А ведь потребуй он четыре или пять часов работы вместе с Димой — вот он, именно Илья Вячеславович с этой его харизматичной физиономией и улыбкой, оплавляющей сердце, и знаете…
А я бы согласилась. Нет, Дима мне, конечно, знатно изгадил настроение. Но Кирсанов — по-прежнему мой любимый режиссер. И в принципе привлекательный мужчина.
До одури привлекательный, на самом деле. Ему около сорока, но это тот случай, когда возраст становится его достоинством. Тот же Варламов рядом с Ильей Вячеславовичем выглядит все тем же мальчиком.
Ну… Да, Элька не зря напоминала про бессмысленность флирта с Кирсановым. Но даже осознание этого не мешало мне сейчас сидеть с прямой спиной, ненавязчиво развернувшись в сторону режиссера вырезом на груди. Может, и ничего, что таким позорным образом погибла блузка. По крайней мере, чувствовать себя привлекательной, когда сидишь напротив симпатичного мужчины, довольно приятно.
Нет, у меня не было на Кирсанова никаких планов. Но, в конце концов, имею же я право почувствовать себя женщиной, а не одним только приложением к клавиатуре?
Не напоминайте про Костю, ну пожалуйста. Знаю, со стороны кажется, что я совершенно потеряла стыд и совесть, но вообще я же сейчас просто наивненько мечтаю. Понятное дело, изменять своему нынешнему мужчине я не буду, даже если был бы вариант. Хоть в мыслях-то мне можно побыть девушкой, которая может привлечь внимание Ильи Кирсанова. В жизни-то я точно, что не могу. Кто из замужних женщин не представлял себя в объятиях своего кумира — тот может бросить камень, ага. Только не в голову, пожалуйста!
— Мы можем поработать прямо сейчас, — голос Варламова вновь приземляет меня на землю. Особенно занятно, что звучит он недовольно, да и смотрит он на меня раздраженно. Не знаю почему, но мне хочется показать ему язык.
— Если у госпожи Бодлер есть сегодня время, — Кирсанов смотрит на меня вопросительно. Я бросаю взгляд на часы.
— Есть пара часов до обеда, и пара часов после. Потом я уеду работать над книгой.
Дольше чем четыре часа в компании Варламова я все равно не вытерплю. Это и так больше, чем я очертила для сценарной работы, и больше, чем предусмотрено в договоре. Просто мне хочется разобраться со сценарием побыстрее, чтобы избавиться от необходимости часто видеться с Димой.
— Этого более чем достаточно для начала, — улыбается Илья Вячеславович. — Дима, вы можете идти. И не забудь проинструктировать госпожу Бодлер по поводу информационной безопасности.
— Разумеется, — Варламов кивает как-то отрешенно. — Идемте, госпожа Бодлер.
Как он резко съехал с “Поли”. Боже, неужели мой муженек вспомнил, что он мне бывший и домашние формы имени между двумя разведенными людьми, да еще и при ком-то постороннем — это некорректно. Да где бы записать такую эволюцию? Пять лет прошло, а до Димы дошло? Хотя, честно и объективно — он на самом деле выглядит почти обиженным. И физиономия мрачная, и руки в карманы джинс запихнул. Зайчик какой, сердитый. Не был бы моим бывшим — ущипнула бы за щечку.
Из кабинета Кирсанова мы выходим, и тут приходит пора прощаться с Элькой, которая вообще-то приезжала, в основном, чтобы мне не было страшно, в сценарной работе подружка не участвует. С Димой Элька обменивается только двумя очень красноречивыми взглядами. Со мной — еще и обнимается “на дорожку”.
— Удачи, — шепчет Элька мне так, чтобы Варламов не услышал. — И держись.
Я чуть улыбаюсь. Держусь. Я же хочу, чтобы все получилось, значит — у меня нет выбора.
И вот мы с Димой остаемся вдвоем. В некоторые моменты это ощущение “вдвоем” наступает посреди коридора, в котором то и дело, туда-сюда бегают люди. Дима тяжело смотрит на меня, я на него — бесстрастно, ожидая, пока наконец этот снежный король оттает и двинется с места. На самом деле мне тревожно и неспокойно с ним. Он — прошлое, за которое упорно цепляется некая часть моей души. Он — в принципе не самый приятный мужчина, как я это ощущаю после развода.
