- Поклянись, что ничего не сделаешь.
Антон хохотнул, пустив зажигалку песьим хвостом между пальцев правой руки и выдыхая крепкий дым в окно.
- Поклянись, сука. – С нажимом повторила я, чувствуя, как слезы сбегают по щекам.
- Лен? – Антон обеспокоенно протянул руку, желая утереть с щеки влажную дорожку. – Ну о чем ты меня просишь, маленькая? Не плачь, пожалуйста… Сама посуди, как я смогу… как смогу … серьезно, у меня даже это слово сказать не получается…
- Поклянись!..
- Лен…
- Поклянись, блядь! – разрыдалась я, стыдливо опуская голову в колени, и часто всхлипывая. – Клянись! Антон!.. Пожалуйста!… Я больше не хочу возвращаться к этому!.. Пошло все это ебучее прошлое нахуй! Просто поклянись мне, что ты не станешь ничего делать! Чтобы я навсегда закрыла это все!..
- Я…
- Поклянись! – рывком повернулась к нему, вцепляясь в его кожаную куртку судорожными пальцами и не в силах сдержать животного отчаянного воя, уткнулась в грудь. – Пожалуйста! Пожалуйста, Антон!
- Хорошо. Хорошо, маленькая. – Он дрожащими руками обнял меня. – В обмен на твое согласие на машину. Которую я покупаю по своему мнению.
Дерущий смех сорвал рыдания. Антон такой Антон. Даже в такие моменты своего не упустит.
- И что.. за машина?..
- Как насчет Ягуара? Давно нравилась эта тачка, но уж очень она женственная оказалась… Как раз под тебя…
Я очумело отрицательно помотала головой. Он мягко улыбнулся. Решив перевести разговор, наконец отстраниться от всего этого дерьма, негромко спросила, как он меня нашел.
- Мужик позвонил, который тебя сюда привез. У тебя телефон выпал у него в машине Он позвонил по первому номеру и объяснил ситуацию. Я только домой заходил…
Антон оборвал себя. Медленно вдохнул и выдохнул, прикрыв глаза. Сжал мои плечи, поцеловав в висок.
Сходил и забрал Гармошку. Я оглаживала его ушки и целовала мордочку, сдерживая новый приступ истерики. Похоронили за городом. Антон настоял на больнице, сказав, что сегодня дежурит Зимина и она ни о чем не будет спрашивать.
Сашка профессионально осматривала и ощупывала меня в пустом смотровом кабинете, запертом на ключ. Антон сидел на подоконнике и тщательно пытался справиться с лицом, когда она помогла мне стянуть свитер открыв наливающиеся синевой синяки на ребрах и спине. У Сашки, в отличии от него, ни один мускул на лице не дрогнул. Только кожа немного побледнела.
Сделали несколько снимков, Сашка сказала ушибы. Рассеченную бровь и кожу под подбородком сшивать не нужно. Пока я натягивала свитер, заметила, как она бросила непонятный взгляд на Антона и тот, сжав губы отрицательно, мотнул головой.
- Может вслух скажите? – усмехнулась я, умывая отекшее лицо и бросив на них взгляд через зеркало.
- Я предложила вызвать ментов и зафиксировать побои. – Сашка, вытянув сигареты у Антона из куртки и выйдя из смотровой, в примыкающий кабинет, открыла окно и закурила. – Не знаю кто и как, но дело подсудное.
- Слыхала о декриминализации побоев? – Невесело хмыкнул Антон выходя вслед за мной в кабинет. – Новый ебучий закон, нашего ебучего законодательства. Это теперь разряд административки.
- Я за пару часов могу организовать на бумаге тяжкий вред здоровью. – Сашка сплюнула с окна и выдохнула дым, глядя на улицу. – И к утру комиссионно подтвердить.
- Не надо. – Поморщилась я, подходя к ней и беря ее сигарету. – Заебало все. Антон, поехали домой.
Поблагодарив Сашку, мрачно покачавшую головой, мы пошли к машине. Тело ныло и болело. Особенно лицо. Где-то у меня должна быть мазь от ушибов. Первые полгода в стриптизе тяжелые, колени постоянно синие от полуперекатов и прыжков с шеста, от неправильных сходов и подъемов. Рубик доставал нам откуда-то целебные мазюки за пару дней рассасывающие синяки. Надо найти….
