В бальной зале собралось куча народу. Дамы в пышных платьях, мужчины в парадных кителях и сюртуках мерно прохаживались, собирались в стайки, разговаривали, снова распадались. Все ждали появления виновника торжества. Король Пирс праздновал свой пятьдесят пятый день рождения, торжество только началось, но его единственный сын, принц Джеймс (а для друзей и домашних Баки) уже не мог дождаться, когда все это закончится. Он не любил подобные сборища, потому что каждая незамужняя женщина и половина холостых мужчин домогались его внимания. Он был завидной партией для любого, за кого король согласится его выдать, но сам Баки надеялся, что сможет выбрать себе супруга. Были те, кто ему нравился, на кого он даже посматривал с интересом, один из них, адмирал соседнего большого богатого королевства сейчас стоял в парадном сине-белом мундире и смотрел на него, не отрывая своего пронзительного синего взгляда, но почему-то не подходил, и Баки решил подойти к нему сам, пока его не окружила стайка девиц на выданье.
— Добрый вечер, адмирал Роджерс, — подошел к нему Баки, прихватив у официанта пару бокалов с игристым вином, и протянул один из них адмиралу. — Не скучаете?
— Нет, что вы, ваше высочество, — адмирал улыбнулся ему немного застенчиво. — И, прошу вас, просто Стив.
— Просто Джеймс, — ответил Баки, ему почему-то не хотелось отгораживаться от Стива титулом. Они уже встречались с ним несколько раз на разного рода приемах, и Баки был бы не прочь познакомиться со Стивом поближе, провести с ним время вдали от чужих глаз, просто вдвоем. — Король Фьюри пока не зовет вас вернуться в лоно родного государства?
— Я служу своему королю даже вдали от столицы, — чуть опустив голову, ответил Стив. — Сейчас, когда нет войны, я борюсь с пиратами.
— И что, — чарующе улыбнулся Баки, понимая, что пытается соблазнить собеседника, — есть какой-то особенный пират, или у вас ни к кому нет личных счетов?
— Я не враждую с ними лично, — серьезно ответил Стив, — но есть один капитан, Кроссбоунз, которого я считаю своим долгом поймать не только за пиратство, но и за предательство короны.
— Я про него слышал, говорят, удачливый, как сам дьявол, хитрый, жестокий и наглый, — припомнил Баки, что рассказывали про этого пирата капитаны и адмиралы его отца.
— Он действительно отличный моряк, но, сколько бы я не восторгался им как капитаном, это ничего не меняет. Он предатель и пират, приговоренный к повешению, — отрезал Стив, и Баки понял, что тот совершенно не хочет говорить о Кроссбоунзе, словно между ними что-то было более личное, чем тот хотел показать. — Джеймс, я хотел бы поговорить с вами…
— Его величество король Пирс, — объявил церемониймейстер, и оба они обернулись, чтобы церемонно поклониться королю.
— Я рад видеть вас всех, мои дорогие друзья, — заговорил Пирс, стоя перед троном, — в этот знаменательный день…
Баки особо не слушал, что говорил отец, он толкал очень похожие речи каждый год, а вот Стив внимал монаршей особе, и Баки позволил себе поразглядывать его внимательнее. Широкоплечий, высокий, идеально сложенный, с выцветшими на солнце соломенными волосами, пронзительными голубыми, словно летнее небо, глазами и чуть застенчивой полуулыбкой на пухлых губах Стив был диво, как хорош. Баки уже представил, как было бы приятно оказаться в его крепких объятиях, вдохнуть запах моря и соленого ветра, но Пирс сделал театральную паузу в своей речи, и Баки прислушался, к тому, что тот скажет дальше.
— И еще в этот знаменательный день я счастлив объявить о помолвке моего единственного сына и адмирала Роджерса, — Пирс хлопнул в ладоши, и все в зале зааплодировали. Все, кроме самого Стива, который растерянно посмотрел на Баки.
— Джеймс, я… — начал Стив, но Баки только зло посмотрел на него, раздавив своей железной рукой бокал.
— Прошу меня извинить, — сухо сказал он и, развернувшись, почти побежал вон из зала. Кто-то окликал его, поздравлял с хорошей партией, но Баки не слышал, ему хотелось убежать подальше отсюда, туда, где его никто не будет видеть, и дать волю странной смеси эмоций.
