-- Девушка решила, что ты сильно недоволен и пришел забрать назад деньги которые мне отдал, а это очень, очень плохо. Она старалась, хорошо старалась, только ты был как бревно, и она совсем не виновата.
Нет, вы слышали, а! Это я-то бревно?! Случалось мне так о подругах думать, но чтобы про меня такое сказали ...
-- Я не бревно! - грозно рявкнул я.
От моего вопля Инь сжалась, партийный секретарь соглашаясь с моим утверждением серьезно кивнул, а я все вопил:
-- Я ей такое бревно покажу! Да я ...
-- Четвертак, - быстро прервал меня секретарь
-- Что? - опешил я
-- Десять мне, десять девушке, еще пять в фонд мира, и показывай сколько хочешь, - тихо спокойно и медленно как тупому объяснил мне стоимость доказательства вьетнамский руководитель.
Честно говоря я растерялся, больше всего меня "убил" фонд мира. Видя мою растерянность Инь потупила глазки и опять закурлыкала, а азиат перевел:
-- Девушка говорит, что ей платить не надо, - быстро всё подсчитав он утешил меня, - значит с тебя только пятнадцать рублей
-- Десять, - мрачно стал торговаться я, - в фонд мира ни копейки не дам, я и так скоро этот мир защищать ухожу, - вижу, что руководитель меня не понял вот и кричу ему, - В армию меня забирают! Понял?!
-- Ты идешь сражаться с американским империализмом? - воодушевившись спрашивает меня вьетнамский товарищ.
-- С ним проклятым, - грустно подтверждаю я.
-- Не надо пятнадцать рублей, - торжественно заявляет вьетнамский коммунист и сутенер по совместительству, - ходи без денег!
Наверно это и была благодарность вьетнамского народа за помощь полученную от СССР. Искреннее признание того, что мы вместе в одной социалистической траншее противостоим наглым янки. Я или так его понял, или вообще не хрена не понял. После его слов я в полном изумлении вытаращил глаза и не находя слов замолчал. Чего угодно ожидал, но только не этого.
Вьетнамский товарищ курлычит обращаясь к Инь, та согласно кивает. Лицо у нее серьезное и одухотворенное. А я чувствую себя полным болваном. Инь подойдя легонько погладила меня по руке и нежно спросила, чуть шипя на согласных:
-- Звать как?
Имя, отчество и фамилия у меня хоть и азиатского корня, но для уроженки Индокитая явно непроизносимые. Выслушав меня девушка как бы призадумалась, а потом:
-- Янь, - тихонько засмеявшись, дала мне новое имя Инь.
Знаете в восемнадцать лет, я был уже далеко не мальчик. Откровенно говоря вступил я на эту стезю уже в четырнадцать лет. Хвастать тут нечем. Дело было в санатории у самого черного моря, особых чувств кроме жгучего любопытства не было ни у меня ни у нее. У обоих это было в первый раз. Толком ничего не получилось. Восторгов не было, а вот глубочайшее удивление и разочарование было. Как? И это всё?! Потом, уже дома учась в старших классах на вечеринках или на танцах со сверстницами, всё это повторялась и не раз. Было всегда забавно, часто довольно приятно, но не более того. А уж работая матросом на флоте, тоже всяких напробовался и всего насмотрелся. Иной раз даже противно было. Но признанный годным врачебной комиссией: "к строевой без ограничений службе" молодой здоровый организм требовал женской любви, сперма бурлила и искала выхода, юношеская гиперсексуальность звала на подвиги, или хотя бы просто на блядки.
Вернувшись обратно в комнату девушки и быстренько сбросив одежду я завалился на кровать. Инь сняла свой халатик, фигура у нее оказалась ... ну все половые признаки находились на надлежащих местах. Потом? Могучая энергия Янь плавно и не раз перетекла к Инь. В общем как и у всех при таких то делах. Инь в этом деле разбиралась, ну а мне собственно ничего другого и не надо было.
-- Ты это куда? - стал удерживать я Инь когда она опосля собралась покинуть наше ложе страсти - узкую скрипучую общаговскую кровать с продавленной сеткой.
-- Кушать нам, - ответила Инь, деликатно отвела мои руки, встала и накинула свой халатик.
