Глава первая, в которой героиня прибывает в Волчью Пущу ==========
Я ненавижу почтовые кареты! Поездки в неудобных, тесных, тряских ящиках на колёсах даже здоровых людей изматывают, а с моей спиной это была просто затянувшаяся пытка. От Порожищ до Озёрного, от Озёрного до Волчьей Пущи я пыталась устроиться на узком и жёстком сиденье так, чтобы как можно меньше беспокоить больную спину, но от тряски не спасал даже прихваченный с собой плотный и ровный, без комков, на заказ сшитый тюфячок. А ночами меня ждали трактирные постели, в которых каждый колтун свалявшейся шерсти или пакли впивался в потянутые мышцы осколком гранита. Всё долгое, болезненное и очень недешёвое лечение коту под хвост полетело с этой поездкой. Спасибо, хоть от Захолмья ехала я одна и могла как угодно выгибаться, корчиться и подвывать от боли, не беспокоясь о том, какое впечатление произвожу на попутчиков (впрочем, пока попутчики у меня имелись, я из последних сил соблюдала хоть какую-то пристойность).
В общем, я наконец добралась до цели моего путешествия, выползла из кареты и, слишком резко выпрямившись, охнула и вцепилась в распахнутую дверцу. Солнце сияло, небо синело, сады цвели, птички орали (не пели и не щебетали, а именно что орали), а я, едва замечая всю эту благодать, практически повисла на дверце, потому что встать прямо не было никакой возможности.
— Вашмилсть, — меня деликатно тронули за рукав.
— Чего тебе? — буркнула я, очень осторожно поворачивая голову. Парнишка, вернее, почти мальчишка, — усишки едва пробиваться начали, — с мордочкой простоватой, но в целом приятной, подошёл вплотную и даже руку протянул, чтобы подхватить меня под локоток.
— Вы ведь сира Вероника? Мне велено вас встретить.
Следовало бы спросить, кем это велено, но честно говоря, мне было плевать. Я хотела поскорее добраться до трактира и упасть на ровную и умеренно жёсткую поверхность. А для этого надо было выпрямиться и постараться хотя бы с посторонней помощью переставлять ноги.
— Минутку, — попросила я, прикрывая глаза. Так, держимся крепко, но пытаемся расслабиться. Вдо-о-ох на три счёта, выдох на один, но не резкий, просто глубокий и сильный…
Сквозь ресницы я видела, как парнишка выволок из кареты мой сак — ну да, я же на этот раз была приличной путешественницей, не наёмницей с заплечным мешком — и не забыл прихватить с сиденья тюфячок. Его он сунул под мышку, держа сак в правой руке, а левой взял-таки меня под локоть.
Я постояла-подышала, и боль понемногу отпустила. То есть, совсем не прошла, ясное дело, но уже не заставляла скрючиваться, точно древнюю старуху. Я отцепилась от каретной дверцы и пожалела о том, что с негодующим фырканьем отвергла предложение целителя походить некоторое время с тростью. Сейчас бы оперлась на неё, с другой стороны меня поддержал бы парнишка, и мы с ним более-менее бодро доковыляли бы до трактира. А так парень был на полголовы выше меня (что, впрочем, несложно) и мою навалившуюся на него тушку удерживал без особых усилий. Однако он ещё и тащил моё барахло… Как бы не сорвал спину тоже.
Словом, я решила, что здесь непременно закажу какому-нибудь столяру длинную крепкую палку с надёжной ремённой петлей… ага, и бледно-голубым булыжником в навершии. Буду ходить с посохом, чародейка Зима. Но пока что, увы, бедному парню пришлось чуть ли не тащить меня вместе с моей поклажей.
К счастью, идти было совсем недалеко, трактир стоял прямо напротив почтовой станции. Здание недавно то ли надстраивалось, то ли ремонтировалось всерьёз: свежей побелкой попахивало до сих пор, а желтовато-розовая штукатурка на северной стене, кажется, не до конца ещё просохла. Хм. Неплохо, похоже, идут дела у трактирщика в захолустном городишке на самой границе человеческих земель. Кто это сюда наезжает так часто и немаленькими компаниями, если в трактире понадобились дополнительные комнаты? Хотя… что за дурацкий вопрос? Достань контракт, разверни и прочитай имя нанимателя, вот тебе и ответ.