Он выбрался на балкон, где по случаю прохладного вечера никого не было, и спрятал лицо в ладонях, глубоко дыша, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Баки ощущал растерянность, несогласие и жгучую обиду на Стива, словно тот предал его в лучших чувствах. Может быть, Баки и сам бы согласился выйти за него, но не так, не когда тебя просто отдали человеку, не спросив твоего мнения. Все внутри Баки восставало против такого договорного союза, он был страшно зол на Стива, который казался ему таким милым, приятным, интересным и честным, что он даже не предполагал, что тот поступит с ним подобным образом, банально договорившись у него за спиной с отцом. Хотелось дать Стиву в морду, разбить эти розовые, такие притягательные пухлые губы, чтобы они окрасились красным, отомстить за себя, но возвращаться в зал совершенно не хотелось.
Баки посмотрел на город, расстилавшийся под стенами дворца, на залив, в котором стояли корабли с рвущимися вверх мачтами, и план, как избежать нежеланной свадьбы, созрел в его голове внезапно и окончательно.
Никем не замеченный, Баки выскользнул с балкона и так же тихо ускользнул с приема, все же мазнув еще раз взглядом по толпе, выискивая Стива, который стоял в одиночестве и озирался, выглядя при этом очень потеряно. Но Баки подавил в себе внезапный порыв подойти к испортившему ему жизнь адмиралу.
Добравшись до своих покоев, Баки быстро переоделся во что попроще, прихватил кошель с деньгами и покинул дворец через крыло для слуг, откуда можно было выйти незамеченным. Он понимал, что его пропажу обнаружат уже утром, поэтому нужно было сесть на корабль, который отходит уже ночью, может быть, даже приплатить капитану, чтобы ускорил отход. Так или иначе, нужно было убираться подальше от дворца, отца и адмирала Роджерса, просто Стива, который все равно был желанен.
Стив стоял у стены и тискал в сильных руках бокал с так и не пригубленным игристым, чувствуя себя полным идиотом. Он попросил руки принца Джеймса еще вчера, и король милостиво разрешил ему взять в мужья своего единственного сына. Стив хотел этим вечером сделать ему предложение, надеясь, что Джеймс согласится, все же он был неплохой партией. Он уже практически предложил Джеймсу поговорить наедине, чтобы произнести заветные слова предложения, подарить кольцо. Собирался остаться, чтобы они могли узнать друг друга, но получилось, как получилось. Пирс решил объявить об их помолвке во всеуслышание, и выходило так, что теперь Джеймсу не отвертеться от свадьбы, хотя Стив даже не успел ему ничего сказать.
И сейчас Стив стоял и пытался найти глазами Джеймса, чтобы поговорить с ним, объясниться, дать возможность отказаться, если тот действительно не хочет. Но Джеймс словно испарился и явно не в лучшем настроении.
Стив понимал, что тот может быть обижен, и хотел извиниться, но не мог найти. Решив, что так просто он не отступится, Стив покинул бальную залу и решил поискать Джеймса где-нибудь еще, предполагая, что принц мог сбежать с приема, огорошенный новостью. Он долго бродил по дворцу, спрашивая у слуг, не видели ли они его высочество, но те только разводили руками, один из слуг сказал, что видел Джеймса идущим в свои покои, и Стив направился туда, предварительно узнав, как пройти.
Поднявшись на жилой этаж дворца и миновав стражу, которая вежливо поинтересовалась у него, что он тут забыл, Стив оказался у нужной ему двери и постучал. Ответом ему была тишина, но Стив решил не сдаваться просто так, ведь однажды он уже сдался, не поговорил, упустил свой шанс на счастье. Он постучал снова, а потом позвал, в надежде, что принц просто не желает никого видеть, но хотя бы выслушает его.
— Джеймс, ваше высочество, это Стив, — заговорил он. — Я прошу простить меня, я не думал, что все так получится.
Стив не знал, что сказать, потому что, какие он слова ни подбирал, все казалось или глупым, или бестактным, или он просто противоречил сам себе.
