Как бы не так?! Сколько длилась их совместная жизнь? Месяца два или три, не больше. А после почти год страданий и ощущения пустоты внутри себя и мыслей, что так больше не будет никогда.
Она старалась не вспоминать тот день. Кристина вышла на балкон и посмотрела вдаль. Её ждало озеро, сосны и солнце, но поднявшееся внутри чувство боли снова не давало насладиться августовским днём, исполнить привычный ритуал: пробежка, медитация. Ладно, всё не просто так. Единственное, что поможет: выплеснуть боль на клавиатуру компьютера и после, перечитывая написанные строчки, сожалеть о том, что нет таких звуков и слов, чтобы передать свои ощущения. И всё-таки ей становилось легче.
Кристина, включив ноутбук, быстро прошла в ванную и умылась холодной водой, чтобы прогнать остатки сна. Вытираясь полотенцем, поняла, что давящие эмоции рвутся наружу и не дадут времени даже для приготовления кофе.
К чёрту милые ритуалы. Назад в прошлое. Да здравствует боль.
Я, словно, наркоманка. Кристина выключила телефон. Ничто и никто не должны мешать. Открывая ворд, ещё лёгкий и пустой, она заметила, что сегодня двадцать третье августа. Да, письма ведь тоже не приходят случайно. Годовщина.
Тот день, ровно год назад, был милым выходным никак не предвещавшим беды. Алёнка вернулась в хорошем настроении из кино. Витька после их прекрасного секса, развалившись на диване, щурился в телевизор. А я, как всегда испытывающая после подобных упражнений, подъём энергии, задумала испечь пирог и суетилась на кухне, поглядывая то в телевизор, то на Витьку с Алёнкой, прикорнувшую под его рукой, как любила делать я.
Но сегодня я не испытывала ревности и даже любовалась ими. С уложенной вокруг головы косой, - Алёнка, наконец, перестала противиться моим попыткам причесать её, - и огромными серыми глазами, в которых появился зеленоватый оттенок казалась особенно красивой. Отношения наши стали понемногу налаживаться, Алёнка меньше ершилась и, хотя из-за упрямства по-прежнему не ходила с нами втроём, стала спускаться к столу и общаться. Да и я стала умнее. Мои занятия с Николаем и ежедневные медитации помогли мне осознать себя самостоятельной личностью, а не Витькиным дополнением. Я смогла немного отцепиться от него. Теперь по воскресеньям, как бы ни хотелось остаться, я уезжала на занятия, предоставляя свободу папе с дочкой.
Возвращалась я весёлая, наполненная энергией, шутила, бежала к плите. Мне хотелось приготовить вкусненькое. Выбрав минутку без церберёнка, как я называла Алёнку, приставала к Витьке с поцелуями. Он как-то странно на меня посматривал и расспрашивал, что мы делаем на занятии.
Я улыбалась.
- Вить, ну я не могу объяснить. Мы делаем упражнения и чувствуем потоки энергии. Ты можешь как-нибудь сходить со мной.
- Ну куда я её оставлю?! – Витькины глаза метнулись в поисках Алёнки. Последнее время он особенно боялся, что она увидит нас близко друг к другу. Меня это ужасно злило. Не будь её, я бы висела на нём постоянно.
- Ну, может быть, попозже, - мирно заметила я, вовсе не желавшая разделить своё новое увлечение с любимым. - Когда она привыкнет.
- Невозможно привыкнуть, что мать тебя бросила, - Витька нахмурился. – Она каждую ночь плачет. Спрашивает, где она. Я ей даже вчера звонил.
- Кому звонил?
- Жене.
Слово «жена» застряло в груди острым ножом. Оказывается, он до сих пор считает её женой. А я тогда кто?
Сама не заметила, что вопрос прозвучал вслух.
Витька нахмурился. Отошёл к окну.
- Крис, я идиот. Я не думал, что будет так тяжело. Вы рвёте меня пополам.
- Но я стараюсь. Уезжаю.
Он обнял меня, прижался всем телом. Я погладила его по голове.
- Боюсь, это было ошибкой. Переезжать к тебе.
Иногда лучше ничего не выяснять. Ты думаешь, что всё хорошо, он думает, что плохо. Или вы просто не совпали по ощущениям. Может, у него вчера всё было сносно и позавчера ничего, а третьего дня прекрасно, а сегодня настроение плохое, и он валит всё в кучу. Ведь, если бы всё было плохо, я бы заметила.
- А она даже трубку не берёт. Телефон выключен. Хоть бы дочке позвонила.
Этот разговор произошёл недели три назад. Мы снова как-то жили. Приспосабливались. И, может, я оптимистка чёртова, но мне казалось, дела пошли на лад. Чуть-чуть. Хотя трудно так судить, только потому, что девочка стала выходить к столу и разрешала её причёсывать.
И всё равно я была счастлива. Когда церберёнок выпускал папу, начиналось наше время. И я по-прежнему желала его так же, словно мы только что познакомились.
Я замешивала тесто, когда раздался звонок. Домофона у меня не было. Для того чтобы открыть, приходилось выходить на улицу.
- Вить, там звонят, - крикнула я.
Он нахмурился.
- Ты кого-нибудь ждёшь?
- Нет.
- Может, не открывать? Если мы никого не ждём.
- Как хочешь, - уж мне-то точно никто не был нужен.
- Вдруг это Ленка. Мы гулять собирались. Или ещё кто. - Алёнка засуетилась. Даже с дивана вскочила. - Пап, давай посмотрим.
Витька встал, запахнул рубашку в клеточку. Слово дочери закон. Послушный родитель. Я покачала головой и стукнула кулаком по тесту, радуясь, что оно оказалось под рукой для вымещения досады. Интересно, все папашки так стелятся перед дочками?
Их как-то слишком долго не было. Я замесила тесто, вымыла руки. Достала из холодильника кочан капусты. И вдруг сердце в груди у меня замерло. Там, за воротами, что-то происходило. Я, как была, в домашних шортах и майке, с заколотыми кое-как волосами выскочила на крыльцо. В саду никого не было.
Наверно, правда, Ленка, подумала я. И они вышли прогуляться. Глухой толчок внутри груди. Что-то подталкивает меня туда, а ноги не идут. Страшно. Да что может случиться в летний день при солнечном свете?
Обозвав себя трусихой, я подкралась к калитке и выглянула.
Они лишь немного отошли в сторону. Витька, Алёнка и … сбежавшая мать семейства. Глядя на её бледное лицо, мне вдруг подумалось, что в Турции она не была. Наши взгляды встретились. Я до сих пор не помню во что она была одета, но я вдруг почувствовала себя голой. Очень странное ощущение. И ещё у меня отключились все чувства и реакции. Я тупо смотрела, как она обнимает одной рукой Алёнку, а та прижимается к ней. Витька, насупившись, стоял напротив. Обернулся. Увидел меня. Почему-то я ждала, что он подойдёт ко мне. Но мой любимый … отвернулся.
И я вдруг поняла, что всё чудовищно не так. И наша жизнь при появлении его жены растворилась, как мираж. Ничего не было. Они как были втроём, так и остались. Просто она куда-то уезжала. И я приютила их на время, а вовсе не создала семью, как мне казалось.
Я вошла в дом и машинально заперла калитку на щеколду. Подумала, что никто не придёт. В столовой мой взгляд упал на большой комок теста и лежавший рядом кочан капусты. Пирог, который я так и не смогу испечь. Не для кого. Для себя я не стану это делать.
И всё же я не стала выбрасывать тесто в мусорное ведро. Наверно, во мне ещё жила крохотная надежда, что Витька вернётся. Пусть без Алёнки, но вернётся. Хотя разумом и сердцем, я понимала, что если и вернётся, то за вещами.
В том взгляде, который он бросил на меня, была жалость. И ещё ему было стыдно. Но там не было любви.
Я дошла до дивана, где только что сидел мой любимый, и выключила телевизор. Прижала руки к сердцу: мне было трудно дышать и отчаянно хотелось в туалет. Но сделать эти несколько шагов не было сил. Потом, когда настойчивый порыв всё же прогнал меня в уборную, я не смогла выдавить из себя ни капли. Внутренний спазм сжал мочевой пузырь, что я не смогла выполнить простейших функций. Натянув трусы, я вернулась на диван и пыталась продышаться. Мой мир задавил меня обломками, и я могла только судорожно хватать ртом воздух, не надеясь выплакаться.
Я лежала и смотрела на догорающие в закате сосны. Не помню, думала ли я о чём-нибудь или просто ждала. Прошёл час, два, три. Они не могли столько времени простоять у калитки, они уже ушли. И Витька ушёл с ними. Даже не объяснившись со мной. Даже не позвонив.
Когда стемнело, боль заполнила каждую клеточку моего существа, я поняла, что должна выпить. Мне требовалась анестезия. Я не держала в доме алкоголя, мы с Витькой пили только пиво, которое тоже не хранилось в холодильнике, а сразу выпивалось. И тут я вспомнила, что вчера после сделки мой клиент подарил мне виски, о котором я совершенно забыла. В тот день я торопилась домой, у меня были пакеты из супермаркета: а эти двое сидели и ждали, пока я накормлю их.
При мысли о вчерашнем дне сердце так сжалось, что я застонала. Сначала тихо, а потом во весь голос. Услышать меня могли только сосны.
Я медленно спустилась с крыльца и подошла к кошке. Мяукнув в ответ сигнализацией, она приветливо распахнула мне салон, словно ожидая, что я сяду за руль и куда-нибудь поеду. В моей машинке была душа, и она любила меня. Оберегала от аварий, несмотря на мою неосторожную езду. Я похлопала её по бочку и закрыла. Может быть, завтра, хотя вряд ли.
Прижав бутылку виски к груди, как ребёнка, я тут же открутила пробку и сделала глоток из горла, как заядлая алкашка. Виски обожгло горло, и я почувствовала спасительное тепло, побеждающее боль.
Заснула я на диване, уничтожив всю бутылку. Утром еле разлепила глаза от слипшихся от туши ресниц. Наверно, я плакала. Впрочем, этот вечер остался в небытии. Меня уже в нём не было. Алкоголь поглотил меня вместе с болью.
Странно, что утром не болела голова. Клиент был прав: виски отменное. По пути в ванную я проверила телефон. На нём не значилось никаких входящих вызовов.
Как же так можно?
Умывшись, я сварила кофе. Раздался звонок домофона.
Это он! Сердце колотилось об рёбра, в голове шумело. Я не разрешала себе думать, пока прошагала до калитки. Отодвинула засов. Они снова были вдвоём. Те, с кем я жила последние месяцы, для кого так и не успела приготовить пирог. Витька и Алёнка. Предатели. Впрочем, нет, предатель был один. Что взять с восьмилетней девочки?
Я упёрлась в Витькины зелёные глаза немым вопросом.
- Мы за вещами, - объявила Алёнка каким-то пронзительным голосом и взяла отца за руку.
Я вдруг поняла, что она не ребёнок, а истинная женщина, уже научившаяся манипулировать людьми. Из-за неё у нас всё развалилось. Я уже хотела сказать Витьке, чтобы он никого не слушал, чтобы заглянул в себя, вспомнил, что у нас было. Ещё можно вернуть. Я прощу эту ночь и никогда не вспомню. Только не уходи.
- Так будет лучше для всех, - сказал Витька, сжимая руку дочери.
Я отошла в сторону, пропуская их. Пока закрывала калитку, в поле зрения попало озеро. Мне захотелось уйти. Броситься в воду и уплыть гораздо дальше этих берегов. Или выбежать на берег и бежать, пока не упаду. Только бы не видеть этих двоих.
Но вместо этого, я побрела за ними. Когда, проходя в дом, Витька пропустил Алёнку вперёд, я взяла его за плечо:
- Мне кажется, я заслужила каких-то объяснений.
- Конечно.
Он повернулся ко мне, мы стояли в прихожей, и я чувствовала тепло его тела, к которому мне хотелось прижаться. Всё это уже было когда-то. И не раз.
Алёнка повернула голову:
- Пап, ты мне поможешь?
Он дёрнулся за ней.
Вместо этого я твёрдо сказала церберёнку:
- Поднимайся наверх и собирайся. Нам нужно поговорить.
- Пап?
Я захлопнула дверь в гостиную и привалилась к ней спиной, глядя на Витьку.
- И …?
Мы стояли в прихожей. Может быть, я подсознательно выбрала такое маленькое пространство, чтобы он пожалел о наших ночах, ласках, о том, что составляло основу наших отношений.
Витька прислонился к другой двери. Между нами два метра расстояния и почти два года любви. Ну, или того, что я считала любовью.
Витька вздохнул.
- Понимаешь, никакого турка не было. Жена всё придумала.
- Придумала? – признаюсь, я ожидала чего угодно, но только не этого.
- С самого начала она знала о наших встречах. Ей кто-то рассказал. А ещё она установила слежку на наши с тобой телефоны. Она называла адреса гостиниц, где мы с тобой встречались. Она знала, что это ты. Соседи донесли.
- И что дальше?
- Ну и она решила меня вернуть. Сделала это из-за дочек, которые переживали. Родители были в курсе. Она решила наказать меня. Тоже сделать мне больно. Заставить заботиться об Алёнке. Понять, кто для меня важнее. Дать мне почувствовать, какая я сволочь.
- И что, понял?
- Да, - Витька опустил глаза. – А ведь у неё кроме меня никого так и не было. Я у неё первый мужчина. А я предал их. Предал семью ради того, чтобы наслаждаться сексом.
- Ты говорил, что любишь меня? После этого мы стали жить вместе, - я боялась только одного, что я расплачусь.
- Я был в отчаянии. Одно дело, когда ты сам кого-то бросаешь и совсем другое, если тебя бросает мать твоих детей. Это обидно для мужика.
- Неужели? А ты ещё и мужиком себя считаешь?
- Крис, я понимаю, что обидел тебя. Но ты красивая, сильная. И тебе нужен другой мужчина. Я бы хотел быть похожим на тебя.
- Приехали! – я фыркнула от неожиданности. Он хотел быть похожим на меня. Какой дурдом.