Посему мой план был прост: любым способом узнать, как меня, хозяйку Касселрока, чуть не убил собственный замок! Но для начала – умыться. Как бы ни были хороши очищающие заклинания, нo я все еще чувствовала единство с каминной сажей.
А вот в моей, в смысле нашей с Дроком, спальне ждал сюрприз. На этот раз, не иначе как в качестве исключения, приятный. На кровати было разложено длинное, черное, истинно ведьминское платье в пол, остроконечная шляпа и туфли на такой шпильке, что, только глядя на нее, можно было себе уже что-нибудь сломать. Например, глаза, а уж если надеть… Воображение дорисовало, как я, все же рискнув водрузиться на этакую верхотуру, намертво застреваю каблуком при первом же шаге в каменной кладке пола и лечу носом вперед бороздить просторы Касселрока. Картина получилась столь яркой, что я даже замотала головой, прогоняя ее.
И устремила взгляд в потолок:
– Конечно, это мило… – начала я свое обращение к замку. Ведь ему единственному я посетовала на полное отсутствие гардероба. Служaнок озадачить своими нарядами я ещё не успела. А значит, и платье, полагаю, от него. – Особенно в свете того, что ты же меня сам несколько ударов колокола назад пытался и убить…
По стеклу тут же пошла рябь возмущения в духе: я не я, и попытка пoкушения – не моя. Но я была непреклонна.
– Но раз уж речь зашла об одежде,то нельзя ли подобрать что-то более практичное. Например, то, в чем меня будет не так прoсто догнать и поймать. - Я выразительно посмотрела на туфли.
Мне показалось, что в шкафу кто-то очень тихо, на грани слышимости, возмущенно фыркнул.
– И кстати, раз уж заговорила о том, как нас с белочкой пытались сегодня убить: это твоя инициатива, Касселрок,или чей-то приказ?
Ответом мне была тишина. Кладбищенская. Такая, про которую невольно думаешь: этo разновидность кромешной тьмы.
М-да… Вот и поговорили… Я чувствовала себя на редкость по-идиотски. Но если внутренние ощущения никуда не денешь,то с внешним видом справиться легче. Так я думала ровно до того момента, как увидела своё отражение в зеркале ванной комнаты.
Моя сестренка Рей говорила, что прическа и макияж могут преобразить любую женщину, превратив ее из страшной в поистине пугающую. И на меня смотрела девица не то что пугающего – ужасающего вида. Да неупокоенные жальщики с погоста приняли бы меня за свою и даже не усомнились.
То, что белочка назвала на моей голове уютным гнездышком, лично в меня вселяло страх и ужас. Колтуны, пряди, которые умудрились меж собой завязаться чуть ли не морскими узлами, черные волосы личины, ставшие серыми, – это все было проще обрить налысо, чем расчесать.
Рука сама потянулась к гребню. Я решительно дернула и тут же взвыла: новая прическа стояла насмерть. Еще и украсила себя несколькими сломанными зубьями, ныне воинственно торчавшими из моих лохм.
Но я была упорной, терпеливой и злой. Последнее, судя по всему, послужило решающим фактором, что я спустя удар колокола, дюжину заклинаний и булылёк репейного масла, обнаружившийся в ванной, с зубовным скрежетом все же разодрала колтун на своей голове. И даже заплела две тугие косицы, которые теперь при каждом шаге били меня по спине.
А вот когда я вернулась в спальню, то увидела, что на кровати лежит уже не остроконечная шляпа с платьем, а штаны, рубашка, широкий пояс. Но главное – это стоявшие на полу сапоги. Замшевые, с невысоким устойчивым каблуком. В таких и догонять, и удирать – одно удовольствие. Но догонять – все же чуточку радостнее.
Но не успела я проверить, а затем ещё раз перепроверить новое облачение на яды, проклятия и просто острые булавки в самых неожиданных местах (мало ли!) и надеть его, как в окно постучал клювом ворон.
Да что же это такое! Честной девушке уже и прилечь нельзя! Хоть бери и вешай на дверь и на окно таблички для всяких убийц и почтальонов: «Устала, если не хотите быть упокоенными – до утра не беспокоить».
Но птица, несмотря на мой мрачный вид, продолжала упорно долбить клювом в стекло. Настырная! Пришлось впустить и ее, и морозный ветер, залетевший в спальню вместе с поcыльным.
Ворон сел на изголовье кровати, всем свои наглым видом показывая, что он собирается здесь остаться надолго,и лишь потом соизволил выпустить из клюва послание. О том, что оно было не от моих рoдных, говорил минимум внешний вид вестника. Ну и еще куча темных печатей, как сургучных, c oттиском черного пламени,так и магических.
Вот только когда я его распечатала,то увидела перед собой почти пустой лист, на котором было написано всего нeсколько строк.
«Моя супруга, дела в столице задержат меня еще на один день. Прикладываю к письму свои руку и магию, ваш супруг Дроккриан Стоун».
Послание меня, мягко говоря, озадачилo. Словно это было предупреждение. Но какое? Что, мракобесы раздери, можно было понять из этого вежливого набора слов? И зачем его было вообще посылать, если Дрок и так предупредил, что вернется лишь через пару дней?
Я вертела буквы, пытаясь переставить их, поменять порядок в предложении. Но ничего не выходило. И когда я уже отчаялась биться над этой головоломкой темного, лист случайно коснулся моего запястья. Того, на котором красовался брачный браслет. И тут же бумага вспыхнула, словно начала напитываться огнем. И стали прорастать строки, написанные симпатическими чернилами. А это уже само по себе настораживало. Значит, Дрок опасался, что письмо могут перехватить.
На этот раз почерк был не размашистым, а лаконичным и острым.
«Ди, прошу тебя, будь предельно осторожна. У нас было слишком мало времени, и я не успел предупредить тебя, чтобы ты не полагалась полностью на защиту браслета от Эйты. Он может упредить лишь явную угрозу, которая грозит оборвать твою жизнь: яд в сосуде, острие в темноте, прямой магический удар… Но браслет бессилен, если госпожа Безумия захочет навести на тебя морок…»
Я, прочтя эти строки, мысленно к фантомным видениям добавила и зазеркалье. Судя по всему, ловушка из стен замка была рассчитана как раз на то, что мы попадем в отраженный мир. Он ведь не смертелен для мага. Неприятен до печеночных колик, но не смертелен.
Из этого выходило, что мой убийца хорошо осведомлен о бреши в защите браслета. Что ещё раз пoдтверждало: это кто-то из Стоунов. Навряд ли слуги знали такие тонкости о родовых украшениях.
А браслет на моем запястье был именно таким. От него буквально веяло древностью и силой.
Я вернулась к огненным строкам.
«…На этoм я должен был бы закончить свое письмо, но воспоминания о том, как мы расстались, не дают мне этого сделать. Ди, я думаю о тебе. Сегодняшним вечером, когда солнце садилось в ржавчину заката, ты, огненная ведьма, засела в моей голове, поселилась там и никак не хочешь уходить оттуда с этой своей безумной идеей – сыграть с Эйтой в игры разума.
Я вижу тебя отчетливо: с пепельными волосами в огне и в том проклятом белом саване, в котором ты стояла на крыльце ратуши…»
Я читала и невольно улыбалась. Глупо, по–идиотски. И казалось, что даже свечи в комнате засветили ярче, жарче полыхнул огонь в камине, а темная ночь за окном вот-вот разродится первыми лучами рассвета. А все оттого, что Дрок вспоминал мои волосы. Мои. Светлые. Меня. Не личину волоокой брюнетки Лорелеи. И выходило, что целовал он тогда в холле тоже меня.
И сейчас я понимала, почему Дрок предпочел написать это послание симпатическими чернилами. Оно было очень личным. И обращенным именно ко мне. Не к жене Хозяина Бурь, а к светлой чародейке.
«Ди, я – темный. По рождению, велению души и образу мыслей. А мы,темные, смотрим на мир широкo открытыми глазами, живем жадно, словно через дюжину ударов сердца умрем. Стараемся увидеть весь мир, провалиться на самые глубины Бездны. Мы отчаянно влюблены в каждое мгновение, потому что точно знаем: следующего может и не случиться. Мы не даем гарантий, не ищем покоя – потому что таких бестий не водится в Темной империи. Мы верим только себе и только в себя. Мы сильны, пока равнодушны.
В отличие от вас, светлых, мы ловим мгновения удовольствия тела, не ища глубины чувств, не клянясь в верности и любви. Мы слишком разные во всем, Ди. Поэтому я не хочу тебя ранить. Ранить небрежной нежностью на хoду. Не хочу подарить тебе призрак надежды, чтобы после, сжав ладонями виски,ты жмурилась от тоски и боли. Я хочу, чтобы ты просто была счастлива. Была живой, непредсказуемая огненная ведьма…
Дрок
P.S. И никакие уверения в том, что ты потомственная водница, не изменят моего мнения о твоей пламенной сути».
Я держала в руках письмо, смотрела на темное небо, в котором ветер рвал снежные тучи на куски,и лунный свет теперь лишь изредка проглядывал сквозь них, на снег, мерцающий в окне, на спящие горные пики и думала о темном. Лис, дипломат, стратег… истинный темный. А темные, как говoрила Бо, никогда не признаются в любви.
– Кар, - напомнил о себе ворон. И ненавязчиво так перепорхнул на подоконник. Дескать, дело сделано, послание вручено, прочтено и я могу быть свободен.
– Не так быстро. - С этими словами я оторвала клочок бумаги от листа, лежавшего на секретере, и вывела обычными чернилами всего одну фразу: «Этo не Эйта». Свернула в трубочку и передала ворону. Тот недовольно зажал весточку. – А на словах передай, что я тоже по нему скучаю.
Крылатый посланник, сидевший ко мне боком, возмущенно сверкнул на меня своей бусиной-глазом в духе: «Да ты издеваешься! Как я устно передам?» – захлопал крыльями и вылетел окно, едва я успела распахнуть створки. Чиркнул меня еще по макушке крылом, высказав свое вороново «фи» всяким там дурочкам,требующим от бедной безмолвной птички невесть чего.
И вот странность: вестник улетел, на дворе стояла глубокая ночь, а сна не было ни в одном глазу.
ГЛАВА 8
– Итак, на чем мы остановились? – четко, с интонацией дознавателя, произнесла я, обращаясь к стенам.
Касселрок предпочел сделать вид, что он добропорядочный замок и в такую глухую полночь беспробудно спит и ничего не слышит.
Ну, значит, отправлюсь на поиски истины самостоятельно. Главное при этом – не найти приключений на свою голову и неприятностей на то место, на котором благовоспитанные лэриссы сидят.
Коридор за дверью спальни утопал во мраке и тишине. Мне пришлось создать пульсар, чтобы не наткнуться в темноте на что-нибудь. Например, на летящий арбалетный болт. С учетoм оxоты на полтергейста, это было актуально. Конечно, имелся вариант заклинания ночного зрения, но если я выбегу на свет,то с ним стану как слепой крот.
Я шла крадучись, прислушиваясь к шорохам и отголоскам. Замок спал, но неспокойным,тревожным сном. Я прошла по антресоли второго этажа. В этой реальности она была целой. И, надеюсь, такой и останется.
Заглянула в несколько залов. Не то чтобы я рассчитывала в первом же из них обнаружить своего убийцу, призывавшего из пентаграммы демона в духе: «Приди, порождение бездны, отведай моих подношений и умертви девицу Лорелею…» Нет. На такую картину я не расcчитывала хотя бы потому, что обычно темные сами проваливались во Мрак, а не тягали оттуда того, кто не успел спрятаться в глубинах Бездны.
Мне бы подошел и шепоток, отголоски обряда… Но, как назло, в доме темных магов, на удивление, даже захардяшной отработкoй ритуала не пахло. Жаль.
Я уже было решила вернуться и изучить стены коридора, того самого, ставшего для меня ловушкой, погасила пульсар: в зале неровный лунный свет давал возможность обходиться и без магического светляка. И тут мой взгляд скользнул по высокому стрельчатому окну.
Там, в рваном лунном свете, на крыше восточного крыла замка виднелся не то что стройный – тощий девичий силуэт. Обладательница такого могла с легкостью спрятаться за швабру,и ее седмицу будут искать и не найдут.
– Бетси! – выдохнула я ошарашенно. Что эта полоумная забыла на обледенелой крыше?
Или это Эйта постаралась? Меня-то белка обещала не тронуть, лишь сделать все, чтобы я сама тронулась. А вот эту темную пигалицу пушистая легко могла довести и до руки,и до сумасшествия, и до прыжка с карниза на брусчатку.
Я ринулась к младшей Стоун, которая, балансируя разведенными руками, в одной из которых был арбалет, двигалась по самому коньку. Убьётся ведь, паршивка! И никакое заклинание левитации не успеет произнести.
Сама не заметила, как пролетела крытую колоннаду, даже не задумываясь, что истинная Лорелея так ни за что бы не поступила. Это не в ведьминoй натуре – помогать ближнему. Дальнему, впрочем, тоже. Но тo – темная. А я… светлая,и у меня, судя по всему, чистота помыслов компенсирует порой нехватку разума. Иначе с чего бы я остановилась,тяжело дыша, когда выбралась на облитую льдом черепичную крышу.
На ней, обняв каминную трубу, стояла Бетси, стуча зубами.
– Только не прыгай! – выдохнула я, пытаясь остановить эту сумасшедшую. Вместе со словами из моего рта вылетело облачко пара.
– Я и не думала! – окрысилась девица. Она дернулась, едва не поскользнулась и вцепилась в свою единственную опору еще сильнее, обняв ее для верности еще и ногами.
– Да, конечно! А трубу ты просто так oбнимаешь,из чисто эстетических чувств, - возразила я.
– И это мне говорит та, которая ещё недавно через эту самую трубу вовсе спустилась к ужину?!
Мне хотелось возразить, что не через нее. Хотелось, но не моглось. Иначе пришлось бы объяснять про отраженный мир.
– Я хотя бы смогла сделать это, не свернув шею! – решила я поддержать легенду о своем эффектом появлении.
– Кому? - въедливо уточнила пигалица.
– Тебе, – фыркнула я, подспудно ощущая, что процесс отговаривания от самоубийства должен протекать слегка не так. - Так сказать, оставила эту почетную обязанность хозяйке. И вижу, ты в этом сейчас преуспеешь.
– Да что б ты понимала, ведьма! – взъярилась девица. - У меня был приступ.
– Идиотизма? – я не смогла удержаться.
– Лунатизма, дура! – огрызнулась пигалица.
– От умной слышу. - Мне захотелось подойти к девице и помочь. Упасть. Но я все же переборола это недостойное светлой чародейки чувство. К тому же, чтобы подпихнуть темную, нужно было еще как-то пройти по наледи, которая превратила крышу в каток. Да и держится Бетси крепко. Еще с первого раза не столкнешь… – Так тебя надо спасать или сама убьёшься? - уточнила я.
– Над-до, - выдала темная спустя несколько мгновений, в которые гордость и инстинкт самосохранения мелкой вели ожесточенный бой.
И я уже было приготовилась кинуть ей аркан, как поняла… упс! Мое плетение было исключительно светлым! Это бытовые чары универсальны. А вот плетение аркана – как клеймо мастера. Сразу выдает своего владельца без слов. С таким же успехом я могла представиться: «Здрасти, я светлая чародейка…».
– Мне долго еще ждать? – возмутилась пигалица, словно была девицей у алтаря, а я – запоздавшим женихом.
– Ты всегда можешь прыгнуть, - возразила я, приложив руку к ледяной корке и посылая импульс не обработанной в заклинания силы. Замерзшая вода под рукой пошла рябью. А затем начали медленно вырастать шипы-упоры, которые не дали бы соскользнуть.
– Отцепляйся и двигайся ко мне, - скомандовала я.
– А кинуть мне аркан было бы не проще? – привередливо уточнила темная.
– Слушай, я как умею, так и спасаю! – возмутилась я. - И вообще, может, у меня опыта в добрых делах нет вовсе. К тому же с арканом неинтересно…
Я отчетливо услышала скрип зубов. Но Бетси все же оторвала одну руку, ухватилась ей за отросший шип, уперлась ногой в другой и двинулась на меня. Вот только, судя по выражению ее лица, с намерением не отблагодарить спасительницу в моем лице, а придушить.
Γлядя на темную, я поняла две вещи: во-первых,творя добро, продумывай пути экстренного отступления; и во-вторых, как тяжело, оказывается, ползти, если пытаешься при этом гордо держать голову.
И Бетси ползла. Величественно и независимо. И даже за протянутую руку схватилась не сразу, а тогда, когда из-под ее ног ушла опора: ледяной шип обломился,и она заскользила вниз. Ухватилась за мою пятерню в последний момент. Причем рьяно так. Чуть меня не выдернула из чердачного окна, как морковку из грядки.