— Я хотел просить вас стать моим женихом, но король опередил меня, объявив о помолвке, — подбирал слова Стив. — Я понимаю, это и для меня было полной неожиданностью, но я правда хотел бы назвать вас своим супругом. Прошу, подумайте, дайте мне шанс. Я отбываю на рассвете, но вернусь через месяц и буду ждать вашего ответа. До встречи, Джеймс.
Имя горчило на губах, но титул произнести было невыносимо, словно этим Стив снова разделял их, а ему хотелось быть ближе к Джеймсу, хоть так, называя его по имени. Постояв у дверей в его покои еще немного в тщетной надежде, что Джеймс откроет ему, поговорит с ним, Стив вернулся обратно в залу, где празднество только набирало обороты.
— Ваше величество, — нашел он Пирса, — еще раз поздравляю вас, и вынужден откланяться. “Эгида” уходит на рассвете.
— Адмирал, рад буду видеть вас через месяц, вернетесь — все будет готово к свадьбе, — пообещал Пирс. — А пока отпускаю вас до будущей встречи.
— До свидания, ваше величество, — поклонился Стив и с чистой совестью покинул прием.
Он мог бы остаться на ночь во дворце, но капитанская каюта на “Эгиде” давно стала его родным домом, и он решил прогуляться прохладной весенней ночью до порта пешком. Еще раз пройти улицами-лучами, освещенными магическими шарами, вдохнуть запах города, который он вновь собирался оставить. Он привык жить в море, жить морем, привык к соленому ветру в лицо и бескрайнему простору, к качающейся палубе под ногами и скрипу снастей.
Стив шел и думал о Джеймсе, молодом принце, таком светлом и красивом, о том, что даже практически не зная его, он хотел назвать его своим. Его не смущала даже металлическая рука Джеймса, которую тот получил взамен покалеченной с помощью одного мага-целителя. Потом мысли плавно переползли на дела насущные, на то, что этот месяц он проведет в плавании, снова будет гоняться за пиратами, хотя Стив уже давно гонялся только за одним — неуловимым, удачливым Кроссбоунзом. Он соврал Джеймсу, когда говорил, что не воюет с пиратами лично. Кроссбоунз был личным, очень личным.
Когда Стив добрался до порта, он увидел, как отшвартовывалась и поднимала паруса какая-то торговая шхуна. Он еще подумал, что капитан, наверное, рисковый парень, или очень торопится, раз решил выходить в море ночью.
Стив не спешил подниматься на борт своего корабля, он стоял и смотрел на свою “Эгиду”, лаская взглядом каждый изгиб корпуса. Он гордился своим фрегатом, зная в нем каждую доску набора, каждое рангоутное дерево. “Эгиду” строили для него, сам Фьюри отвалил из казны немалую сумму, чтобы у молодого адмирала был лучший корабль. Пятьсот человек команды, две пушечные палубы на полсотни пушек, восемнадцать парусов на три мачты и бушприт, под которым красовалась дева в шипастой короне. И все это было его, на корабле он был царь, бог и отец родной для всего экипажа. “Эгида” была быстрым маневренным кораблем. Стив еще раз окинул взглядом свой корабль и поднялся на борт. Вахтенный отдал честь, и почти сразу отбили третью склянку, но судя по небу, у него была еще пара часов, чтобы поспать.
Баки отдал почти все свои деньги, чтобы капитан вышел в море ночью, а не на рассвете, с приливом, как планировал. Небольшая торговая шхуна была лучшим способом убраться подальше от навязанной отцом женитьбы на малознакомом адмирале чужой страны. Он не планировал скитаться вечно, но несколько месяцев, а может, и лет его отсутствия, он надеялся, остудят отцовский пыл его женить, и он спокойно сможет жить дальше, не опасаясь быть выданным замуж без согласия.
Баки никогда не думал, что ему придется вот так вот убегать из родного дома, бежать в неизвестность от человека, который, в целом, был ему даже симпатичным, но сама мысль о навязанной женитьбе, о том, что уже все решено была ему противна. Он был молод и не собирался связывать себя узами брака так рано, не важно, женщина это будет или мужчина.
