низком голосе слышался намек на поддразнивание, и он усмехался. Похоже, он думал, что она дразнит его и окажется столь жестокой, чтобы посмеяться над ним и уплыть.
Существовал только один способ его переубедить. Софи подплыла ближе. Нашла ногами дно и медленно встала. Когда она направилась к нему, улыбка солдата угасла. Он пристально оглядел ее с головы до пальцев ног. Медленно. С любопытством. Она очень хорошо представляла какую картину собой являет. Мокрые светлые волосы облепили кожу. Теплые лучи утреннего солнца льются на обнаженную спину.
– Если я попрошу тебя стать моим первым любовником, ты согласишься? – спросила она, приостанавливаясь на берегу пруда.
– Теперь я знаю, что умер, – тихо сказал он. – Ты не можешь быть настоящей.
– Если ты не захочешь лечь со мной, я не обижусь, – она подошла к солдату, опустилась перед ним на колени и протянула руку, чтобы расстегнуть его плащ. Она уже видела ответ в его глазах. Зеленых глазах, теперь Софи могла лично убедиться в их цвете. Красивых глазах, слишком мрачных для кого-то столь молодого. Слишком мрачных даже для человека, прожившего сотню лет. Он повидал слишком много. Был свидетелем ужасных вещей.
Она хотела смыть все это и начала расстегивать пуговицы на его плохо сидящей льняной рубашке.
Словно очнувшись, он начал помогать ей раздевать его. Он не отрывал от нее пристального взгляда, тщательно изучая лицо, горло и груди, прежде чем быстро перебраться вниз и рассмотреть бледные бедра с треугольником белокурых завитков. Нож он отложил в сторону с некоторой долей заботы, зато ботинки отбросил прочь с нетерпением, так же как брюки и рубашку. С ее помощью он разделся за считанные мгновения. Когда солдат оказался таким же голым, как она, Софи взяла его за руку и встала, он последовал ее примеру.
Ее солдат обладал несколькими впечатляющими качествами, вынуждена была признать Софи. Он в самом деле оказался высоким. По крайней мере шесть футов[1], возможно больше. Поскольку она дотягивала всего до пяти футов[2], разница оказалась внушительной. Рост, конечно, был не единственным их различием. Там, где ее кожа была светлой и мягкой, ровной и сливочной, его – жесткой, поврежденной и усыпанной каштановыми волосами. И твердой! Твердыми были его грудь, бедра и руки. И он уже возбудился. Она заметила это, хотя пыталась не глазеть. Несомненно, это посчиталось бы грубостью даже со стороны неискушенных.
Отметины от ран еще не полностью зажили, одна на руке и одна на груди, но он, казалось, совсем не обращал на них внимания, будто не чувствовал боли. В нем не было ничего мягкого, не было даже намека на мягкость.
Он нуждался в ее нежности, решила она, пусть даже только этим волшебным утром. Его твердое тело, идеально дополняло ее мягкие женственные изгибы. Они прекрасно подходят друг другу, решила она, беря его за руку и ведя к пруду.
– Что ты делаешь?
– Мой первый любовник должен быть чистым, согласен? – ответила она, когда они вошли в воду.
– Все, что скажешь, Ангел. Все, что захочешь.
Софи счастливо улыбнулась и погрузилась в воду. Солдат последовал за ней, протянув к ней руки. Она отплыла, сосредоточившись на том мгновении, когда вода омывает тело, на утреннем солнце, выглядывающем с горизонта. В центре водоема она остановилась, найдя место, где можно встать на ноги. Вода доходила ей до подбородка. Руки солдата нашли ее под водой. Он коснулся ее талии, затем одной рукой погладил сбоку и сжал грудь. Его пальцы нежно потерли сосок, вызвав во всем теле невероятные ощущения. Софи закрыла глаза и вздохнула.
Никогда прежде к ней не прикасался мужчина, если не считать отеческие объятия Вильяма. Софи решила, что они не в счет. Эти ощущения были совершенно новыми, абсолютно изумительными. Они ей понравились, очень.
Осмелев, она тоже дотронулась до него. Сначала робко, потом с неожиданным чувством непринужденности, словно это касание было таким же естественным, как восход солнца. Она провела кончиками пальцев по его твердой коже, повторив рисунок мускулов. Ее глаза медленно открылись, и она заметила, как огонь в глазах солдата становится жарче и глубже.
Софи снова погрузилась под воду, и на сей раз солдат последовал за ней. После недолгого преследования он схватил ее, крепко, но с неожиданной нежностью, и притянул к себе. Плоть к плоти. Они были жаром и холодом, твердостью и мягкостью, и ее кожа стала настолько чувствительной, что покалывала всюду, где он до нее дотрагивался. Она чувствовала водоворот воды, все вокруг, как если бы все это ожило. Ноги обернулись вокруг ее солдата.
Он передвинул их выше, так, чтобы они оказались на поверхности воды, все еще оставаясь переплетенными. Его собственные длинные волосы липли к лицу и шее. Ручейки воды стекали по его лицу, шее и груди. И среди всего этого ее притягивали его глаза. К печали, которую она сразу разглядела в них, добавилось новое выражение. Это было прекрасное зрелище. Софи прижалась ртом к его шее и ощутила влажность кожи. Даже не смотря на то, что он был жестким и твердым, и казалось, не чувствует боли, по его телу прокатилась дрожь. Она ощутила это. Вкушала ее.