— Все логично, — я подвинула рисунок и нахмурилась. — Сколько отрицания нужно изучить, чтобы понять этот массив?
— Слишком много, пожалуй, на этот уйдут годы. К счастью, тут тоже я справилась, — она постучала по пакету мороженого. — Мы будем это есть, или пусть тает?
Я вытащила две миски из шкафа. Заилас такое есть не стал бы. Он не постеснялся сообщить, что мороженое было не лучше сладкого яда. Его неприязнь к еде, что была ниже комнатной температуры, была глупой. Немного холода не убило бы его, если только он уже не был бы при смерти, но я не собиралась повторять ошибку.
Она открыла мороженое, пока я брала ложку.
— И? — я протянула ей ложку. — Что у тебя получилось?
— Я посетила «Arcana Historia» и попросила посоветовать мне эксперта отрицания. Библиотекарь тут же стала хвалить гениального мифика, который использует их библиотеку. Она вела себя почти как фанатка.
Она опустила ложку с горой мороженого в мою миску.
— Если вкратце, завтра у нас встреча в семь с волшебницей отрицания. Нам с тобой ничего не нужно учить.
— Идеально, — я сунула чайные ложки в наши миски. — И мы сможем узнать, слышала ли она о тех волшебниках.
— Хорошая идея, — улыбаясь, она подняла миску как бокал вина. — За успехи, Робин.
Смеясь, я стукнулась своей миской об ее, а потом отправила ледяную сладость себе в рот.
— У нас есть зацепка насчет магии амулета. Это уже что-то.
— Но у нас все еще нет амулета, — отметила Амалия. — И Клоду помогают волшебники-психи.
— И он получил что-то у Варвары, — я вздохнула. — И мы снова не знаем, где их искать, ведь Заилас разгромил их логово.
Она тоже вздохнула.
— Но эй, — я взмахнула ложкой. — На нашей стороне теперь жуткий демонический маг.
— Думаешь, Заилас рад, что у нас больше сил, или он предпочел бы блистать сам?
Я фыркнула, зачерпывая еще мороженого.
— Вряд ли он знает, что чувствовать насчет Этеррана. Они враги, но, может, вне мира демонов это не важно.
— Кстати, — Амалия прислонилась бедром к стойке. — Ты расскажешь Эзре и Этеррану, что пытаешься отправить Заиласа домой?
— Не знаю.
— Если амулет сработает и разделит их, ты понимаешь, что это значит, да?
Демон Второго дома без контракта в мире людей.
— Давай пока не будем об этом, — сказала я. — Думаю… стоит сначала поговорить с Тори.
Амалия кивнула. Мы ели мороженое, тишину заполнял приглушенный шум душа. Я опустила пустую миску в рукомойник и включила воду, смотрела, как она наполняет белый фарфор. Вода потекла из миски, а мой взгляд стал рассеянным, когда я вспомнила.
— Завтра ночью, — прошептала я.
Амалия вытащила ложку изо рта.
— А?
— Старик-волшебник сказал Клоду… массив будет готов завтра ночью, — я подняла голову, лицо похолодело. — Как нам найти и остановить их за день?
* * *
Голова болела.
Кофейный столик покрывали страницы, вырванные из блокнота, исписанные моей рукой. Быстрые пометки, незавершенные переводы, зло зачеркнутые ошибки. Вспомогательные книги лежали стопкой рядом с миской свежей клубники, но от текстов толку было мало.
Слова, которыми Антея описывала свою работу, уже, похоже, не существовали. Их не было в словарях, которые были у меня.
Сол говорил, что массив получится, если небо будет ясным, то есть им нужна была луна или свет звезд. Я листала заклинания весь день, искала упоминания таких условий в гримуаре. Антея любила описывать эксперименты. В гримуаре должны были остаться ранние версии заклинаний, которые украл Клод.
Но я не могла перевести почти все записи Антеи и не знала, что за заклинания Клода, так что продвигалась я медленно.
Зло фыркнув, я отклонилась к дивану, вытянув ноги под кофейным столиком. Я жалела, что не смогла вернуть страницы гримуара. Даже если бы у Клода были копии, я хоть выяснила бы, что у него было.