Мой провожатый, никого ни о чём не спрашивая, повёл меня наверх. Комнатка оказалась небольшая, но непривычно светлая. Окошко-то было обычным, только упитанной кошке пролезть, но побеленные потолок и верхняя четверть стен делали помещение светлее, выше и даже как будто просторнее. А ещё, радуя глаз усталой путницы, на полу лежала медвежья шкура. Я тут же сбросила на неё плащ и растянулась навзничь, давая отдых многострадальной спине. Я готовилась делать морду лопатой: «Ничего не знаю, мне так легче!» — но парнишка даже бровью не повёл. То ли навидался, работая в трактире, всякого, то ли был предупреждён, что едет бедная, несчастная, покалеченная девица, спину повредившая, на голову ушибленная…
— Я сестрицу пришлю, вашмилсть, — сказал он до того невозмутимо, будто постояльцы в этом заведении вообще имели обыкновение валяться на полу, — чтобы умыться помогла и переодеться, и всякое такое.
— Ага, — сказала я, прикидывая, дотянусь сама до шнуровки сапог, не вставая, или придётся просить помощи у служанки. Или отлежавшись немного, сяду в кресло и тогда уже по-человечески разуюсь, не извиваясь на полу. — Хорошо, я подожду.
Ждать пришлось недолго, только вместо служанки ко мне, похоже, заглянул сам хозяин, прямо-таки эталонный трактирщик, отличавшийся от большинства собратьев разве что великолепными усами. Увидев меня на полу, он характерным жестом потянулся к своей пояснице и, ни о чём не спрашивая, сообщил, что господин Каттен, целитель здешний, нынче в городе, вот как раз вчера вернулся с Нижних Бродов, так не послать ли за ним? Я, подумав и покривившись, кивнула: неделю отлёживаться в трактире совсем в мои планы не входило, а без лечения, просто пытаясь отлежаться, быстрее я на ноги не встану. Трактирщик, заметив мои гримасы, заверил, что у господина Каттена не руки, а чистое золото, и он не то что сорванные спины в один момент подлечивает, а чуть ли не умирающих на ноги ставит. Ещё он сказал, что сей же час пришлёт своих девчонок снять с моей койки тюфяк, а взамен настелить овечьих шкур в два-три слоя. Поскольку трактирную братию я поневоле знала неплохо и никогда раньше не замечала за этими господами особенного человеколюбия, я сразу спросила, чего от меня хотят в ответ.
Ну, ответ был обычным для трактирщика, получившего в руки мага: зима была нынче не в меру мягкая. Снегу-то лежало порядком, а лёд на реке встал поздно, несколько раз из-за оттепелей подтаивал, а потом рано и быстро сошёл. Его, ясное дело, запасли в опилках и соломе, но он уже «заплакал», а лето ещё даже не начиналось. А его милость Отто, баронский чародей, больно уж нос задрал. Забыл, видать, как в подпасках ходил в своё время. Недосуг ему такой ерундой заниматься, боевой-де он магик. Вот сира Фрида, наставница его, пошлите ей Девятеро удачного перерождения, та понимающая была женщина, никому не отказывала. Драла… то есть, брала, конечно, дорого, зато уж как поколдует — ух, как всё промораживало! Первые неделю-полторы молоко в погребе аж стрелками ледяными прошивало.
Я невольно хмыкнула. Да уж, магистр Ковена боевых магов — это вам не подпасок, кое-как обученный огненные шары метать.
— Мне до неё далеко, — с сожалением признала я. — Я могу, конечно, заморозить подтаявший лёд обратно, но как у сиры Фриды Ледышки, мне никогда не суметь.
— Так и не надо, — облегчённо выдохнул трактирщик. — Вы ж к нам на год, верно? — Ничего себе! Даже трактирщик знает, что за контракт я подписала. Прямо ностальгия зашевелилась по родным краям, где так же невозможно было хоть что-то сохранить в тайне. — А за год-то сколько раз приедете в ту же часовню? Заодно и ко мне заглянете, подновите чары-то, ежели что.
Я аккуратно, не делая резких движений, помотала головой:
— Нам запрещено брать два контракта разом, а работать без контракта запрещено тем более. Я не хочу вылететь из гильдии из-за горсти серебра. Завтра-послезавтра я могу просто расплатиться с вами за комнату, но и только.
— Так ведь вы ж, ваша милость, и после можете приехать на денёк-другой, а за стол и постель льдом в погребе расплатиться, — возразил этот хитрый жук-усач. — В один-то день туда и обратно скататься в наших местах не всегда выходит, а с больной спиной уж точно не стоит в оба конца разом трястись.
