Слёзы заливают лицо, мешая видеть, а хриплые всхлипы не остановить силой воли, да Гарри и не пытается. Он плачет навзрыд, зная, что мамы нет, и надеется на облегчение, которого был лишён всё это время. Но дверь открывается, и Гарри давится, стараясь задушить рвущийся из горла звук.
Подобно ангелу, Луи стоит в проёме двери, окружённый солнечным светом - на лицо падает тень, но волосы золотятся в лучах. Видение пугает Гарри, несмотря на своё великолепие, и мальчик списывает появление галлюцинации на нервный стресс последних недель и действие снотворного. Он отчаянно хватается за ускользающую разумность собственного сознания.
Видение делает неуверенный шаг вперёд, и Гарри прячет лицо в ладонях, заглушая рвущиеся из груди звуки. Он уверен, что, когда поднимет голову вновь, Луи уже не будет в дверях маминой спальни.
Как бы сильно ни хотелось обратного.
Но тёплые пальцы касаются рук, убирая их прочь, а уставшие глаза так близко, что мальчик замечает лёгкие вкрапления зелёного в радужке.
— Гарри, — выдыхает Луи едва слышно, и только когда горячее дыхание касается его губ, согревая мокрые от слёз щёки, он понимает - никакого сумасшествия, это действительно Томлинсон. — Гарри, перестань плакать. Пожалуйста.
Мольба в голосе Луи отрезвляет, сгоняет налёт безумных мыслей, любовные страдания меркнут в свете реальности. Гарри вдыхает воздух, пропитанный дыханием Луи, и прикрывает глаза, наслаждаясь лаской, когда Томлинсон кладёт ладони на влажные щёки.
— Зачем ты пришёл? — не открывая глаза, произносит мальчик надорванным голосом, в котором не утихли рыдания. — Я начал забывать, клянусь!
Попытка вырваться проваливается, потому что Луи сильнее сжимает его лицо и притягивает к себе, а потом завороженно шепчет в открытые во всхлипе губы:
— Прости меня, я был дураком, когда бежал от чувства, испытываемого тобой, я должен был жить ради него.
Романтичность признания, нежные касания пальцев - всё это никак не вяжется с образом самого Луи, и сердце Гарри хочет верить в изменения, оно рвётся наружу оглушающим стуком, выламывает рёбра. Но боль этих неправильных отношений живёт в его венах, тёмная и густая.
— Нет, — шепчет Гарри.
— Нет?
Луи изумлённо вздёргивает брови вверх, а Гарри хочется смеяться от того, насколько всё просто для Томлинсона. Придя сюда, Луи был уверен, что стоит ему дать зелёный свет, и Гарри упадёт в его объятия. Когда же этого не случилось, удивление - это именно та эмоция, которая первой родилась в его эгоистичной голове.
— Слишком сложно для нас с тобой. Я не верю, что нам может быть хорошо где-то помимо постели.
Луи отшатывается, и без его пальцев на своих щеках Гарри чувствует пустоту. Чувствует себя покинутым. Но губы упрямо поджимаются, и мальчик задерживает дыхание, сжимая пальцы в кулаки. Он будет отстаивать свою жизнь.
Даже если бороться придётся не столько с Томлинсоном, сколько с самим собой.
— Я пришёл, чтобы сказать, что… —Луи в нерешительности останавливается, и Гарри видит с каким трудом ему даются эти слова. — Что испытываю к тебе чувства. Но ты говоришь “нет”. Кричишь о своей любви, а потом отталкиваешь. Я не понимаю.
Гарри кивает. Он и сам едва понимает себя, но связь с Томлинсоном подобна тысяче порезов. Всё это время он медленно кровоточил от грубых слов и резких толчков, от невозможности показать свои чувства, что были заперты внутри так долго, от полного безразличия. Луи изрезал его, но это не было так страшно, как отказ. Воткнутый глубоко в грудь, по самую рукоять, этот нож оставил после себя рваную рану, зашить которую невозможно.
Губы Гарри растягиваются в маниакальную улыбку, прежде чем он произносит следующие слова:
— Ты сделал это дважды. Дважды бросил меня, уничтоженного и захлёбывающегося кровью. Это больше, чем я могу выдержать. Прости.
Слова наполнены сожалением. Гарри хочет проглотить их и никогда не произносить. А боль, словно множество жучков с острыми жалами, впивается во все клеточки его тела, пока тишина в комнате после прогремевшего признания давит на плечи могильной плитой.
— Я обещаю, что не оттолкну больше.
Серьёзность, с которой Луи произносит фразу подкупает, но Гарри не самоубийца. Он не бросит себя в жерло этого вулкана самостоятельно.