На столе остывала дурно пахнущая кастрюля. Инь стала половником разливать подозрительную бурду по тарелкам, потом жестом пригласила меня отведать угощения.
В еде я всегда проявлял здоровый консерватизм, и есть блюдо азиатской кухни отказался. Инь судя по виду расстроилась, что-то мне прокурлыкала и убежала. Через пару минут вернулась с бутылкой водки, счастливо улыбаясь поставила ее на стол и ожидая похвалы уставилась на меня. Узкие глаза у нее блистали, пухлые губы расплылись в улыбке, а желтоватое широкоскулое лицо было счастливо умиротворенным. Я и сам, если верить генеалогии и судить по документам, отношусь монголоидной расе. По внешнему виду конечно так сразу и не скажешь, но что есть то есть. Наверно глядя на довольную девушку азиатские гены предков заговорили в моей крови и Инь перестала мне казаться страшненькой. Даже нравиться стала. Водку пить я не стал, а чтобы не обидеть старательную и заботливую девушку, благодарно чмокнул ее щечку и бесцеремонно потащил обратно в кровать.
Всё что было то и отдал, а в юности этого добра у меня полно было. А уж как всё совсем закончилось, то Инь одевшись быстренько сбегала на общую кухню, принесла тазик с теплой водой, смочила полотенце и дальше ничуть не стеснясь без брезгливой гримасы, всё тело у меня обтерла. Теплое влажное полотенце, нежно заботливая девушка, приятно было. Когда я уже одевшись неловко топтался у стола, девушка достала из тумбочки коробочку с мазью и встав на цыпочки легкими движениями тоненьких пальчиков втерла желтоватую остро пахнущую пасту в синяки на моем лице. Потом спросила:
-- Ещё приходить?
-- Завтра, - пообещал я
-- Хорошо, - согласилась Инь
Достаю из нагрудного кармана рубашки четвертак и гордый своим благородством и щедростью кладу бумажку на стол. Инь посмотрела на бумажку потом на меня, замотала головой:
-- Так ходить,
-- Да ты это..., - смутился я, - купи себе чего нибудь ... я же так ... ну просто ...
-- Так ходить, - непреклонно повторила Инь, и не зная как все объяснить по-русски закурлыкала на своем родном языке, запнулась, чуть смутилась, покраснела и показала пальцем сначала себе на грудь:
-- Инь, - потом повела рукой в мою сторону, - Янь,
Спросила :
-- Янь так ходить к Инь?
Закивать головой то я закивал, а сам подумал: "Ну не хрена себе? Она это что, а? Да на кой мне это надо? Нет, пора завязывать, разгрузился разок и хватит!"
От мази синяки на лице почти прошли на следующий день, а вместе с ними и прошло намерение, более не появляться Инь на глаза.
Чего уж там! От добра, добра не ищут. Ну где я еще за оставшиеся дни такую безотказную подружку найду? Нет Инь самое то. Пришел, без проблем получил что надо, спокойно ушел. Чего она там себе навыдумывала? Не моя печаль забота! Инь - Янь все это херня! Зато до отправки в часть осталось всего двенадцать дней, и еще неизвестно как все там обернется.
Вечером я ждал Инь у общаги. В руках цветы и две сумки с продуктами. Сумка побольше для Инь, поменьше для партийного секретаря. В то время с хорошей едой в стране была напряженка, а часть моих родственников успешно подвизалось в торговле и всеобщий дефицит нашу семью не коснулся.
Глаза у нее так засияли, что мне даже неловко стало, вручил ей букет, потащил наверх сумки с продуктами и поднимаясь на третий этаж слушал что она там радостно курлычет. Потом как бы и стыдно стало, девушка там себе фантазирует, а мне то кроме как ... ничего и не надо.
На третьем этаже вдвоем заходим к руководителю их группы. Он приняв предназначенную ему сумку и заглянув в нее довольно улыбнулся. Гостеприимно пригласил присесть, засуетился с угощением. Инь вопросительно на меня посмотрела. "Что? Что мы тут делаем?" - говорил ее удивленный взгляд.
-- Э... - начал я, и так и не вспомнив имя вьетнамского руководителя, неопределенно к нему обратился:
-- Э ... товарищ,
Он шустро от шкафа обернулся ко мне и я чуть смущенно начал мямлить:
- Ты это ...ну объясни девушке, что ... как бы это сказать ... короче я в армию ухожу и эта ... ну ничего не обещаю, а с ней я так просто ... ну понятно думаю ...
