— Да, потому что правила для всех едины. И, если студент Воскресенский горит желанием присутствовать на моих парах, то ему надо приходить раньше меня. Я не терплю опозданий. И это, как минимум, неуважение ко всем остальным, и ко мне в том числе.
смущенно произносит Николай Егорович.
— Ах, вот в чем дело, — протягиваю я, скрещивая руки на груди и переводя пренебрежительный взгляд на Марка. — Тогда запомните, пожалуйста, сам, Воскресенский, и донесите следующую мысль вашему отцу: даже не вздумайте приходить ко мне и договариваться насчет экзамена для вас. Я не продаюсь. Сейчас вы можете пройти в аудиторию и присутствовать на лекции, возможно, что-то умное и отложится в вашей голове. И все это только потому, что уважаемый профессор просит за вас. Но я все равно поставлю вам прогул. Спасибо, Николай Егорович, и хорошего дня.
Марк обжег меня злым взглядом, до хруста сжав кулаки. Кажется, парень в бешенстве. Но ничего, кто-то должен поставить его на место и спустить с небес на землю.
Не обращая внимания на студента, захожу в аудиторию, едва сдерживая злость и раздражение. Нет, каков же наглец! Не успел вылететь из кабинета, как тут же побежал к декану жаловаться на свой же косяк.
Но, очевидно, этот несносный мальчишка решил в первый же день проверить уровень моего терпения. Потому что, проходя между рядами, резко останавливается и, повернувшись, с наглой ухмылкой бросает:
— Екатерина Ивановна, мое утреннее предложение все еще в силе, — и подмигивает, засранец!
У меня чуть не вырвалось: «Засуньте ваше предложение…», но я вовремя прикусила язык и холодно осадила мажора:
— Благодарю, Воскресенский, но в ваших услугах я не нуждаюсь.
Студенты тут же начали удивленно перешептываться, кто-то даже засвистел. По сверкнувшим злым темным глазам Марка я поняла одно: это война!
Глава 2
Катя
На следующее утро меня на стоянке возле дома ожидал сюрприз. И приятным его назвать сложно. Марк Воскресенкий собственной персоной стоял, облокотившись на капот своей дорогущей спортивной тачки. Только сегодня он был в черной рубашке. Но все равно он был очень притягательным.
— Доброе утро, Катя, — произносит он, как ни в чем не бывало, стоило мне пройти мимо к своей машине.
— Екатерина Ивановна, — холодно поправляю я, несмотря на то, что внутри просто колотит от его поступка. До чего дошло: студенты караулят преподавателя у дома! Никакой личной жизни! А что будет, если я поставлю не ту оценку за экзамен? Штурм?!
— Катя, к чему это все? Мы одни, можешь спрятать свои колючки, — лениво произносит Марк, оттолкнувшись от машины и последовав за мной.
— Послушайте, Воскресенский! Что вам непонятно? Я — ваш преподаватель, вы — мой студент. Или для вас чуждо понятие соблюдения дистанции?!
— Я понял. Ты такая злая потому, что еще не выпила кофе с утра и не позавтракала. Я не знаю, в каком кафе ты предпочитаешь завтракать. Пока! — подчеркивает, обжигая меня своим темным взглядом и соблазняя порочной улыбкой. — Но я на свой вкус купил шоколадный круассан и капучино. Все девушки любят послаще.
Есть люди, которые совершенно не умеют извиняться. Им чуждо слово «прости» и проще просто загладить свою вину материально или вообще сделать вид, что ничего не произошло. Марк как раз из такой категории. Но! Я могла бы оценить его попытку извиниться, если бы он не сравнил меня с остальными своими девушками! Конечно, как женщина, я оскорбилась. Даже несмотря на то, что каких-либо отношений с этим парнем у нас быть не может, слышать такое неприятно…
Марк протягивает мне пакет и стакан с ароматным кофе с логотипом известной сети кондитерских. Конечно же, самой лучшей. Воскресенский — не тот человек, что предпочитает второй сорт. И так во всем.
— Я оценила вашу попытку извиниться, Воскресенский, но на будущее позвольте дать вам совет. Никогда не сравнивайте понравившуюся женщину со своими предыдущими пассиями. Никто не потерпит такого. И сегодня вы отделались очень легко: сделаю вам скидку на вашу молодость и неопытность. Всего доброго, до встречи на лекции.