Я выпрямилась, вздохнув, и взяла клубнику из миски, зеленые верхушки были убраны, ягоды были присыпаны сахаром. Грызя край, я посмотрела в сторону спальни.
Заилас всю ночь бродил по округе, проверял, что Клод, Наживер и волшебники не нашли наш дом. Он вернулся на рассвете, глаза потускнели от усталости. Я отдала ему свою кровать, хотя могла бы пустить на матрац рядом с собой. Не было повода для меня уходить, чтобы он лег.
Румянец медленно проступил на щеках.
Я бросила остатки клубники в рот, взгляд скользнул к гримуару. Я не устояла, стала листать страницы. Мимо заклинаний. Мимо описаний Домов. Мимо душераздирающих слов Миррины о том, как она боялась, что потеряет Валъира, и как она пыталась решить, признаваться ли ей в чувствах.
Я листала страницы в поисках ее имени.
Наконец, я нашла его. Вырвав свежий лист из блокнота, я начала перевод, сердце билось в горле. Слова появлялись быстро, древние предложения Миррины лились под моим карандашом, словно она шептала мне на ухо.
Сестра, ты не представляешь, как последние месяцы пытали меня. Как я сомневалась в сердце, разуме и судьбе своей души. Как переживала, что схожу с ума.
Я стояла перед демоном из другого мира и думала о том, о чем не должна была. Я хотела то, что не должна была. Я касалась того, что ни одна женщина не должна касаться.
Я предложила демону свою душу, а потом свое сердце.
Может, безумно, но, если это безумие, я приму это. Любовь в жестоком мире сама по себе жестока. Любовь — боль и надежда. Любовь — опасность и красота.
Мелитта, милая сестра, если я что и узнала, то это: не позволяй страху держать тебя во тьме. Бери больше, чем позволяет этот маленький холодный мир.
Осмелься, как осмелилась я.
Иначе эта жизнь — лишь тень, а могла быть солнцем.
Миррина Атанас
Я сжимала страницу, костяшки побелели. Слова Миррины били по мне волной, оглушали, но их было мало. Она не раскрыла, что случилось, когда она предложила своему демону сердце. Она не жалела, похоже, но что случилось?
Как отреагировал ее демон? Разделил ее чувства? Ответил взаимностью? Отказал ей? Или взял бесценный дар — ее сердце — и разбил его?
Я перечитала перевод, пытаясь найти ответы. Любовь была болью и надеждой? Опасностью и красотой? Что это значило?
Я потянулась к гримуару. Миррина должна была объяснить в следующей записи. Сказать, любил ее демон, или она совершила ужасную ошибку. Сказать больше, чем красивые слова, что нужно быть смелым и слушаться сердца.
Осмелься, как осмелилась я.
Я замотала головой, листая страницы с пылом, чуть не забыв, что нужно быть осторожной с хрупкой бумагой. Страницы пролетали, близился конец гримуара, и я ощущала панику. Это не могла быть последняя запись Миррины.
Оставалось десять страниц. Пять. Три. С болью в сердце я открыла последнюю страницу перед оторванными, откуда украли заклинания. Я проверила текст, но там не было имени Миррины.
Нет. Она должна была написать что-то, просто я пропустила. Задыхаясь, словно я бежала, а не листала страницы, я стала переворачивать их в обратную сторону, осторожно опуская каждую страницу и разглядывая.
Страница за страницей. Тут содержимое было другим — больше текста, меньше заклинаний или списков. Другие имена подписывали записи, но не Миррина. Я листала часть, где было много текста, почти закончила ее, когда дыхание застряло в горле.
Там было не имя Миррины, но все равно знакомое.
Μέλιττα Ἀθάνας
Мелитта Атанас.
Младшая сестра Миррины. Она тоже писала в гримуаре?
Мне стало не по себе. Я взяла карандаш и приступила к работе. Абзацы получались медленно, и с каждым словом боль в сердце росла. Когда я закончила, я еще минуту сидела, пока не смогла заставить себя прочесть это.
Благородный писарь,
Сегодня я закончила то, что начала сестра. Гримуар завершен, каждое слово верно записано. На последних страницах я подытожила всю мастерскую работу Антеи, как делали мои предшественники. И я добавляю только эту просьбу.