Поехали к Антону. Когда я вышла из душа, в кухне уже витал запах разлитого алкоголя. Отодвинула фужер с вином, требовательно протянув руку за его бокалом с коньяком. После третьей порции стало легче. После четвертой еще легче. Антон не настаивал на разговоре по душам, чем заслужил мою безмерную благодарность. Просто придвинув стул и положив мои ноги себе на колени, безостановочно, с напряженным выражением лица копался в телефоне. Потянулась и отобрала, положив на край стола.
- Голова болит? – негромко спросил он, тщательно пряча, загоняя в себя эхо жалости, ибо знал, что мне сейчас это не нужно. Меня жалеть не надо. Вообще не надо.
- Гудит. – Прислушавшись к себе, неохотно признала я.
- Сейчас.
Он ушел к себе в кабинет, чтобы спустя пару минут вернуться с четвертинкой, а то и меньше, таблетки. Я насмешливо приподняла бровь.
- У тебя есть запасная печень? – спросил он, щелкнув пальцами по моему стакану. – Так, хотя бы, без последствий.
- А поможет? – снова глядя на размер таблетки, спросила я.
- Не сомневайся.
Мы выпили еще. Тоже в тишине. Которая была так мне необходима. Антон задумчиво глядя в окно, скользил пальцами по моей голени. Легко, приятно, почти неощутимо. Опьяненный разум пытался подсунуть повод себя, бедную, пожалеть. Я стойко сопротивлялась. Тема закрыта. И никогда подниматься не будет. Ни мной, ни кем либо еще. Ибо пошло все нахуй. Пальцы стиснули стакан, зубы скрипнули. Пошло все. Пошло оно все.
Антон не глядя на меня вслепую нашарил мою руку и приложил ладонь к губам, прикрыв глаза. И это последнее, что я запомнила.
***
Барбитураты. С алкоголем несовместимы.
Если не высчитать дозу.
И что-что, а с высчитыванием доз по массе тела и степени восприимчивости у Антона проблем никогда не было. Потому никто не мог заподозрить в нем пагубной тяги. И сейчас, глядя на свою побитую девочку, спящую мертвецким сном в его постели, он испытывал холодное торжество.
Потому что выблядка нашли. Спустя пару минут после того как он кинул клич по смотрящим. За ним следили, его пасли. Все время, пока он был рядом со своей побитой маленькой. И сейчас, запуская двигатель он ехал в район красного треугольника – место обитания шировых чертей. Место, где прошло его неплохое детство и очень бурная, порочная юность, когда еще у района была просто криминальная слава. Это потом уже, позже, все скатилось до притонов и развалин. Впрочем, когда он снова вернулся туда после армии, это только сыграло на руку, открыв почти бескрайние горизонты…
Перечисляя сумму за молчание шавкам, пасущим ее брата он одновременно договаривался со власть имущими о исходе твари, посмевшей поднять руку на его Ленку. Сильную, красивую, его. И больше ничью. Со счета ушло девятьсот тысяч. Даже как-то мало. Антон фыркнул, закуривая в окно.
Теперь одно его слово и адовый пиздец, который он оплатил, закончится не менее адовым концом. Но для начала он самолично запустит свою жестокую, но оправданную игру. Пообещал же не трогать. Почти не тронет. Не своими руками, по крайней мере. Почти не своими.
Зло ударил по рулю, протяжно зарычав.
Въезжал в район нарколыг с выключенным светом и скрученными номерами. Пусть шавки знают, что он здесь. Пусть будут готовы, зыркая затуманенными взглядами по условному знаку - белому листу бумаги под лобовым. Въехал старший. Чем больше лист бумаги, тем выше статус. А тут А4. Выше только небеса над нами.
Безусловная неприкосновенность. Даже смотрящие ездили с половиной листа. А здесь целый. И белая тачка. Цвет неприкасаемых и законом и понятиями. Просто чуть задень тачку и разъебут на месте. Даже спрашивать не станут. А если тронешь с умыслом ущерба - разнесут всю стаю. Попробуешь возмутиться, заставят смотреть, как убивают близких, а потом будешь шагами измерять собственные кишки. Старших трогать нельзя. Ни их самих, ни тем более их имущество и их людей. И шировые торопливо сухарились по углам, шепотом передавая друг другу небывалое событие – на районе старший. И самое пугающее – здесь он не просто так. Белую БМВ никто не знал, и божился, чтобы не по его душу приехала. Тем более с белым листом.