Я задумчиво хмыкнула: тут он был прав, пожалуй.
— А Рената Винтерхорст? — спросила я. — Её не пробовали просить?
— Да когда ей, — безнадёжно отмахнулся трактирщик. — У неё четверо учеников таких же остроухих, да ещё та девка, что кондитеру помогает… ну, фавориту его милости сира Генриха, — уточнил он, как будто я могла знать, с кем именно спит этот сир Генрих, кроме законной жены, — а ещё из Вязов сира Мадлена нет-нет да прибегает. Дара-то колдовского у неё нет, да уж больно ей любопытно, как чародеями становятся.
Я даже головой неосторожно покрутила: это кто ж там в Вязах такой терпимый и благоразумный, что отпускает дочь или племянницу на уроки к стихийнице, не целительнице даже? Хорошо, что пока мы с хозяином трактира болтали, меня отпустило понемногу, и движение шеей не отдалось до самого копчика, а то и ниже. Ладно, скоро всё узнаю. Судя по всему, действительно в этой Волчьей Пуще, как и в моём родном городишке, соседям точно известно, сколько масла ты кладёшь в кашу и даже за чем именно, за капустой или огурцами, лазал на днях в погреб.
Тем временем заявились две крепкие бойкие молодки с охапками шкур в руках и первым делом деликатно оттащили меня на плаще в сторонку, к самому камину — увы, не топившемуся, хотя в комнате было, прямо скажем, не жарко. Я сказала об этом хозяину, он заверил меня, что вот дочки сей момент мне постель приготовят и тогда уж огонь разведут. Дочки в подтверждение батюшкиных слов сноровисто убрали с кровати всё до самых досок и принялись стелить шкуры, причём старшая шипела на младшую: «Да встык клади, дура, не внахлёст! С больной-то спиной этот нахлёст будет ровно камушек в сапоге…» Похоже, у их отца тоже всё было очень печально со спиной, если дочка знала даже о таких мелочах. Потом меня спросили, оставить ли подушку. Я подумала и велела сдвинуть к самой стене: если упомянутый трактирщиком Каттен именно целитель, а не просто лекарь, то возможно, я этой ночью смогу даже повернуться набок, а не лежать только на спине — что вообще-то тоже довольно утомительно.
Вернулся хозяйский то ли поздний сын, то ли старший внук… нет, судя по «сестрицам», всё-таки сын… посмотрел на приготовленную для меня постель и взялся расшнуровывать на мне сапоги. Причём действовал парень так умело и привычно, будто каждый день этим занимался. Я было вякнула, что сама позже разуюсь, но меня нагло проигнорировали. В общем, он стянул с меня обувь и велел сёстрам взяться вдвоём за нижние углы плаща, а сам ухватился за ворот. Так, на плаще, минимально побеспокоив мою несчастную спину, меня и переложили с пола на кровать. Тут молодки выгнали брата (хотя мне показалось, что вряд ли бы я чем-то его удивила, несмотря на едва пробившийся пушок над губой) и под моим руководством извлекли из моего саквояжа ещё из Академии привезённый чапан.
— Ой, — с деревенской непосредственностью сказала одна, энергично встряхивая его, — матушка говорила, будто лет двадцать назад, все такие одёжки кинулись было шить, на её милость госпожу Елену-то наглядевшись. Да забросили потом, больно муторно. Считай, она одна такое и носит теперь.
— И сира Лаванда ещё, — не согласилась с нею сестрица.
Я не стала ничего говорить о том, кто и по какой цене покупает халаты, которые можно до поздней осени носить вместо тёплого жакета. Я просто молча прикрыла глаза, позволяя болтушкам стаскивать с меня куртку и штаны. Чапан явно был тут же забыт, потому что чулки едва доходили мне до колен и при этом удерживались широкими мягкими подвязками, совершенно не изящными, зато не перетягивавшими ноги; вместо панталон я (скандал-скандал!) носила практически мужские брэ, недавно вошедшие в обиход и заменявшие на лето длинные подштанники (каюсь, на своём напарнике подсмотрела и захотела такие же); а рубашка, понятно, была вообще мужская, не женскую же, длиной до пят, в штаны заправлять. Вот уж, наверное, икота меня замучает завтра, когда вся Волчья Пуща примется обсуждать мои короткие чулки и вообще не пойми что вместо панталон, приличествующих девице, особенно из первого сословия. Шёлковых, очевидно, с кружевными оборками ниже колен — в самый раз под саржевые штаны, подшитые кожей на заду и на коленях.
За всей этой вознёй я и не заметила, когда исчез сам хозяин, зато уж появление его милости Каттена не заметить было невозможно. Вошёл, распушив воображаемый хвост, этакий медно-рыжий желтоглазый кошак, коротко осмотрелся и двинулся ко мне
— Ага, — сказал он, разом оценив и постель, и мою позу, — и где магесса умудрилась так сорвать спину, что понадобилась срочная помощь целителя? Карету вытаскивала из грязи вместо лошади?
— Почти, — буркнула я. Целитель это был, конечно, не просто лекарь. Уж своего брата-мага я всегда узна’ю раньше, чем он рот откроет. Как и он меня, впрочем. — Под небольшую лавину мы попали на перевале Снежных призраков.
— Позвоночник был повреждён? — разом подобравшись, спросил Каттен, и в ладонях его хризолитовым сиянием замерцало диагностическое заклинание.
Я слегка поёжилась, зная, что сейчас будет. Нет, заклинания эти безболезненны, в отличие от большинства именно лечебных. Но это прикосновение чужой магии… кому как, а мне словно столовым ножом по вилке. Так и хочется Щит поставить — что на приёме у целителя выглядеть будет, ясное дело, полным идиотизмом.
— Да, — сказала я, непроизвольно передёргиваясь и покрываясь гусиной кожей, — только не от удара ледяной глыбы или слежавшегося снега. С обледенелого склона напарник мой сорвался, а я попыталась его удержать.
Каттен недоверчиво посмотрел на меня, девицу отнюдь не гвардейских статей.
— И как? — спросил он. — Удержала?
Я тяжко вздохнула:
— Да. Себя я успела приморозить, — объяснила я, как сумела удержаться на краю, а не полетела вниз вместе с здоровенным орком.
— Понятно, — хмыкнул целитель. — Значит, кроме повреждённого позвоночника и потянутых мышц, лечить пришлось ещё и нешуточное обморожение?
— Обморожение мне залечили довольно легко, — я рискнула и махнула рукой. — Со спиной всё гораздо хуже. Целитель в Порожищах прописал мне как минимум год покоя. Правда, не объяснил, кто будет меня этот год кормить. — Шак предлагал вообще-то, но я отказалась. Не хватало ещё сидеть на шее у кого бы то ни было, даже у него.
— Небось ещё и долг за обучение не полностью выплачен? — понимающе спросил Каттен.
Я опять вздохнула.
— Лечение мне напарник оплатил, — сказала я. — Тот самый. Но за учёбу — да, ещё платить и платить. Вот и пришлось соглашаться на такой дурацкий контракт.
— Почему дурацкий? — удивился Каттен, поворачивая меня набок лицом к стене и действуя при этом в лучших целительских традициях — словно я была не то скотиной бессловесной, не то вообще неодушевлённым предметом.
По пояснице опять прошлась волна чужой магии, опять заставив меня передёрнуться. Странно, обычно стихийники с целителями легко сходятся, а мне вот лечебные заклинания хуже всяких проклятий. Может, надо было на малефика учиться, не на боевика? Так если бы стихии были совсем уж не моим даром, мне бы ещё в первые же полгода посоветовали перевестись, пока ещё для всех факультетов идут одинаковые вводные занятия. Да и вообще, мне любые морозные заклинания легко даются. Сил магических у меня так себе, мне даже покровительство не предлагали, — ясное дело, кроме обычного: «Хочешь том фамильных заклинаний за первую кровь?» — но те заклятия, что мне по силам, кастую я быстро, легко и, как говорил наставник, «с определённым изяществом».
— Быть для кого-то не охранницей, а приживалкой какой-то, — буркнула я, — это, по-вашему, подходящий контракт для наёмницы?
Каттен по-кошачьи фыркнул.
— Приживалка, — с непонятным выражением проговорил он. — В здешних-то краях… ну-ну. Так что со спиной будем делать?
— Лечить, — решила я после кратких, но мучительных раздумий. — А рассрочку можно попросить?
— Можно, — как-то очень уж легко согласился Каттен. — Но у меня есть предложение получше. У вас, сира Вероника, подписан контракт с Гилбертом Меллером, деньги за который вы получите через год — если не расторгнете раньше, разумеется. Я выставлю счёт ему, а он удержит эту сумму из платы по контракту. Устроит вас такой вариант?