— Мы оба знаем, какой ты человек, Луи. Я не согласен на то, что ты можешь дать, поэтому предпочитаю отвалить.
Гарри видит, как больно делает Томлинсону этими словами, его же словами, но других вариантов просто нет. Лучше лишить себя надежды сейчас, чем поверить и попробовать, а потом получить удар в сердце ножом ещё раз. В третий раз.
— Вот так, да? — в голосе Луи рождается злость. Её ледяные колючки втыкаются в кожу Гарри, и страх медленно овладевает мальчиком. — То есть сейчас, когда ты получил меня, когда я пришёл сам, ты говоришь “нет”? Да ты издеваешься!
Крик, в который перерастает монолог Томлинсона оглушает, и Гарри не знает, чего он хочет больше: поймать Луи за руку и прижаться к ладони губами или расплакаться навзрыд, заглушая этот грубый отрывистый голос.
— Луи, наша разница в возрасте… Отношения не для тебя, а отношения с ребёнком, Лу, и подавно. Ты сможешь взять меня за руку на людях, наплевав на косые взгляды? Отведёшь в любимый клуб? Как ты представишь меня своим друзьям?
Вопросы сыпятся один за другим. Те вопросы, о которых мальчик даже не думал, пока страдал по Луи. Сейчас же они возникают в сознании, открыв глаза на реальность окончательно.
— Ничего не выйдет, прости, —говорит Гарри, с сожалением глядя в любимые глаза. Он больше не чувствует себя ребёнком, скорее стариком, прошедшим сквозь года тягот и лишений. Всё, чего хочется по-настоящему - это услышать в голосе Луи немного понимания и расстаться по-доброму.
Но с Томлинсоном по-доброму не бывает, особенно когда ты отказываешь ему в том, чего он так желает.
Луи подаётся вперёд, пугая Гарри. Глаза горят холодной яростью, а губы буквально выплёвывают слова:
— Да пошёл ты!
Комментарий к Гарри
*Tainted Love
========== Happy ==========
Inhale the damage smoothly \ Прими разрушение спокойно
Paradise isn’t lost \ Ведь рай не утерян
It was hiding all along \ Он просто прятался все это время*
Раздражение словно зубная боль, от которой ломит челюсть, и злость разгорается потихоньку внутри. Слишком шумные, полупьяные, хохочущие друзья действуют на него подобно красной тряпке на быка. Луи рычит на любые попытки втянуть себя в веселье, подпирая спиной дальний угол в гостиной Энди.
Друг сжимает талию невесты, принимая поздравления по поводу предстоящей свадьбы, но его обеспокоенный взгляд то и дело возвращается к Томлинсону. Это бесит только сильнее.
Лето подходит к концу. Дыхание осени уже можно почувствовать на своих плечах, ссутуленных под тяжестью отвергнутых чувств, и с тяжёлым сердцем готовиться к предстоящим дождям. Луи не представляет, как пережить их в одиночестве. Ливни прочно укрепились в сознании ассоциацией с маленьким Гарри.
К собственному удивлению на малыша Луи не сердится. Наоборот. Перебирая в памяти все произошедшие события, он всё больше пропитывается ненавистью к себе. Возможно, та несдержанность стоила ему отношений. Поэтому Луи не может винить малыша за отказ, он сам бежал бы от себя без оглядки.
Но под кожей зудит новое чувство, толкая на безрассудные поступки, и сдержать его удаётся с трудом. Ночью, прижимая пальцы до радужных кругов к уставшим глазам, Луи борется с желанием набрать номер Гарри. Позвать. Но печальный голос мальчика всё ещё звучит в голове, и страх разрушить его сильнее останавливает.
Впервые Луи пытается заботиться о ком-то, наступая на горло собственным желаниям.
Элен вытаскивает из пучины собственных мыслей, протягивая бокал с шампанским. Луи отрицательно качает головой, сглатывая горькую усмешку. Прожитая жизнь кажется жалкой и никчёмной, а поселившиеся внутри благодаря Гарри эмоции заставляют чувствовать себя неудачником. Алкоголь добавляет новой роли яркости, и Луи пытается выбраться из образа, поэтому отказывается. Даже вдали от него малыш всё равно имеет влияние, меняя личность Томлинсона.
Девушка коротко улыбается и жестом предлагает покурить. Луи размышляет всего секунду, и именно эта секунда становится поворотной.
Предложение выглядит соблазнительно, и согласие уже готово слететь с губ, когда в дверь гостиной входит Гарри. Он замечает мальчика краем глаза, и желание курить растворяется в испуге от внезапной встречи.