Будет непросто.
Но я держусь!
— Идем. — Дима наконец трогается с места и шагает в сторону того конца коридора, где до сих пор толпятся собравшиеся на кастинг мальчики.
Его кабинет чуть поменьше, чем у Кирсанова, но светлее. У Ильи Вячеславовича кабинет выглядел дорогой приемной, отделан темным деревом. Ощущалось, что кабинет для Кирсанова — место для встреч с людьми, работает он совершенно в другом месте.
У Димы же… Нет, особого рабочего беспорядка нет, на самом деле Дима аккуратист тот еще, это я и по нашей с ним семейной жизни помню. Вот и тут — стол почти свободен, в стеллажах у стен идеальный порядок. Светлые стены, серый паркет. На краю дивана рассыпаны-таки листы распечаток, и это единственное место, где порядок не соблюдается.
— Под тебя делали кабинет, или какой достался? — с интересом уточняю я, скользя пальцами по блестящему подлокотнику дивана.
— Под меня, — голос Димы чуть смягчается. — Присядешь?
— Сюда? — я, чуть подняв брови, бросаю взгляд на диван. — Нет, спасибо. Могу представить, сколько актрисок у тебя на этом диване «получали протекцию».
— Не так уж много, — Дима чуть улыбается краем рта, но голос все равно звучит слегка оправдывающимся. — Я же не кастинг-директор.
— Но возможности-то есть все равно, — я пожимаю плечами, стараясь унять что-то внутри, что начало негромко скулить. Нечего раскисать. Я сама завела эту тему, сама и виноватая.
— Черновой вариант сценария я уже подготовил, — деловито сообщает мне Варламов, явно пытаясь сменить тему разговора. — Нужны авторские правки, твои уточнения мест действия сцен, возможно — редактура диалогов. Текст твой — его острые места ты должна чувствовать лучше меня.
— Уже подготовил? — я поднимаю брови, глядя на Варламова. — И когда ты успел, если контракт я подписала позавчера?
— Работу я начал раньше, — на губах Димы расползается очередная усмешка. — Илья Вячеславович просил сделать ему синопсис до того, как решил вопрос — делать ли тебе предложение. Как посмотрел синопсис, сказал начинать работу уже над сценарием, чтобы не терять зря время.
— До моего согласия? — удивленно спрашиваю я.
Нет, я бы не отказалась. Не от работы с Кирсановым. Я не отказалась, даже уже наткнувшись на Варламова, но все равно это немножко странно. Я думала, сценарии разрабатываются ну… Месяц-два. Подгоняются, обрабатываются, уточняются. А еще там как-то мудрено рассчитывается метраж фильма и его протяженность, тоже в зависимости от сценария. Поэтому я удивилась на две недели, назначенные Кирсановым. Но если был готов черновик — ничего удивительного.
— Слушай, я работаю с Ильей не первый год, — раздраженно огрызается Дима. — Он сказал мне выполнить задание — я выполняю. И не лезу в его творческий процесс.
— Неужели ты это умеешь? — не удерживаюсь я от выпада.
— Представь себе, — утомленно откликается мой бывший муж. — Поль, мы будем работать или нет?
— Будем, Дмитрий Денисович, разумеется, — прохладно откликаюсь я, напоминая про формальности.
— Тогда прошу, — Дима хлопает ладонями по спинке своего рабочего кресла. — Ты смотришь мой файл, делаешь правки, комментируешь. Я потом обработаю твои замечания и сделаю чистовой вариант. Ясно?
— Предельно.
Мне непривычно оказываться на Димином рабочем месте, и уж точно — сидеть там, где обычно сидит он. Это обычное кожаное компьютерное кресло, местами с протертостями, видно, что в нем действительно часто работают. В какой-то момент я чуть замираю, скользя пальцами по подлокотнику, думаю о том, сколько часов Дима проводит вот в этом кресле. На самом деле, я же им до сих пор слегка восхищалась, потому что он не перегорел, он работал по выбранной специальности, делал карьеру, что творческому человеку сделать не просто.