Ленкин брат не знал об этом. Не знал о том, что машина, въезжающая в криминальный квартал, куда даже мусора по ночам не совались, заставляющая шухериться всех, кто видел ее, принадлежит старшему. Не знал, что его сдал собственный смотрящий. Что он попал, и дружки, с котором он минуту назад ширнулся по вене, уже бегут на дорогу между кварталами, чтобы оповестить Антона, что Вадик здесь.
Антон вышел из машины, остановившейся посреди однополосной ушатанной дороги и приказал его принести. Не привести, а принести. Шировые, подобострастно улыбаясь, впервые видя старшего, закивали и кинулись обратно в покосившуюся хибару.
Ничего не сказали Вадику, просто ударили тяжелой бутылкой дешевого портвейна по затылку, и потащили обмякшее тело к машине Антона. Тот приказал загрузить Вадика в багажник и уехал. Шировые еще долго перешептывались, загоняясь в притоне пока не получили приказ от смотрящего навсегда стереть из памяти Вадика и этот момент.
Съезжая с загородной трассы в поле, Антон мигнул дальним светом машине полицейских, припаркованных у съезда с дороги. Те кратко посигналили в ответ в ответ, вызван у Антона холодную усмешку.
Остановился в подлеске и вышел из машины. Доставая тело Вадика, уже пришедшего в себя, не удержался и разбил лицо. Вадик пытался сопротивляться, но доза дезоморфина, сковавшая тело, не позволила оказать стойкое сопротивление.
Антон думал утопить хрипящего Вадика в неглубокой луже, вжимая его голову ногой в холодную стылую грязь. Едва удержался. Убрал ногу, позволив твари с трудом сесть на дорожной грязи.
Тот действительно братом Ленки, ибо если и боялся, то не показывал этого. Вызывающе усмехнулся разбитым лицом, выплюнув выбитый зуб. И Антон снова не сдержался. Отбил почки, с наслаждением слушая тихие стоны Вадика, держащегося за поясницу, стоя перед ним на коленях.
Антон, брезгливо сплюнул ему в лицо, отирая пальцы влажными салфетками и доставая сигареты. Оперся бедром о капот. Вадик скривился пытаясь разглядеть его сквозь слепящий свет фар. И разглядел. И даже узнал. Зло хохотнул, прекрасно осознав за что и почему. И что дальше будет.
- Убьешь? – хрипло выдохнул, снова поморщившись от тянущей боли в пояснице.
- Не сразу. – Чуть склонив голову честно пизнал Антон. – Основная моя цель – превратить твое существование в ад еще при жизни. Ты сядешь снова к следующей среде. На десять лет и восемь месяцев. Место отбывания наказания – шестая колония.
- Ты… что ты мелешь, дебил? – Вадик прекрасно скрывал страх, он его почти не выдал, и Антон бы снова сорвался если бы не знал, что у Ленки, когда она боится, так же дергается уголок губ и прищуриваются глаза, пытаясь выдать страх за злость. – Шестерка? Там воры и рецидивисты!.. А я ничего не…
- А еще наркоши там не выживают. – Улыбнулся Антон уголками губ, сунув руки в карманы кожаной куртки и выдыхая сигаретный дым в сторону Вадика. – Выпиливаются. Сами. Догадываешься, почему?
Вадик знал. Как знал любой торчок с риском сесть. Что все что угодно, но только не шестерка. Он внимательно посмотрел на Антона.
- Так я все же был прав, и ты тоже… - по его губам скользнула змеиная улыбка.
Он оценивающе смотрел в ровное лицо Антона. Взгляд скользнул по его тачке. И Вадик фыркнул, сведя один к одному - этот явно из элитных. Такие сидят только на чистейшем коксе и уникальной, индивидуально разрабатываемой для клиента химии. Такие ширяются не столько для кайфа, сколько для того, чтобы выжать максимум возможностей из мозга и тела, платят конечно за это и материально и психически, сгорая на глазах лет за пять. Вадик снова прошелся прищуренным взглядом по крепкому мужскому телу. Его лицо еще не тронуто печатью дури, только глаза иногда выдают, но это и скрыть всегда сложнее. А в целом и не скажешь. Хотя этот мудак скорее новенький в теме, свежий. Денег хапнул и решил попробовать запретный плод. Знал он таких. Понты крутят и скатываются быстрее шировых.
- Сколько ширяешься, год, два? – Вадик и не надеялся на ответ.
И он его не получил. Антон громко и вполне весело расхохотался, будто Вадик сказал несусветную глупость. И кинув в него окурком сел в машину. И уехал. Просто сел и уехал.