Благородный писарь, прошу, не стирай мою сестру с этих страниц. Я знаю, ее дополнения к этой ценной книги наглые и неуместные, но, молю, сохрани их. Ее слова — все, что от нее осталось.
Она умерла за наследие Антеи и за меня.
Враг убил ее через год после того, как она начала переписывать книгу. Много раз за тот год я сомневалась в ее влечении к демону, но я никогда не забуду последнюю ночь. Я не забуду, как нашла их вместе.
Он прижимал ее к себе, словно еще мог защитить ее, хотя она уже была бледной и неподвижной.
«Не забирай ее душу», — бездумно попросила я.
Он ответил: «Ее душа никогда не была моей. Она не повелевала мной, и ее душа не могла меня спасти. Я должен был ей сказать».
То были его последние слова, ведь раны его были ужасными, а ночь — холодной. Он погиб там, прижимая мою сестру к его сердцу.
Я не знаю, любил ли он ее так, как она его, но я похоронила их вместе, надеясь, что дальше их души уйдут вместе.
Миррина умерла за эту книгу, и ее наследие заслуживает быть сохраненным, как записи Антеи. Если мы должны защищать этот адский трофей своими жизнями, то пусть наши жизни будут на этих страницах. Если эта ужасная сила, которую раскрыла Антея, которую мы охраняем, может вооружить наших врагов, давайте вооружим друг друга силой продолжать.
Я и те, кто будут после меня, нуждаемся в таком убеждении.
Без потерянного амулета, без тайн или правды, которую Антея посчитала слишком опасной, чтобы ее записывать, мы никогда не узнаем, почему она нас так прокляла. Но я спрошу, дочь моей дочери, благородный писарь, выжившая, волшебница: Когда это кончится?
Мелитта Атанас
Слеза покатилась по моей щеке. Горе и отчаяние Мелитты звучали в ее словах. Сколько времени прошло между смертью Миррины и просьбой Мелитты для будущих писарей гримуара?
Миррина… я так и не узнала, что случилось между ней и ее демоном. И не узнаю, призналась ли она в любви. Не узнаю, что он ответил, разделил ли ее чувства, могло ли сердце демона любить как человеческое.
Но обнимал ее, когда она умерла. Прижимал к себе, хоть ее уже не было, и его жизнь угасала.
Я провела пальцами по своему переводу, они замерли под словами древнего Валъира. Она не повелевала мной, и ее душа не могла меня спасти.
Кожу покалывало, волоски встали дыбом.
Она не повелевала мной.
Я слышала, как Клод перечислял условия нового контракта с Заиласом. Слышала, как Заилас прошипел ответ. Ритуал привязал его к инфернусу. Приказ Клода отправил его в кулон.
Виш меня не связал.
Заилас ранил Клода, хотя согласился не вредить призывателю. Контракт не сработал.
Никогда не призывайте из Двенадцатого дома.
Если контракт Миррины с демоном Валъир не сработало, и контракт Клода с демоном Валъир не сработал, то мой контракт…
Блокнот выпал из моих онемевших ладоней.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Мой блокнот упал на столик, и я вскочила с пола. Мое колено задело стол, миска клубники опасно покачнулась. Комната будто кружилась, пока я бежала по ней.
Дверь спальни ударилась об стену с грохотом, и Заилас, лежащий на моей кровати, вздрогнул. Сокс с испуганным воплем спрыгнула с моей подушки и скрылась под кроватью.
Заилас тут же проснулся и повернулся ко мне, сел на корточках посреди матраца, готовый биться, ждущий от меня указаний, где враг.
Я прошла к кровати и остановилась, тяжело дыша.
— Заилас, у нас есть контракт?
Он нахмурился.
— На? Ваянин…
— У нас есть контракт? — закричала я.
Его глаза расширились. Он отпрянул, хвост метался.
— Ваянин…
— Отвечай!
— Я привязан к инфернусу.
Демоны не врали. Он уклонялся от ответа.
— Только к нему ты и привязан, да? — я смотрела на него так, словно никогда его не видела. Может, я и не видела. Я все время была слепой, верила в магию, которой там не было. — Ты не слушался условий контракта с Клодом.