И вот размышляю я об этом всем, а потом до меня доходит, что вообще-то Варламов стоит за моей спиной. Опирается на спинку. И у меня по спине из-за его близости бегут мурашки.
— Ты же можешь отойти? — тихо спрашиваю я, поворачиваясь к Диме. — Я не могу так работать.
Раньше могла. Гораздо раньше. Еще до того, как он начал докапываться до меня. Раньше он мог даже опустить подбородок мне на плечо и почитать, что я там пишу. Я не скрывала, не стеснялась, тогда он еще только почесывал мою самооценку.
И я вижу по его глазам, что он тоже это помнит. Но это было раньше.
Сейчас… Сейчас я не могла. Что-то во мне бурно протестовало против такой интимности.
— Хорошо. Без проблем, — ровно произносит Варламов и шагает в сторону дивана. — Тогда комментируй вслух, хорошо? Я буду обдумывать замечания.
— Ага, — я тихонько выдыхаю от этого облегчения, к которому почему-то прилагается легкое разочарование. Придвигаюсь к столу, опускаю кисти рядом с клавиатурой.
Ну-с, поработаем…
Глава 7. Полина
Первый мой “рабочий день” с Варламовым проходит так, будто мы, как два сапера, подошли с разных сторон минного поля и теперь делаем по ма-а-аленькому шажочку друг к дружке, бдительно тыкая перед собой миноискателем. Мне нужно терпеть, мне нужно быть бдительной — потому что если Варламов включит-таки своего мудака, то это же мне придется решать, как выкручиваться из конфликта с ним. Это мне думать о том, как бы сдать его Кирсанову так, чтобы господин-режиссер если что встал на мою сторону.
Впрочем, то ли Варламов толком не понимает, чего хочет, то ли он сам еще не в курсе был, как вывести меня из себя. Отвык же, за пять лет-то, забыл, как это делается, болезный.
Ведет Дима себя почти спокойно. Почти — это значит, что он практически не лезет в бутылку, и практически все предложенные мной правки обсуждает в режиме нормального диалога, лишь только пару раз сорвался и включил ехидство, но быстро сам опомнился. Потому что одна высокомерная дрянь на его выпендреж замолкала, откидывала в кресле и уставлялась на Димочку с видом: “Как давно я не была в террариуме и не слушала пение змей”.
Да, эта дрянь — я. Не стыдно.
С самых первых дней, приходя в телецентр, я с пару минут стояю в холле у стойки гардеробной и гляжу на людей. Потом еще минут пять занимаюсь тем же самым в коридоре у автомата по продаже кофе, и только после этого решаюсь шагнуть в кабинет к Варламову. В первые дни было ощущение, будто в пасть тигру голову засовываю, ей богу. Сейчас это ощущение уже сгладилось, но от привычки постоять и посмотреть на людей я так и не отказалась.
Я начинаю немного понимать Диму. Понимаю, почему он работает именно в телецентре, почему четыре года нашей с ним совместной жизни стремился именно сюда, а сейчас не желалет отсюда вылезать. Как и тысячи людей, что бегают здесь между этажами.
Хаос. Такой творческий, оглушительный яркий хаос, состоящий из мазков человеческих лиц, непрерывного движения и незамолкающих слов. Он завораживает, и хочется вплестись в этот буйный, вечно опаздывающий поезд, в котором все так удивительно по-настоящему.
Мне нравится сюда приходить, нравится пить местный дрянной кофе. От этого серьезно — чувствуешь больше вкуса собственной жизни, и хочется жить еще быстрее, ярче, сильнее, так, чтобы мало никому не показалось, чтобы никто не сказал, что ты жила не на полную катушку и просто бездарно тратила свое время, вместо того чтобы добиваться своей мечты.
Вы не поверите, но к концу второй недели моей совместной работы с Варламовым — я начинаю ценить даже время, проведенное в его кабинете, за его компьютером, занятое перепалками и уточнением сцен. Ценю настолько, что несколько раз даже засиживаюсь с Димой за сценарием до вечера. Причем настолько до вечера, что умудряюсь три раза отложить ужин с Костей. И мне перед ним очень неловко, почему-то, хотя я просто работаю над сценарием, там действительно было над чем. Сроки-то поджимают.
Работа над сценарием — штука интересная, оказавшаяся для меня не очень простой с непривычки.
На самом деле, если ты умеешь писать книги — далеко не факт что из тебя выйдет хороший сценарист. Тут важно умение видеть происходящее в совершенно определенном ритме. Дробить ситуацию на ракурсы, на кадры, на детали.
Я — писатель. Автор женских романов. Я люблю истории о любви, я живу ими, на кончиках моих пальцев живут эмоции, сильные чувства, головокружительные страсти. Я пишу настолько эмоционально, насколько могу, потому что я должна заставить работать женскую фантазию. Это очень эрогенная зона женского мозга, на самом деле, мы очень любим мечтать, фантазировать, и делать это умеем прекрасно. Зачастую, нам далеко не всегда обязательно даже добавлять картинку. Ну то есть, окей, есть картинка красавчика? Дайте две. Нету? Ну окей, погодите, сейчас я его сама себе представлю. Ой, вы картинку нашли? Нет, простите, совсем не то!
И в моих книгах все — блики осеннего заката, капли дождя на стекле, сотня сотен мелких деталей, которые рисуют историю чьей-то любви до последней мелочи. Я не могу без этого, я балдею, описывая соприкосновения пальцев, нежданную встречу взглядами, вибрации между героями, случайные выдающие чувство вздохи.
Одному лишь танцу главных героев я могу посвятить целую главу, потому что, а как иначе? Там же все — кипящий воздух, боязнь всякого лишнего вдоха и этот потрясающий ритуал, когда герои говорят друг с другом не словами, а чувствами, обращенными в жесты…
Дима — сценарист. В его строчках сухость, деловитость, четкая картинка. Жесты, краткие фразочки, которые помогают актеру изобразить именно ту эмоцию, которую я описала в двух абзацах текста.
Блики солнца? Кадр!
Танец? Две минуты экранного времени, расписать по ракурсам. Кратко. Никаких лишних слов. Из абзаца надо взять фразу, жест и эмоцию. И перейти к следующей сцене.
Варламов не врет, говоря, что за те пять лет что мы с ним не вместе — сильно вырос в профессиональных навыках. Это действительно так. Когда-то я имела наглость к нему придираться, тогда я чуть меньше понимала в художественных текстах, и в принципе гораздо чаще смотрела на сценарии. И я видела недочеты, да. Недожатые сцены, недописанные кадры, потерянные эмоции. Сейчас этого не было.
Варламов действительно качественно поработал с моей книгой, превратив четыреста шестьдесят одну страницу чувственного коллапса, окунающего в историю о невозможной любви, о долге, о путешествиях — в двести одиннадцать страниц сценария, где выбраны самые эффектные сцены, а те, которые не прошли отбор — сокращены и сброшены в “дополнительные материалы”. Их тоже увидит режиссер, решит, что с ними делать, и может что-то и добавят для соблюдения хронометража.
И все же, я читаю Димин сценарий, и про себя им восхищаюсь. Нет, Дима, конечно, не во всем прочувствовал акценты моей книги, но все равно… Дело он свое действительно знает.
Нет, я женщина. Мне всегда есть что сказать, что добавить. Правда это желание приходится контролировать, и воображаемой линейкой стукать себя по кончикам пальцев, чтобы не перебарщивать со своими дополнениями. В принципе — я уже подстроилась под Варламова, поняла, что от меня нужно, он уже даже почти не корректирует, не “подсушивает” мои дополнения, убирая из них лишку информации.
— Поль, обед заказать?
Нормальная фраза, да?
А если представить, что её вам говорит не кто иной, а некогда до безумия любимый, и позже — бросивший вас мудак, ради которого вы были на очень многие жертвы? А если добавить к этому хриплый, приглушенный тон и факт того, что сказано это вам был прямо на ухо? Так что чертовы мурашки по спине так и побежали….
В общем…
У вас все еще есть вопросы к тому, за что Варламов получил локтем по носу? Вот! Я думаю, все вы понимаете и рады за меня. А вот у Димы вопросы все еще имеются.
— За что, блин? — трагично интересуется он, нашаривая в ящике стола упаковку бумажных платков и запрокидывая голову.