Вадик охренев, смотрел вслед взревевшей мотором бэхи, не понимая что это было. Зачем? В поле везут для одних только целей. Избить мог и в городе. Вадик, болезненно поморщившись, поднялся на ноги и огляделся. Вдали, за полями небо уже тронуто румянцем грядущего рассвета. Раздраженно утерев кровь из разбитого носа промокшим грязным рукавом, пошел в видневшуюся вдалеке ровную линию пустого шоссе. Дезаморфин, кайф от которого давно был сорван, путал ноги и тяжелил голову, заставляя иногда падать в осеннюю грязь и материться от стреляющей в пояснице боли. Вадик вставал и шел дальше.
С трудом поднялся по насыпи к отбойнику, кое-как его перелез и побрёл по обочине к городу. Правда, шел недолго. Сзади раздался шум приближающегося двигателя. Вадик, не поворачиваясь выставил руку, прося притормозить. Притормозили. Менты.
Он закатил глаза и раздраженно простонал. Они вышли из машины и перебрасываясь дурацкими шуточками потребовали его документы, будто не видя, что он в одном хлипком свитере и растянутых спортивных штанах.
- Петрович, а пацан, кажись, загашенный. – Довольно хохотнул мент, ощупывая лицо Вадика взглядом.
Обыскали, достали из заднего кармана пакет. С белым порошком. Вадику такое количество и такой вид дури никогда и не светил, но затуманенный мозг все никак не мог свести ряд простых фактов. Он так удивился, что даже не сообразил, что его усадили в машину и везут в отдел. Дошло с большим опозданием, когда они уже въехали в город.
- Блядь, это не мое! Меня ебырь сестры в поле привез! На семерке БМВ! Он же и подкинул!
- На БМВ нынче нарики разъезжают! – Развеселился усатый. – И какой же номер был у тачки за семь лямов подвозящей твою тушку?
- Не было номеров! Он скрутил!
- А как его звали, хотя бы? Галлюцинацию твою, возящую тебя на БМВ? Имя у нее есть?
- Я не знаю, не представился, блядь! Слушайте, он с моей сестрой крутится! Я ее… обидел… вот он и отомстил, сучий потрох! Мог бы просто морду набить, нахуя меня снова в тюрягу упекать!
- Слыхал, Петрович? – почти восторженно пропел усатый мент, обращаясь к веселящемуся водителю. – Какой буйный приход у торчка! Фантазия какая! Разных шировых ловили, но такого бреда я еще не слышал, а ты?
- Это история пока в топе услышанных мною сказок, Вить. Пацан, ты чем обдолбился-то?
- Да пошли вы, чмыри продажные!
- Петрович, я ослышался, или задержанный и вправду оскорбил сотрудника полиции? – вполне весело заржал усатый, поворачиваясь к напрягшемуся Вадику. – Сдается мне, он еще и оказывал сопротивление при задержании, да, Петрович?
Водитель согласно пробасил, и свернул в безлюдный проулок.
Вадик по животному ощерился, глядя в черные глаза мента, улыбающегося и наматывающего какую-то тряпку на кулак. Чтобы не оставить следов на его теле. Да, Вадик понял, что белобрысый мудак оплатил не только подставу, но и побои.
Несмотря на то, что он отбил Вадику почки, ударяя вполне сознательно в нужные места и с нужной силой, чтобы Вадик потом ссал кровью, и сдох в тюрьме через некоторое время, ибо помощь ему оказывать там не будут, Вадик знал и еще кое-что - Ленкин хахаль не простит ему. И действительно устроит ад при жизни. Сердце пропустило несколько тактов, но не от того, что купленные менты грубо вытащили его из машины и швырнули в холодную лужу, наподдав по отбитым почкам. Нет, совсем не от этого. А оттого, что эта белобрысая гнида уже контролировала его жизнь и все его слова не были угрозами. Это было холодным предсказанием. И финал предрешен. Вадик сам себе подписал смертный приговор. А игрок Фемиды довольно улыбнулся.
========== Глава одиннадцатая. ==========
Следующий день прошел скомкано. На занятия я не пошла, он не пошел на работу. Вызвал на дом стилиста одного из ведущих салонов красоты. И этот жеманный, профессиональный мужик, тактично не обращающий внимания на мою морду лица, сотворил с моими обкромсанными волосами настоящее чудо. Даже побитое, отекшее лицо как-то не особенно отвлекало от стильной стрижки. Я с удовольствием смотрела в зеркало, хотя всегда предпочиала длинные волосы коротким стрижкам. Но мне определенно шло.