Он непонимающе посмотрел на меня, а потом закурлыкав, все же взялся за перевод моей путаной и бессвязной речи. Пока он говорил, я на девушку не смотрел. Уставился на изображение товарища Хошимина. Печально и осуждающе смотрел на меня с большого цветного портрета дядюшка Хо.
- Инь не боятся, - услышал я напряженный голос девушки, - Инь знать. Янь не боятся Инь.
Ну раз так, то как говорится совесть моя чиста, я честно предупредил.
Конечно я все понимал. И дураку ясно, что изыскам плотских отношений девушка не на уроках в школе научилась. Да и как я уже говорил, "добрая" слава о безотказных вьетнамских девушках гуляла по городу. Да знал, что небось за четвертак она это и с другими проделывала. Чего там рассусоливать, какие там на хер чувства?! Ты не хочешь деньги брать? Так я жратвы принесу или другого чего. И не бойся девочка, в накладе не останешься и даром работать не будешь. А раз так то и стеснятся нечего, покажи что умеешь.
Умела она немало и такого я раньше не испытывал. Вот только не в позах и приемах дело, приемы это всего лишь дело сексуальной техники, и удовольствие от их применения носит исключительно физиологический характер. А вот ощущения полного слияния и от этого такого же глубокого наслаждения, раньше чувствовать не приходилось. И чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь, и нет ни малейшего стыда, нет неловкости от близости, а есть только радость полного обладания, есть чувство, что и тебе отдаются с той же радостью. Вспыхнула искра, разгорелся между мужчиной и женщиной вечный огонь, и ты даже и не вспоминаешь, что было у тебя раньше и не думаешь о том кто был до тебя.
Она очнулась раньше и пока я весь расслабленный дремал, убежала на кухню. Только сквозь дремоту я услышал как легонько хлопнула дверь и провалился в легкий радостно освежающий сон.
Когда проснулся, уже совсем стемнело. Хотелось есть, после отдыха хотелось женской близости. Инь молча сидела за столом сумеречной комнате. Доступная, желанная и ставшая такой хорошенькой. Наверно мы уже научились без слов друг друга понимать. Увидев, что я проснулся, она прилегла рядом.
-- Жрать хочу, - уже потом вполголоса, но решительно объявил я девушке.
Она чуть вздрогнула и не понимая уставилась на меня. Наверно под словом "хочу" она о другом значении подумала и улыбнувшись было начала, но я отстранился. В юности силы хоть и велики, но тоже не беспредельны. Попытался попонятнее объяснить:
-- Есть надо,
-- Кушать? - спросила Инь
-- А есть? - поинтересовался я, вспомнив, что как только она пришла с работы так почти сразу мы и начали.
-- Щи, - довольно улыбнувшись, с гордостью обрадовала меня Инь, - я сейчас учится русски готовить.
Натягиваю майку, одеваю штаны и по-хозяйски усаживаюсь за стол. Инь захлопотала собирая еду. Щи в ее исполнении были страшны. Вода, разваренная капуста, не проварившийся мосол с мясом, все пересоленное. Есть я отказался. Инь расстроилась, лицо как расплылось, уголки губ опустились вроде как зареветь собралась. Тут я припомнил, что в принесенном для нее пакете есть копченая колбаса, говяжья тушенка, консервированная осетрина. Рисую жестами пакет и прошу принести содержимое. Инь испуганно на меня смотрит и отрицательно машет головой: ничего нет. И куда же все так быстро делось? Возмущенно жестикулирую я. Подруг угостила, жестами объясняет Инь. Они очень, очень рады были, движениями рук утешает она меня. Пытается объяснить словами:
-- Я ночь ... много плакать ... они день за меня работать ... помогать ... я им отдать ...
-- Ну раз такое дело, - примирительно ворчу я, - тогда конечно.
Поняв по тону, что я больше не сержусь она по-женски за это поблагодарила. Это конечно хорошо вот только жрать еще сильнее хотелось.
-- Я домой, - уведомил я девушку. Она реветь, за руки хватает.
-- Завтра приду, - пытаюсь утешить.