Я уже открыла дверь с намерением сесть в машину, как была резко схвачена за руку и прижата к сильному горячему телу. Я вскрикнула от испуга и неожиданности, а сердце зашлось в бешеном ритме.
— Ты все равно станешь моей, Катя, — прошептал мне на ухо Марк низким голосом, растягивая гласные моего имени, что заставляло меня трепетать. Прозвучало как угроза, вот только мальчик еще не в курсе, что я — крепкий орешек, который точно ему не по зубам.
Этот паршивец, воспользовавшись моим замешательством, пошел еще дальше: прижался к моей шее в поцелуе. Как раз туда, где бешено бьется пульс. Черт! Теперь этот наглец в курсе, какую реакцию у меня вызывает!
Ошарашенная, со всей силы толкаю парня в грудь. Он, не ожидавший такой реакции, отшатнулся и, пытаясь удержать равновесие, пролил на себя кофе.
— Зараза! — Марк ошарашенно рассматривает расплывающееся пятно на груди, переводя взгляд с себя на меня и обратно.
— Аккуратнее с выражениями, Воскресенский! И да, извините, я случайно. Так понимаю, сегодня у вас очередной прогул? — и с довольной улыбкой, не дожидаясь ответа от своего нерадивого студента, сажусь в машину и уезжаю на пары.
В аудитории я не успела дойти до своего стола, как дверь распахивается, и входит улыбающийся чему-то Марк. В той же испачканной рубашке и брюках. И как только успел?! Он же уехал наверняка позже меня…
— Я прошу прощения, Екатерина Ивановна, за опоздание. У меня произошел форс-мажор — на меня пролили кофе…
— Быстрее, Воскресенский, но это в первый и последний раз, когда я позволяю вам входить после меня, — не глядя в его сторону, чтобы не смутиться еще больше, пробормотала я.
Марк проходит к дальней парте, и, посмотрев на меня с победной улыбкой…медленно начинает расстегивать свою рубашку. Я залипаю на несколько мгновений, завороженная тем, как длинные и ловкие пальцы расстегивают пуговицу за пуговицей, сантиметр за сантиметром обнажая скульптурный торс. Это действие сопровождается томными вздохами красавиц, удивленным шепотом, свистом и улюлюканьем со стороны парней.
Зажмуриваюсь на несколько секунд и, придя в себя, окончательно смутившись, зло шиплю:
— Воскресенский, что вы творите?!
— Говорю же, одна неуклюжая особа пролила на меня кофе. А я уж очень хочу поприсутствовать на ваших занятиях. А в мокром сидеть неудобно.
— Что, Воскресенский, тоже не хочется пропускать лекции по уголовному праву, когда их читает ТАКОЙ преподаватель, а не дряхлый старик? — со смешком спрашивает студент со среднего ряда.
Это было последней каплей. Я никому, даже этим чертовым представителям «золотой молодежи», не позволю срывать мои лекции и вести себя настолько неуважительно по отношению ко мне.
— Отставить балаган! — рявкнула я, хлопнув рукой по столу. Студентики, очевидно, не ожидали столь бурной реакции. Да что там говорить, я сама от себя не ожидала. Обычно я веду себя более сдержанно, умело управляя эмоциями, но Марку играючи удалось вывести меня из себя. То ли еще будет…чую, наплачусь я с этим паршивцем.
— Дорогие мои, кажется, вы немного перепутали заведения. Театр абсурда находится в другом здании. Я здесь для того, чтобы работать и давать вам знания в области уголовного права. У кого другие цели — прошу встать и выйти.
Никто не шелохнулся. Испугались, демоны. Правильно. Катя Гончарова еще и не на такое способна!
— Желающих нет? — «золотая молодежь» продолжает на меня изумленно смотреть. Некоторые, кажется, даже дышать перестали. — Отлично. Тогда, Марк, будьте так добры, покиньте аудиторию, и мы наконец-то начнем.
— А я тоже пришел сюда за знаниями. Так что, не тяни время, Катя, — выделяет мое имя своим бархатным голосом, снова растягивая его, словно пробует на вкус. Один только его голос заставляет сердце снова мчаться галопом. Черт бы его побрал, так и до инфаркта недалеко!
