Тропа почти отвесно увела на холм, в самый залитый рассветным солнцем небесный зенит. На вершине с утоптанной ровной площадки было видно, как стекающая вниз по склону дубрава разрывается надвое широкой дорогой. Но добраться до этой дороги оказалось тем еще приключением. Склон, по которому спускались, в отличие от противоположного, обращенного к Иминому селишку, обрывался слишком круто. Видимо, когда-то злая буря обглодала его до самых каменных костей, что торчали теперь валунами и скалами меж деревьев, словно в напоминание о позабытом катаклизме.
Спуск получился неторопливым, а для Браслета и вовсе тяжким. Иногда ему приходилось почти что на зад садиться — таким резким был уклон. И все же они сошли с холма без потерь.
Там, где тропа вливалась в дорогу, Моа остановился. Има тоже резко встала.
— Что это? — спросила, отследив напряженный взгляд спутника.
— Оленеголовый, похоже.
В воздушно-кружевном малиннике, действительно, лежали кости. И слишком уж сильно они были покрошены — издали почти не разобрать. Лишь в оглодках рогов, торчащих из-под листьев, угадывалось нечто знакомое.
— Пойдем, взглянем?
Има, со свойственной ей восторженностью, первая ринулась опознавать останки. Моа с конем в поводу отправился следом. Он предположил верно — разномастная мешанина костей подтверждала, что упокоился в малиннике именно многоголовый знакомец. И все же, узнать его оказалсь непросто. Все черепа были расколоты, а, скорее, раскусаны на мелкие куски. Твердые рога, что далеко не всякому хищнику по зубам, были измельчены небрежнее остального — видимо, нападавшего они не интересовали.
Пока Моа прикидывал габариты того, кто так ловко разделался с их ночным врагом, неосведомленная Има бодро порылась в обломках и выудила неполную берцовую кость, на которой остались два четких следа.
— Смотри, — округлив глаза, приложила к находке руку. Между откусами уместилось расстояние в локоть длиной. — Это что же за пасть такая тут отгрызла?
Отложив кость, девушка бросилась к остаткам пары не превращенных в труху черепов и нашла на них подобные отметины.
Лич не стал больше держать спутницу в неведении.
— Ночью кто-то оленеголового по холму гонял, и мы его почти не интересовали.
— Кто же? — Има сперва изумилась, а потом подхватила кость и принялась приставлять к следам чудовищных зубов руку то так, то эдак. — Как думаешь, в мою ладонь эти зубки будут?
Она посмотрела на лича многозначительно, и Моа без слов понял, что кроется в этом взгляде.
Подтвердил догадку:
— Неведомое создание из Герцогова подвала.
— Как-то выбралось, — согласилась Има. — Эх, жаль я его из-за непроглядного мрака так и не рассмотрела. При новой встрече точно бы узнала. Интересно, кто это?
— Рано или поздно выясним, — рассудил Моа.
— Удивимся, наверное, когда увидим. Вот, ты каким его представляешь?
— Никаким. Обычным.
— Обычным? — Има, кажется, даже немного расстроилась. — Не может такое создание быть обычным. Прояви же фантазию! — С этими словами она бодро вычертила что-то острым концом кости на земле. Получилась горбатая, щетинистая кракозябра с пастью в пол собственного тела и тощим хвостиком. — Я его примерно так представляю. А ты что-то хочешь добавить к портрету?
Лич пожал плечами. Фантазия… У мертвых она за ненадобностью практически полностью отсутствует. Просто лишняя эмоция, загружающая дурацкими картинками мозг…
И все же…
— Нарисуй копыта.
Правда, это была никакая не фантазия. В наличии копыт у подвального монстра Моа не сомневался.
До самого вечер они двигались на юг.
За это время солнце успело взлететь в небеса из-за восточного края земли, пересечь небосвод и рассыпаться на западе ало-лиловыми всполохами вечерней зари. Дубрава сменилась смешанным лесом. Благородные буки и ясени гордо возносили над дорогой пышные кроны. Степные клены стояли, обсыпанные алыми серьгами. Надувались шарами пушистые приземистые грабы и бересклеты, еще не набравшие положенной красноты.
За день пути им не попалось никакого человеческого жилья. Лишь тихий, светлый, радостный лес был кругом, и изредка кто-то из его обычных жителей пересекал путникам дорогу. Вихрем пролетел заяц. Ёж протопал, сопя и фыркая. Неспешно проползла золотистая, с мелким бисером синего крапа, веретеница.
Чем гуще ложилась ночь, чем чаще оборачивалась Има. Все высматривала — не нагоняют ли преследователи. Мертвяками и не пахло. Должно быть, путники оторвались от них на приличное расстояние.
— Вчера с вечерней зарей пришли, — поделилась тревогой девушка. — Тьма еще не пала, а мертвяки уже от Герцоговых развалин до села добрались.
— Сейчас мы хорошо от них оторвались, — успокоил ее Моа, но Има все еще сомневалась.
— Они ведь не только сами нападают, так еще и всех окрестных неупокоенных себе в компанию будят.
— С небольшого расстояния. Когда на меня оленеголовый бросился, твоя погоня уже у самого холма была. А до этого оленьи черепа просто кучей лежали. Кстати, не знаешь, кто и зачем их в пирамиду сложил.
— Не знаю. В наших лесах такое нечасто, но встречается. Все по-разному объясняют. Дед, вот, считал, что это Герцога проделки. Лайма-охотница говорила, что это лесной дух такие костяные горки складывает в тех местах, куда людям соваться не следует.
— Понятно. — Взгляд Моа упал на Имину руку. Покус от мертвяка алел вздутым полумесяцем. — Как рука?
— Болит.
— Так полечи еще.
— А магия? Она ведь пригодится.
— Не пригодится, если свалишься с заражением.
— Твоя правда, — согласилась Има, остановилась и принялась за лечение.
Все-таки живые — такие нежные существа. Даже странно, что многие из них умудрялись давать жесточайший отпор мертвой армии Мортелунда. У Моа подобное всегда вызывало уважение. От мыслей, что и сам он когда-то был таким же слабым и уязвимым, собирался в душе неприятный осадок. Хотя, именно слабость и уязвимость жизни к нынешнему состоянию его и привели. Как же просто быть ожившим мертвецом. И не знать прошлого, в общем-то, тоже довольно неплохо. Помнится, в начале их знакомства Има сказала, что боится узнать про своих родителей нечто плохое.
Моа не хотел узнавать подобное о себе.
Кем он был в прошлом? Боевым магом или сельским травником? Личем ведь любой чародей при случае может возродиться. Гораздо важнее, хорошим ли был человеком? Вдруг, плохим? Убийцей? Предателем? Вором? Подлецом… Не хотелось бы.
И все же он должен был узнать правду о прошлой, настоящей жизни.
Обязан.
Има закончила обработку раны и спросила:
— Моа, а кто она — та, что ждет нас в Кутанае?
— Ведьма. Ее зовут Засуха.
— Засуха? — глаза девушки тут же загорелись интересом. — Ведьма? Моя бабушка тоже была кем-то вроде ведьмы…
— Ты помнишь ее?
— Нет. Она умерла почти сразу после того, как я появилась в их с дедом доме.
— А колдовать тебя кто учил?
— Сама. От бабушки книги в чулане остались. По ним я и училась. Ты только не думай, я колдунья вовсе не великая. Всего и умею — защитные круги чертить, раны лечить да еще по мелочи. Самоучка… — И тут Иму осенило. — Может, эта твоя ведьма меня чему-нибудь полезному научит?
— Вряд ли, — усомнился Моа. — Она странная и очень-очень старая. И слышит плохо. И видит.
— А тебя зачем наняла? Зачем ей нужно, чтобы ты чудищ бил? Какая ей от этого польза?
— Никакой. Я к ней с вопросом, как выяснить свое забытое прошлое, пришел. Она сказала, что если королевскими райсами нужную сумму наберу, то минувшее само откроется. Сказала, есть для этого два пути — честный и нечестный. Можно пойти и деньги силой взять, а можно заработать — эффект все равно один и тот же будет.
— И ты выбрал честный путь? — улыбнулась Има. — Я думаю, это был верный выбор. И нелегкий, наверное. — Она тут же нахмурилась. — Людей ведь убивать… проще, чем чудовищ?
— По-разному, — ответил лич, который встречался на поле боя и с людьми, и с чудовищами. Как среди тех, так и среди других, ему попадались поистине могучие противники.