-- Я работать, ночь, - отвечает заплаканная Инь
-- Чего?! - возмущенно ору я
-- Работать, ночь, - повторяет она, и все ревет не переставая.
Беру ее за руки и в бешенстве волоку за собой по коридору к вьетнамскому коммунисту, руководителю и сутенеру. Без стука вламываюсь к нему в комнату и сразу рычать:
-- Ты гондон штопаный! Да я тебя сейчас самого вы...бу! Я тебе всё наизнанку выверну! Не трогай девчонку!
Вьетнамский товарищ, отдыхавший на широкой кровати, вскакивает. Щуплый, маленький в длинных синих сатиновых трусах. Встав, он, вероятно поняв меня буквально, испуганно закрыл ручками ягодицы. Я подскакиваю к нему с ярым желанием набить морду и уже подношу кулак к его сморщившемуся лицу
-- Тварищ? - в ужасе коверкает русский язык азиатский мужичонка и отшатывается.
-- Ты разэтакий! Лапы убрал! - от кровати доносится женский голос, уверенно прозвучавший с безукоризненно русской матерной интонацией.
-- А? - в замешательстве опускаю руки и отступаю от вьетнамца.
-- На! - решительно отвечает женщина и закрывшись простыней вскакивает с кровати. Молодая, кареглазая, русоволосая, вся растрепанная, полная. Она прикрывает отступившего к ней маленького вьетнамца могучей грудью и сурово спрашивает:
-- Чего надо?
Угрожающими матерными криками объясняю чего. Женщина смеется, вьетнамец облегченно улыбается, Инь за моей спиной хватает меня за руки.
-- Ну ты и дурак! - дает мне лаконичную и предельно точную характеристику женщина и поправляя спадавшую простынь, объясняет:
-- Подружка твоя, по графику в ночную смену на комбинате работает.
-- Я никого не заставлять, - оправдываясь, лепечет индокитайский коммунист.
-- Нет ... нет ... не бить, не надо, - лопочет за моей спиной Инь пытаясь удержать меня за руки.
-- О! - радостно хохоча, восклицает женщина, - да у них тут любовь!
И представляется:
-- Меня Женя зовут
-- А у тебя с этим, - злобно киваю в сторону вьетнамца, - тоже любовь?
-- А то как же, - рассудительно отвечает Женя.
-- Что наших парней уже мало? - язвительно всё еще продолжая злиться, раздраженно повышенным тоном выкрикиваю я.
-- Мало, - ничуть не смущаясь, признается Женя, - у нас на комбинате мужиков раз, два и обчелся, и те все бабами избалованные, а тут - она движением руки показывает в сторону своего щупленького любовника, - самое то.
-- Русские девушки сильные, добрые, красивые и горячие, - дает лестную характеристику своей подружке вьетнамец, и гладит ее по плечу.
Простынь у Жени сползает, одернуть ее она не успевает или делает вид, что не успевает и я с удовольствием и вожделением разглядываю ее фигуру. Таких женщин Кустодиев любил писать. Зрелая вся налитая женской мощью красота. Красота зовущая и ждущая мужика в надежде на простую плотскую любовь, детей и брачные узы. Инь изуверски щиплет меня за руку, от боли я морщусь, а Женя чуть улыбнувшись, опять набрасывает на себя простынь.
-- Давно с зоны откинулся? - спрашивает меня Женя.
-- Меня в армию забирают, - обижаюсь я.
-- Да? - легонько удивляется она, - а по морде так чистый уголовник, бритый и наглый.
-- Янь бить американ, - гордо заявляет Жене, Инь. И смотрит на нее с явной неприязнью, а на меня с гордостью.
-- Ясно, - вздыхает Женя, спрашивает меня:
-- Решил вдоволь поблядовать? - не дожидаясь ясного для нее ответа, рассудительно без малейшего осуждения добавляет, - что ж ... тоже дело
-- Ну мы пойдем, - обрываю я разговор, чувствую как Инь тянет меня руку к выходу.
-- А посидеть выпить и закусить? - доброжелательно предлагает Женя.
-- Милости просим, - отчетливо и правильно выговаривая русские слова, поддерживает ее предложение хозяин.
Жрать опять захотелось, от выпивки я тогда редко отказывался, и не обращая внимание на явное неудовольствие Инь, с благодарностью принял любезное приглашение: