Потом Крис снова горячо, но быстро меня поцеловал и, словно фокусник, достал из кармана маленькую коробочку, в которой лежало изумительной красоты кольцо с бриллиантами. Аккуратно надел его на мой палец. И снова привлек к себе, страстно поцеловав. Ноги подкашивались, а мы не могли оторваться друг от друга.
Я совсем не узнавала себя. Своей любовью Крис что-то будил во мне, что-то совершенно нежное и необыкновенное. Ничего подобного я никогда не испытывала к Джейсону. К нему у меня были совершенно другие чувства. Но я не захотела задумываться об этом. В этот момент я хотела быть просто счастливой, нужной и любимой.
В зал мы пришли до неприличия довольные и счастливые. Торт уже давно выкатили и ждали только меня. Все давно искали нас, и я подозревала, что кто-то, возможно, и видел нас, но не решился побеспокоить. Джейсон с графом Тубертоном встревоженно встретили нас у входа в зал.
— Вас ходили искать, и ни один раз, но нигде не нашли. Что случилось? Где вы прятались? — удивленно спросил граф Тубертон, а Джейсон хмуро и пристально уставился на моё счастливое лицо, затем на губы, зацелованные Крисом.
Я смущенно опустила глаза, не зная, куда спрятаться от его недовольного хмурого взгляда.
— У нас с Лори состоялся серьезный разговор, — невозмутимо ответил Крис, еле сдерживая радостную улыбку, и не выпуская моей руки, на которой было кольцо.
— Заметно, — с прежними издевательскими ехидными нотками произнес Джейсон. — Видимо, очень важный разговор. Настолько важный, что вы закрепили его поцелуями. Многочисленными и долгими.
Я вспыхнула и возмущенно посмотрела на него. Почему он снова так грубо себя ведет?! Пора бы уже успокоиться. И натолкнулась на жесткий и холодный взгляд.
— Отец, ты знаешь, о каком разговоре идет речь, — не обратил внимания на ехидство младшего брата Крис. — Можешь поздравить меня первым: Лори дала согласие.
— Поздравляю, сын! — радостно ответил граф Тубертон. — Лори, дорогая, я очень рад, — он тепло обнял меня. — Наконец-то ты войдешь в нашу семью, дочка.
— Что еще за согласие? — подозрительно и недовольно спросил Джейсон, переводя взгляд с меня, на Криса и отца. — Чего я опять не знаю? — взбешенно процедил он.
— Дома надо чаще бывать и общаться с родными, — теперь уже ехидно ответил Кристоф. Не смог, видимо, сдержаться. — Сейчас узнаешь вместе со всеми остальными гостями.
Крис уже в открытую держал меня за руку и повел в центр зала. Я увидела, как вдруг побледнел Джейсон, будто что-то поняв, как дернулся к нам в желании остановить, но замер, усилием воли заставив себя остаться на месте. Граф Тубертон взял его под локоть, развернул к себе и что-то стал объяснять.
Я не могла оторвать от них глаз. Шла за Кристофом и оборачивалась. Передо мной мелькали удивленные лица Джессики и Мэрини, полные ожидания лица родителей, улыбающееся лицо графини Тубертон, нахмуренное лицо Алана Бродли, вытянувшееся от удивления и разочарования лицо Эвана Симлера, но я все равно возвращалась взглядом к Джейсу.
Граф что-то говорил младшему сыну с серьезным выражением лица, Джейсон внимательно слушал. Но вдруг он резко обернулся. Я встретила его потрясенный взгляд. Он сделал опять шаг в нашу сторону, но теперь уже граф Тубертон крепко схватил его за локоть, удерживая.
Я, как завороженная, смотрела в потемневшие очумелые глаза друга и ничего не понимала. Почему он так потрясен тем, что я стану невестой его брата? Что опять не так? Ведь он, вроде, принял наши отношения. Почему он против нас, как пары?
— Уважаемые гости и друзья, попрошу всех внимания! — громко произнес Кристоф, остановившись в центре зала. — Перед тем, как мы попробуем замечательный торт, у меня с лерой Лорианной Стенфилд есть серьезное объявление, — он сделал выразительную паузу. В зале стали смолкать голоса и наступила полная тишина. — Сегодня я сделал официальное предложение лере Лорианне, и она дала согласие стать моей невестой! — торжественно объявил Кристоф.
Он поднял наши руки и показал кольца на пальцах. Вокруг радостно зашумели, поздравляя нас. Заиграла торжественная мелодия. Я машинально улыбалась, принимая поздравления, но перед глазами стояло помертвевшее лицо Джейсона. Его потрясенные глаза и бледное лицо отозвались болью в сердце и непониманием в мыслях.
Он стоял рядом с отцом, высокий и прямой, странно окаменевший, и не сводил с меня потрясённого взгляда. Наши глаза встретились, и на миг мне показалось, что я утонула в опасном затягивающем омуте. Я растерялась и испугалась, его взгляд потряс меня. Я застыла с искусственной улыбкой на губах, с которой отвлеклась на одного из гостей, а когда повернулась, Джейсона уже не было. Обеспокоенно осмотрела зал, но нигде не увидела его. Встретила колючий взгляд Алана Бродли, который тоже не сводил с меня глаз, злой — Эвана Симлера, и сердце как будто сжалось в болезненный комок и не хотело давать мне вдохнуть полной грудью. Да что это со мной? И что происходит с Джейсоном?
— Чем ты обеспокоена, Лори? — спросил Кристоф, почувствовавший мое беспокойное душевное состояние.
— Джейсон… Он был очень подавлен нашим объявлением, — нервно прошептала я. — И он ушел.
— Ничего, не расстраивайся, милая. Он воспринимает наши отношения с тобой до странного очень болезненно. Я уверен, что это пройдет. Перебесится и опять придет извиняться.
— Хорошо, если так, — тяжело вздохнула я. — Но у меня странное чувство…
— Лори, ну перестань грустить, — с упреком произнес Крис. — Сегодня праздник, двойной праздник, надо веселиться. Выкинь из головы все дурные мысли.
И я слегка тряхнула головой, словно, действительно, могла так отогнать все грустные мысли, и тепло улыбнулась Крису.
— Ты совершенно прав, Крис! — согласилась я и пошла разрезать торт.
Но весь оставшийся вечер незаметно искала каштановую непутевую голову Джейсона среди гостей. На сердце уже не было той легкости и радости, которая была до того, как я увидела тяжелый и страшный взгляд Джейсона.
И еще я вдруг подумала о странностях судьбы. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я мечтала стать невестой Джейсона Тубертона, и никогда не могла подумать и даже представить, что в двадцать один год стану невестой его старшего брата — лера Кристофа Тубертона.
Глава 7.Настоящее время. Тангрия. Военный госпиталь. 3202 год.
Я открыла глаза после искусственного сна и рассеянно осмотрела палату. Тут же вздрогнула от неожиданности. Рядом в кресле сидел военный министр Марилии, атер Турнович, внимательно читая документы. Полная раздражения от его присутствия, тут же снова закрыла глаза, успев заметить, что в палате также находились ученый Стонич и сестра Таисия. Но военный министр, похоже, заметил, что я проснулась, потому что тут же холодно и насмешливо произнес:
— С пробуждением, лера Тубертон. Я уже устал ждать, когда вы проснетесь. Сегодня у вас был долгий и беспокойный сон.
Я вынужденно открыла глаза и уставилась в потолок. Голова сильно болела, как будто я не только что проснулась, а всю ночь мучилась от бессонницы. Видеть чопорное и презрительное лицо военного министра Марилии совсем не хотелось. Особенно после оживших воспоминаний о причинах начала войны между нашими империями. А ведь он второй человек в империи Марилии после императора, а военная кампания полностью зависела от его решений.
— Господин Стонич, снимите с пациентки свое замечательное изобретение, — нетерпеливо приказал атер Турнович. — Мы, наконец, поговорим с ней.
Ученый подошел и осторожно снял с меня свою уникальную «шапочку», изучил там показания и нахмурился.
— Чем обеспокоены? — Резко осведомился военный министр.
— На износ, — кратко и недовольно ответил ученый. — В последнее время мозг пациентки работает на износ.
— Ничего страшного, господин Стонич, — недовольно ответил министр. — Вас это сильно беспокоит?
— При всем моем уважении, господин военный министр, — поднял на него гневные глаза ученый, — вы не целитель и не ученый, и абсолютно ничего не понимаете в лечении людей и восстановлении памяти. «На износ» в данном случае означает, что в любой момент может произойти кровоизлияние в мозг, и пациентка умрет, так и не успев вспомнить то, что вам так необходимо.
Я в искреннем удивлении уставилась на ученого — его голос был непривычно строг и суров, не было никакого подобострастия перед министром великой державы. А тот нахмурился, но выговора ему не сделал, и внимательно посмотрел на меня.
— Что вы сегодня вспомнили, лера Тубертон? — голос был полон раздражения и нетерпения. — Мне нужен краткий и четкий ответ, потому что очень мало времени.
Я некоторое время смотрела вслед господину Стоничу, который отошел к столу сестры Таисии, что-то недовольно бормоча под нос и нервно потряхивая в руках "шапочку", а потом, собравшись с мыслями, посмотрела на военного министра.
— Вы действительно начали войну с нашей империей из-за того, что в столице Тангрии в Арлеме террористы убили племянника императора с женой, а мы не пустили вашу полицию проводить у нас расследование? — четко выговаривая каждое слово, медленно и тихо спросила я.
Военный министр сначала недоуменно смотрел на меня, потом, когда мой вопрос дошёл до него, он слегка побледнел, а черты лица опасно заострились. Мы смотрели друг другу в глаза, и я видела, как постепенно чернеют от ярости его глаза, до этого с раздражением смотрящие на меня. Но странно, мне сейчас не было страшно, как раньше. Внутри меня тоже рождалась яростная лава.
— Здесь вопросы задаю я, лера Тубертон, вы снова забыли это простое правило, — его голосом можно было заморозить огненную лаву, но не ту, что рождалась внутри меня. — Что вы сегодня вспомнили? — повторил он ледяным тоном. — Кратко и по существу.
— Вспомнила официальную причину, по которой началась война между нашими империями. А также то, что вы выдвинули ультиматум, по которому мы за пять дней должны были произвести чистку нашего госаппарата и армии, должны были арестовать подозреваемых в убийстве племянника вашего императора и разрешить вашей полиции проводить у нас следствие и наказания виновных в антимарилийских действиях.
Я замолчала и внешне спокойно смотрела на военного министра. Хотя внутри начинало бушевать яростное бешенство. И, скорее всего, в моих глазах оно уже отражалось. Атер Турнович сидел рядом с ледяным выражением высокомерного лица высшего аристократа Марилии и сверлил меня уничтожающим взглядом. Выражение его лица напомнило генерала Мирадовича. Та же спесь и ледяное высокомерие человека, по совершенно субъективным причинам считающего себя выше других живых существ.
— Вспомнила, как наш император и наш Совет выполнили почти все выдвинутые условия, кроме одного, — тихо продолжила я. — Кроме совершенно невыполнимого. И вы знали, что наш император не согласится его выполнить. Потому что ни один здравомыслящий император не пустит на свою Землю полицию чужой империи, чтобы она наводила порядки там, где не имеет права.
У меня не хватило дыхания продолжить, а военный министр лишь слегка приподнял на высокомерном лице бровь, изображая недоумение.
— Неужели земли с христолином Верданского округа стоили сотни тысяч убитых подданных наших двух империй? — вдруг тихо спросила я, желая застать военного министра самой могущественной в мире империи врасплох.
Но, конечно, у меня это не вышло. Он был дипломат от макушки до кончиков начищенных ботинок. Ничто не дрогнуло на его лице, ни один мускул, только край правого глаза еле заметно нервно задергался, а руки, как лежали спокойно на подлокотниках кресла, так и остались в таком же спокойном положении. Но дергающийся глаз я отметила со злым удовлетворением.
— Вы все сказали? — процедил министр ледяным тоном.
— Нет, не все, — ответила не менее холодно. — Ведь это было настоящей причиной войны? Вам нужны были эти земли? Земли Верданского округа, богатые христолином? Вы уже начали работы по его добыче?
— Здесь вопросы задаю я, — вновь ледяным тоном ответил министр, затыкая меня. — Вы забываетесь! — процедил сквозь зубы. — У нас не диалог, не игра "вопрос-ответ", вы докладываете то, что вспомнили во время искусственного сна.
— Конечно, — покладисто согласилась я. — Как скажете, господин… убийца невинных людей.
— Что вы себе позволяете?! — все же в ярости прошипел атер, вставая с кресла и угрожающе нависая надо мной. Невозмутимость покинула его. — Вы знаете, что я могу с вами сделать?! Да вы живы до сих пор только потому, что обладаете драгоценной для Марилии информацией!
— Знаю, — внешне спокойно ответила я, хотя угроза расправы все же покоробила. — Отправить пожизненно в тюрьму или на рудники Марилии? Я это уже слышала. Или придумали новое наказание? Какое же? Отпилить голову? Отрезать язык? А-а-а, наверное, хотите, четвертовать меня?
За спиной военного министра мелькнуло бледное потрясенное лицо сестры Таисии. По-видимому, она была в ужасе от того, что я так смело разговариваю с военным министром империи, практически вторым человеком. Ученый Стонич тоже изумленно пожирал меня глазами. Казалось, он просто не верил тому, что происходило на его глазах.
В палате наступила какая-то вязкая, тяжелая, совершенно опасная тишина. Военный министр Марилии выглядел очень бледным, огромным усилием воли он пытался не взорваться.
— Я могу сделать все, что вы так неосмотрительно предложили, лера Тубертон, — еле сдерживая бешенство, холодно процедил он. — И даже больше.
Некоторое время он рассматривал меня с таким выражением, словно не понимал, как из бледной запуганной мышки появилась эта ядовитая жалящая змея.
— Я последний раз спрашиваю: вспомнили что-нибудь об артефакте подчинения? — наконец еле слышно процедил он сквозь зубы. — Свои вопросы и умозаключения держите при себе. Они абсолютно лишние.
— Нет, не вспомнила, — процедила я также сквозь зубы, подсознательно удивляясь своей неожиданной смелости. — И вы чувствуете, что я говорю правду, — с удовлетворением добавила.
Некоторое время военный министр как будто сканировал меня, пытаясь понять, правду я сказала или нет. Сжатые в тонкую линию губы выдали его разочарование.
— Убедились? А теперь убирайтесь! — прошипела с ненавистью.
Министр изумленно уставился на меня, маска ледяного спокойствия снова упала с лица. Вот тебе и хваленый дипломат. Похоже, я сломала его представление обо мне, как об испуганной и затравленной пленной мыши, окончательно и бесповоротно.
— Я не могу вас видеть! Вы мне противны! Убирайтесь вон! Вон!!! — я уже шипела на него, как безумная, выпучив глаза, а он все еще не отводил шокированных глаз. Вероятно, не верил ушам, что я могу так орать на него. Я, которая все ещё жива только его милостью.
— Она уже сошла с ума! — в ужасе простонал ученый Стонич, подбегая ко мне и обеспокоенно осматривая, заглядывая в глаза с какой-то странной цветной лупой, видимо, опасаясь увидеть в них признаки безумия. — Только не это, Пресветлая Богиня! Пусть у нее просто будет припадок!
— Убирайтесь!!! Вон!!! Я не хочу вас видеть!!! Вы убили своего посла!! Все подстроили!! И начали по надуманному поводу войну!!! Чтобы получить земли, которые никак не удавалось заполучить тридцать лет!!! И стали всех убивать!!! Невинных людей!!! Ни в чем не виновных женщин и детей!!!
Я не заметила, как началась настоящая истерика. Передо мной стояло бледное взбешенное лицо военного министра, но он молчал. В холодных глазах почудилось что-то странное, что-то почти человеческое. Что это было? Раскаяние? Вина? Страх? Сожаление? Но это что-то промелькнуло настолько быстро, что я не успела ухватить, понять, распознать, а потом он полностью овладел собой. Мне же стало все равно.