— Как же мы с тобой похожи, Моа. Оба забыли свою прошлую жизнь и теперь жаждем о ней узнать… — донеслось вдруг.
Тем временем, все кругом плотно окутала темнота.
Далеко впереди раздался скрип колес и топот лошадей. Кто-то во весь опор мчался навстречу. Вскоре за петлей дороги мелькнули дорожные фонари. Они мотались на скорости, прикрепленные по обе стороны от облучка небольшого фургона, разбрасывая по стволам деревьев желтые пятна маслянистого света.
Повозка вырвалась, наконец, из перекрестья ночных теней и, достигнув Имы и Моа, встала. Кособокое заднее колесо свернулось со ступицы, гулко упало на землю. Два вислоухих пятнистых мула дышали тяжко, роняли с губ клочья желтой пены. Они не привыкли к подобным бешеным скачкам.
Перепуганный возница, заметив путников, закатил глаза и схватился за сердце. Разглядев, что перед ним обычные люди — Моа своевременно накинул на голову капюшон — облегченно выдохнул.
— Здравствуйте! — помахала ему Има. — У вас что-то случилось? За вами кто-то гнался?
— И не спрашивайте, — сбивчиво выпалил незнакомец. — Еле ноги унес и страху такого натерпелся…
Возница, тучный седой мужчина в когда-то дорогой, а нынче вдрызг истрепанной и выцветшей одежде, дышал так, словно он, а не мулы, только что галопом волок убогую свою повозку со сбитым набок колесом несколько миль подряд. Натянутая на кривой каркас холстина, укрывающая содержимое фургона от ветра и дождя, еще хранила полустертую надпись «Переездная лавочка дядюшки Тома».
Моа молчал, а Има продолжала расспросы:
— Что же вас так напугало, уважаемый…
— Томас. Меня зовут Томас, — представился мужчина. — Я вожу товары по окрестным городам и селам. И все было хорошо до вчерашнего утра.
— И что же случилось вчера утром? — нетерпеливо уточнила девушка.
— Заехал я, значит, в одну деревеньку…
Дальше новый знакомец поведал про некое захолустное местечко, что находилось десятком миль дальше по пути. Небольшая деревенька Подбережка на берегу лесной реки славилась достатком и покоем. Там жили в основном рыбаки и охотники — спокойные омуты и темные чащи были щедры на добычу. Томас посетовал, что прежде часто заезжал в эти края с товаром и всегда покидал их практически пустым. Прежде, но не в этот раз. Он сказал, что благодать звериных и рыбьих духов оставила Подбережку ровно в тот день, когда туда пришла свора жутких чудовищ, от которых погибель всем — и людям в том числе.
Особенно людям.
— Не ходите туда, добрые путники, коли хотите жить и здравствовать, — посоветовал торговец, в очередной раз нервно оглядываясь через плечо. Эти твари — грилли — сущее проклятье! Их не зачаровать магией и не срубить мечом. Они — воплощение человеческого порока в самой уродливой из возможных форм.
— Грилли? — Има удивленно вскинула рыжие брови. — Я всегда думала, что они — лишь метафора? Как персонажи с рисунков-дролдлери, где зайцы символизируют похоть, а улитки — трусость? И все такое…
— Ох, если бы, — Томас разочарованно покачал головой. — Эти монстры вполне реальны. Так что советую вам развернуться и пойти другим путем.
— Спасибо за предупреждение, мы подумаем.
Има с тревогой посмотрела на лича, и тот задал лишь один, волнующий его вопрос.
— Сколько их?
— Чудовищ? Около двадцати…
Прежде, чем снова погнать запыхавшихся мулов в противоположную от злосчастной деревеньки сторону, Томас поднял пред путниками полог повозки и зажег большой факел, чтобы продемонстрировать товары. Возможно, это было не самое уместное занятие в послезакатном пустынном лесу с чудищами под боком, но Има настояла.
— Бабушкины книги. Я не успела их взять, — тихо объяснила она свой интерес. — Мне нужно хоть что-то, чтобы от моей магии стало больше толка.
Лавочник быстро раскинул перед ней несколько старинных фолиантов. Страницы их были плотно стиснуты дубовыми створами переплетных крышек, а широченные поля — Има успевала рассматривать их, когда Томас снимал с петель замки — изукрашены тончайшими плетениями узоров.
— Почему они закрыты? — полюбопытствовала девушка.