Сидеть в каюте было скучно, и он вышел на палубу, шхуна с затейливым названием “Игривая” уверенно взрезала форштевнем волну, уходя от берега под всеми парусами. Баки устроился на корме и смотрел, как удаляются огни родного города. Ему было волнительно, ведь впереди его ждало длинное путешествие в другие страны не с королевским кортежем, а вот так, просто. Он был сам по себе, как иногда мечтал. Ветер трепал его длинные волосы, а сам Баки пил его полной грудью. Беззаботный принц, мало знающий о жизни, оставивший отчий дом, он был предоставлен самому себе.
Баки не был большим любителем морских просторов, хотя ему и доводилось путешествовать морем, и он не представлял, чем себя занять. Обычный пассажир, к нему не было какого-то особого отношения, он был предоставлен сам себе.
Первые несколько дней Баки просто спал, убаюканный морской качкой. Ветер был попутный, паруса были полны, и “Игривая” весело бежала по волнам. Время шло своим чередом, Баки привыкал к размеренности морского быта, жизни по склянкам и ни о чем не думал.
Баки на корме вел неспешную беседу с капитаном, когда заметил на горизонте быстро приближающуюся черную точку.
— Что это? — спросил он капитана, указывая вдаль. Тот приник к окуляру подзорной трубы и почти сразу спал с лица.
— Это Кроссбоунз, — мертвым голосом сказал он, и громко выкрикнул, — спустить паруса!
— Спустить паруса! — отозвалось эхом на палубе, и матросы, как тараканы, полезли на ванты.
— Но почему? — не понял Баки, который считал, что от пиратов надо убегать со всей возможной скоростью. — У нас ветер попутный, мы же можем от него оторваться?
— Не можем, у него больше парусов, лучше обводы, его корабль просто создан для того, чтобы лететь по волнам, — почти мечтательно произнес капитан. — Он все равно нас догонит и возьмет на абордаж. А так, может быть, оставит нас в живых и с провиантом.
Баки ничего не ответил. Его деятельная натура не могла просто так сидеть и ждать, пока их догонят и ограбят, но сделать ничего было нельзя, и он просто ходил туда-сюда по палубе загнанным зверем. Отбили четыре склянки с того момента, как на “Игривой” спустили паруса и легли в дрейф, дожидаясь пиратов. Для Баки было странно вот так вот покорно ждать своей участи, а еще начал подползать страх, вдруг их убьют. Ведь действительно, матросня не способна держать в руках оружия, он мог надеяться только на свою металлическую руку, потому что никакого оружия у него с собой не было, капитан тоже не выглядел человеком боевым. Баки не понимал, почему этот купец, что зафрахтовал шхуну, не нанял охрану, у него вообще было много вопросов, но они сами собой испарились, когда на них начала надвигаться громада корабля. Баки залюбовался носовой фигурой — осьминог, что протянул свои лапы на оба борта, был сделан очень искусным мастером. Да и сам корабль впечатлял устрашающими черными парусами и корпусом, возвышавшимся над их небольшой шхуной.
Баки отпрыгнул от борта, когда к ним на борт полетели абордажные крючья, а люди, казалось, беспорядочно забегали вокруг него. Он слабо понимал, что происходит, когда с борта черного корабля посыпались вооруженные до зубов люди, которые стали споро и умело теснить команду “Игривой” на нос, где ничего нельзя было сделать. Баки такое положение вещей совершенно не устраивало, и он, хоть и понимая тщетность попыток, решился дать в зубы ближайшему бородатому мужику с палашом. Одного удара хватило, чтобы тот упал без сознания, и Баки, окрыленный успехом, врезал второму. Глядя на него и команда начала, хоть и слабо, но давать отпор пиратам, началась полнейшая неразбериха боя, в которой мелькали палаши, сабли и какие-то дубинки. Пираты напирали с завидным успехом, Баки бился отчаянно, но внезапно мир померк, и удара об палубу он уже не почувствовал.
Очнувшись, Баки не спешил открывать глаза, боясь, что голова закружится еще сильнее. Он лежал на чем-то мягком, его мерно покачивало, голова нещадно болела, а от отбитой склянки в ушах стоял страшный гул. Баки аккуратно потрогал голову, уверенный, что она развалена надвое, но та была перевязана и, наверное, почти цела. В каюте, где он лежал, что это была каюта, а не трюм, Баки был уверен, царил приятный полумрак, который угадывался даже с закрытыми глазами.