— Это не сработало.
— Ты знал, что это не сработает. Ты знал, что контракт будет без силы, и потому ты сказал мне согласиться.
— Только так можно было выйти из круга, — он все еще уклонялся от правды. — Только так я мог защитить тебя.
Я сжала в кулаки дрожащие ладони.
— Ты не обязан меня защищать. И никогда не был обязан. Потому я не могла понять условия нашего контакта — потому что его нет!
— Есть. Я обещал защищать тебя. Ты обещала мне готовить еду. Я обещал вести себя как порабощенный демон. Ты обещала найти для меня способ вернуться домой.
По мне пробежала дрожь.
— Давно ты знал?
Он смотрел мне в глаза, искал вопросы и ответы, которые я не представляла.
— Я догадался на второй день, что виш контакта не сковал меня. Не знаю, почему.
— Потому что ты из Двенадцатого дома. Этерран ошибся. Не из-за Амулетов запрещено призывать демонов Валъир. Это запрещено, потому что ни одного Валъира нельзя привязать к контракту.
— Почему мы отличаемся?
— Не знаю, — я стиснула зубы. — Почему ты не сказал мне?
Он опустился на матрац и прижал ладони к одеялам.
— Потому что ты не доверяла мне, а я — тебе.
Я попыталась шагнуть ближе, нога ударилась о край кровати.
— А потом? Почему не сказал вчера, когда мы ушли от Клода?
— Я не мог сказать, — его голос стал хриплым. — Если бы ты знала, что виш контракта не убрал мне когти, ты бы меня боялась. Я не хотел, чтобы ты боялась меня еще больше.
Мое горло сжалось. Я отпрянула на шаг. Другой. Голова кружилась, мысли спутались.
— Почему? — хрипло прошептала я. — Ты мог все это время делать, что хотел. Бросить меня. Убить меня. Дать кому-то убить меня. Заставить меня делать все, что хотел. Почему ты все это время защищал меня?
Тени собрались в его глазах, алое сияние потускнело. Тихая печаль скрывалась в глубинах.
— Потому что пообещал.
Я вышла из спальни. Все ощущалось странно отдаленным, я опустилась на пол за кофейным столиком, вернулась на то же место, где была, не зная, что еще делать. Не зная, что думать. Не зная, что чувствовать.
Заилас не был связан нашим контрактом. И никогда не был.
Шок пошел трещинами, и в них проникала ярость. Как он посмел скрыть это от меня! Обманывать меня! Позволять мне думать, что меня защищал контракт, когда все это время меня защищал только…
Он.
Я прижала ладони к поверхности стола.
Он защищал меня, а не наш контракт. Он защищал, даже когда я раздражала. Когда я была слабой. Когда я была глупой. Когда чуть не привела к его гибели из-за Тахеша. Когда бросила инфернус, а потом меня похитили. Когда кричала на него за попытки защитить меня так, как мне не нравилось. Когда я злила его, и он бил мебель. Когда он думал, что я в тайне хотела ему смерти. Когда я скрывала мысли и чувства так глубоко, что он не мог мне доверять.
Он защищал меня, потому что, когда я опустила ладонь на ту серебряную линию, и когда он втащил меня в свою ледяную темницу, мы связали себя иначе. Оба были на грани смерти, оба обрели шанс друг в друге.
Я привязан к тебе. Только к тебе, ваянин.
Мои руки дрожали.
Тень упала на меня. Ноги тихо шаркали по ковру, его хвост шелестел за ним. Я смотрела на открытый гримуар на столике, пытаясь ровно дышать.
Заилас присел на корточки, не между столиком и диваном, где я сидела, но близко.
— Ваянин?
Я сосредоточилась на дыхании.
— Робин?
Я вскинула голову. Я посмотрела на него, отвела взгляд. В дюймах передо мной была страница с последней записью Миррины перед смертью.
Я предложила демону душу, а потом свое сердце.
Часть меня надеялась, что она ошибалась. Что ее чувства были просто влечением. Или что ей показалось. Что ее демон не ответил бы на ее чувства ни капли.