— Защита от пожаров. Если створы крышки стиснуты плотно — огонь внутрь книги не попадет, страницы лишь обгорят по краям — там, где узоры. Потом их можно будет подрезать и — вуа-ля! — книга жива и здорова, только стала чуточку меньше в высоту и ширину.
— Хитро.
Има выбрала самый старый фолиант. Расплатилась за него серебром и сокровищницы Герцога. Оплата вышла слишком щедрой, поэтому Томас, у которого не нашлось сдачи, подарил покупательнице переплетенный кожей рептилии альбом и какое-то чудесное перо, в котором магическим образом хранился практически неистощимый запас чернил.
— Это так щедро с вашей стороны, — изумилась девушка.
Лавочник натянуто улыбнулся и, наткнувшись на суровый взгляд Моа, пронзивший его из тьмы капюшона, признался.
— Перо неисправно. Оно предназначено для писарей и переписчиков, но текст, выходящий из-под него, всегда полон ошибок.
— Все равно спасибо, — невозмутимо ответила Има, — думаю, я в любом случае найду ему какое-нибудь применение…
Затем, распрощавшись и отсыпав еще одну порцию предупреждений об опасности, Томас уехал, а лич и его спутница, вопреки совету сворачивать, продолжили изначальный путь. В укрывшей дорогу тьме они все ждали, не нагонят ли их мертвяки, но те так и не появились. Когда ночь перевалила за половину — устроили привал.
Туман наползал на дорогу — Има, укрытая им, как пуховым одеялом, крепко спала, свернувшись в корнях большого дерева. Рядом дремал разнузданный и расседланный Браслет — ему тоже стоило отдохнуть. Один только Моа не спал. Он вглядывался в плотную белизну, слушал шорохи предрассветного леса — все было, вроде, спокойно. Лишь один далекий звук не нравился личу — глухое, неразборчивое бормотание. Слишком далекое, чтобы нести реальную опасность, и в то же время настораживающее.
Грилли.
Моа когда-то встречал этих тварей после битв, на полях сражений, усеянных трупами погибших. Много любителей падали туда слеталось и сбегалось. Вороны, волки, лисы, росомахи… Грилли тоже приходили. Их жадные пасти, способные поглотить все, что попадется на пути, доставляли много хлопот некромантам Мортелунда. Свежие мертвецы, так необходимые для того, чтобы поднять новую нежить, не должны были пропадать в бездонных глотках ненасытных чудищ, но не так то легко было отобрать у грилли свое. Мечи, секиры и прочее оружие не помогало. Прочные черепа монстров не всегда удавалось пробить даже самым могучим силачам. Боевая магия тоже не приносила должных результатов. Разряды молний, обледенение, удушение — все было тщетно.
И все же нашлось одно средство, способное заставить грилли отступать, бросая добычу…
Лич вытащил из поясной сумки старое огниво, высек искру. Исправно. Разобраться с монстрами проблем не составит. Если найдется лишнее масло, задача облегчится вдвойне. Впрочем, грилли и без масла неплохо горят. Вода их не спасает — эти монстры плавают ничуть не лучше камней-валунов.
А, значит, еще один заказ, завершится еще одной оплатой…
И далась ему эта оплата? Говорят, у мертвых не бывает страстей, привычек и привязанностей, но эти проклятые райсы каждый раз приносили с собой неясные сны, от которых в груди рождались странные волны невнятных эмоций, и Моа казалось, что там, под непроглядными слоями забвения, нет-нет, да проступят обрывки картин из его далекого прошлого. Что-то настоящее, правдивое, имеющее смысл, разорванное на куски, рассыпанное в мелкую мозаику. Настоящая жизнь, а не это снулое существование с четкими целями, но без конкретных смыслов.
Не вечная война.
И все же, у всех этих заманчивых, ядовитых в своей яркости грез о прошлой жизни была одна большая проблема. Они никак не складывались в одно целое.
Рассвет забрезжил над деревьями, а мертвяки так и не явились.
Даже близко не подошли. Как Моа ни вслушивался в лесные шорохи, как ни внюхивался в порывы ветра — никаких намеков на назойливых преследователей не обнаружилось. Куда делись? Отстали? Похоже на то. Хотя, странно — тогда, по полю за обезумевшим конем, они довольно резво бежали.