— Воскресенский, вы снова забываетесь. Не знаю, как на других, но на моих занятиях я не позволю вам сидеть без рубашки. Поэтому либо вы ее одеваете, либо выходите из кабинета, — сверлю его злым взглядом, тяжело дыша. Чую, доведут меня мои студентики до нервного тика своими выходками к концу семестра.
— Ты же знаешь, что будет, если я буду снова разгуливать по коридорам, — довольно произносит Марк, засунув руки в рукава.
— Вы хотели сказать, если снова пойдете к декану?
В аудитории повисла звенящая тишина. Даже девочки перестали пялиться на кубики Воскресенского и обратили на меня свое внимание. Марк сверлил прищуренным взглядом, вознамерившись сделать в моем теле огромную дыру.
— На что вы намекаете, Екатерина Ивановна?
— Ни на что. Я просто прошу вас покинуть аудиторию и перестать смущать и соблазнять девушек. У них сейчас мозги потекут.
Я облегченно выдохнула, когда Марк все же послушал меня и направился на выход. Рано радовалась. Проходя мимо моего стола, он остановился так близко, что я могла почувствовать тонкий аромат его парфюма и геля для душа.
— Я все равно сделаю тебя своей, Катя, — Воскресенский произнес это шепотом, но учитывая, что все студенты уставились на нас, затаив дыхание, каждый из них четко услышал «угрозу» Марка.
Глава 3
Катя
Следующие два дня протекали спокойно. Мажорики, как ни странно, прониклись ко мне уважением и посещали пары в полном составе. За исключением Марка. Но я ни капельки не была расстроена. Пусть и дальше продолжает прогуливать, целее будет моя нервная система.
После очередного занятия я была удивлена, что оказывается и среди «золотой молодежи» есть умные ребята и даже те, кому интересно уголовное право. Мне определенно все больше и больше нравилось читать лекции на этом потоке.
Телефонный звонок вырывает меня из мыслей. Папа.
— Здравствуй, дочь. Как дела?
— Привет, папуль. Все хорошо. Я читаю лекции, студенты, надеюсь, умнеют.
— Ты с ними там, главное, построже. Иначе на шею сядут. А ты у меня девочка добрая, ничего против и сказать не сможешь.
Тяжело вздохнув, качаю головой. Для родителей я в любом возрасте останусь маленькой девочкой. Это, конечно же, приятно, вот только папа не знает или не догадывается, что я очень много времени провела у него на работе, в военной части, и с детства слышала, как он разговаривает с подчиненными. А позже, когда подросла, эти самые подчиненные учили меня, маленькую девочку, азам самообороны. Так что постоять за себя я точно могу. Только папа с мамой считают иначе.
— Все нормально, пап, вот правда. Лучше скажи, как вы с мамой?
— Да как мы с мамой? По-стариковски…
Я закатываю глаза, еле сдерживая смех, рвущийся наружу.
— Папуль, ты утрируешь. Вы с мамулей у меня еще ого-го! И вообще, вы у меня самые лучшие! — стараюсь успокоить отца.
— Может, мы и самые лучшие, но ты что-то забыла к нам дорогу, дочь… — тяжело вздыхает, заставляя меня сразу же почувствовать себя никудышной дочерью. Но я быстро отгоняю эти мысли прочь:
— Папа, и не стыдно тебе?! Я была у вас два дня назад!
— А за эти два дня знаешь, сколько всего у стариков может произойти…
— Пааап, — тяну я, закатывая глаза. — Ты опять?!
— В общем, дочь, приезжай. Тем более, серьезный разговор есть.
— Ты меня пугаешь. Как у мамы с настроением? — осторожно интересуюсь я.
Моя мама любит меня так же безумно, как папа. И я ее понимаю: мое рождение — чудо для родителей.
На протяжении многих лет у них не получалось завести ребенка, но они не сломались, а были все также близки друг другу, а отношения их были крепче день ото дня. До моего рождения у мамы было четыре выкидыша на разных сроках, и они не надеялись уже стать родителями, но в один прекрасный день, спустя почти четыре года, у мамы случилась задержка. Беременность не была простой, почти все время она пролежала на сохранении в больнице. Но благодаря маминому огромному терпению и серьезному подходу к делу в положенный срок родилась я. Мама была настолько счастлива, что была намерена назвать меня Богданой. Но благодаря дару отца убеждать, я получила имя Екатерина. Потому что должна добиться тех же высот, что и знаменитая императрица.
— Мама скучает. И волнуется за тебя…
Ну, это в принципе терпимо. Надеюсь, разговоров о моем будущем и плача о том, что я стала слишком взрослой можно будет избежать…
— Катюш, я чего звоню-то. Дело есть.
Таааак…А вот это уже не к добру…Если уж мой прямолинейный отец-военный начинает юлить, то разговор пойдет на неприятную для меня тему.
— Слушаю, папуль. Что случилось?
— Долго объяснять дочь, да и не телефонный это разговор. Может, заедешь? Мама будет очень рада.
Я напрягаюсь, но подвести и расстроить родителей не имею права, поэтому, не задумываясь, отвечаю:
— Да, конечно, папуль, ставьте чайник, через полчаса буду.
И ровно через тридцать минут я стояла на пороге родительского дома, зацелованная мамой.
— Господи, доченька, как же ты исхудала, поди и не ешь ничего…Не готовишь…Вы же, молодые, сейчас не любите готовить, вам же все этот, как его… ну, это слово новомодное…подавай… — причитает, мама зацеловывая мои щеки.
— Фастфуд? — подсказываю я.
— Да, точно, он самый!
— Мамуль, ну, что ты начинаешь. Я же была у вас с папой два дня назад. И я не похудела ни на грамм, вот можешь мне поверить. И я отлично готовлю и питаюсь! Ты же меня многому научила, мамочка!
— Нет, нет, доченька, посмотри, как у тебя впали щеки, а как ребра торчат! — причитает мама едва ли не со слезами на глазах. Нежно беру мамино лицо в руки, целую в обе щеки и спокойно говорю:
— Мама, отставить панику. Я же сказала, все нормально, значит, так оно и есть. Вы с папой научили меня не врать, и вы — последние, кого бы я хотела разочаровать своим враньем. Успокойся, мамочка. Просто ваша девочка выросла. И пришло время вам с папой от меня немного отдохнуть.
— Ох, Катюш, ну, что же ты такое говоришь, а? Как же я могу не переживать о нашей доченьке?! Ты же у нас с отцом…
— Отставить, мама, — уже тверже произношу я, видя, что она на грани и вот-вот расплачется.
— Ты так похожа на Ивана, — с улыбкой шепчет мама, потираясь щекой о мою ладонь. — Наша девочка…
— Так, красавицы мои! Вы что тут развели, а?! — притворно строго произносит папа! — А ну стройно шагом марш на кухню! И чтобы я не слышал больше этот плач Ярославны в моем доме!
— Есть, товарищ генерал, — отсалютовав папе, иду в заданном направлении. — Спасибо, папуль, — шепчу, украдкой клюнув его в щеку.
Обед протекает вполне себе на дружественной ноте. Родители интересуются моей работой, все ли у меня получается, и справляюсь ли я со студентами. С последним вопросом у меня происходит заминка: я вспоминаю Марка, его выходки, но понимая, что это единичный случай, отгоняю мысли прочь и с уверенностью заверяю родителей:
— Да все нормально, студенты как студенты. Я тоже такой была!
— Дочь, у нас с мамой к тебе важная просьба, — после обеда произносит отец.
Ого, если папа так говорит, то это действительно важно для них, и я не имею права подвести.
— Да, папуль, говори, помогу, чем смогу. Что надо делать? На участке прибраться? Или, может, вам с мамой денег надо?
— Да нет, Катюш, — кривится отец. — Слава богу, с этим все в порядке. Тут мы с мамой скорее сами тебе поможем. У одного знакомого префекта день рождения через две недели. Мы приглашены всей семьей.
О неееет, только не это….
— Да и ты, Катюш, может, жениха себе приглядишь, а то я так и не успею с внуками понянчиться…
Ну, вот, мама и произнесла ту самую фразу, которой я боюсь больше всего. Она мечтает выдать меня замуж с тех самых пор, как мне исполнилось двадцать. Вот только я не тороплюсь, считая, что всегда успею. Да и кандидатур подходящих, увы и ах, нет.
Мне же хочется один раз и на всю жизнь. Чтобы как у родителей, чтобы ни минуты друг без друга. По любви хочу, а не по глупости.