— Кто позвал его? — задушено сипит Луи, потому что горло сжимает волнение, а голова идёт кругом от одного взгляда на такого далёкого, не принадлежащего ему Гарри.
— Он такой же мой друг, как и ты, — отрезает Энди. — Мне жаль, что между вами всё так сложно, но я не собираюсь из-за этого отказываться от одного из вас.
И он уходит, чтобы поздороваться с Гарри. Энди пожимает его тонкую ладонь, кладёт руку на детское плечо, а Луи остаётся лишь наблюдать издалека, сжимая кулаки в бессилии. Он потерял возможность дотрагиваться.
Мальчик игнорирует окружающих специально, это видно по напряжённому лицу, когда Гарри старается не отводить глаза от Энди, не смотреть по сторонам, чтобы ненароком не наткнуться взглядом на своего мучителя.
Тонкая плёнка раскаяния и сожаления покрывает тело Луи, начиная с кончиков пальцев, вверх, поглощая дюйм за дюймом. Инстинкты рвутся с цепи, словно дикие псы, желая приблизиться, сжать в собственных руках, но Томлинсон сдерживает своих демонов из последних сил. Гарри тяжело дался его последний порыв. Остаётся лишь смотреть издалека, как мальчик улыбается другу, глядя на него снизу вверх затуманенным взглядом ярких некогда изумрудов, и глотать горькую от разочарования слюну.
Тёплая ладонь сжимает плечо, и Луи вздрагивает, переводит расфокусированный взгляд на Элен. Она молчит, и он не понимает зачем, но произносит:
— Улыбка не настоящая. Ямочки на щеке нет.
Голос дрожит, и Луи стыдно за себя. Но Элен не морщится, не презирает его, лишь сочувствует. Легче не становится, и Томлинсон сомневается, что вообще когда-нибудь станет. Кажется, эта боль застряла в груди навсегда.
— Сделай что-нибудь, — подталкивает она, но Луи лишь качает головой, переводя взгляд на Гарри, пытаясь впитать эти редкие мгновения, когда он может хотя бы смотреть.
— Он отказал, Элен. Высказался резко и категорично. Я больше не хочу доставлять неприятности.
Но девушку невозможно смутить. Она улыбается так, будто знает что-то важное, что-то, что Луи не в силах осознать.
— А что сделал он, когда ты категорично отказал?
Мысли закручиваются в голове широкой воронкой, когда Томлинсон произносит вслух:
— Он продолжил настаивать.
Печати, за которыми он держит собственных демонов, срывает одну за другой, когда Луи решается. Мысль о том, что он рискует сделать больнее не только себе, но и Гарри, тонет в шуме крови в ушах. Слабость уходит из тела, и на её место возвращается жёсткость и решимость. Томлинсон берёт себя в руки и надеется, что Гарри поймёт его верно. В этот раз его поведение диктует не эгоизм, а желание дать шанс их взаимным чувствам.
Расстёгивая пуговицы на пиджаке, Луи медленно продвигается ближе к Гарри, стараясь не спугнуть. Ему нечем дышать, и будь его воля, он скинул бы тяжёлую ткань с плеч, сорвал бы пуговицы, но остаётся довольствоваться распахнутым пиджаком и ослабленным узлом галстука.
Несколько шагов отделяют его от цели, когда Энди заканчивает разговор. Гарри опускает взгляд в пол, и поворачивается к двери, намереваясь покинуть вечеринку, так и не дав Луи шанса объясниться. Да ещё жёсткая хватка друга повыше локтя останавливает, отнимает драгоценные секунды, что требуются чтобы догнать мальчика.
— Что ты намереваешься делать? — серьёзно спрашивает он, и Луи отвечает не раздумывая.
— Всё исправить.
Секунду Энди сканирует его лицо, пытаясь докопаться до глубины его чувств, понять насколько важно это для Томлинсона и не станет ли хуже, и, видимо, что-то есть там, в глубине пепельного взгляда, что заставляет его увериться в серьёзности намерений. Он разжимает пальцы, оборачивается и зовёт:
— Гарри!
Плечи ребёнка едва заметно вздрагивают. Будто в замедленной съёмке он оборачивается и его взгляд против воли скользит по Энди к Луи. Кислород в лёгких превращается в ядовитый газ, когда Луи видит страх в померкших глазах. Гарри отступает, медленно, будто отходит от готового напасть хищника, но Луи не даст ему сбежать.
В четыре шага преодолев расстояние между ними, Луи обвивает его талию рукой, а вторую кладёт на щёку не позволяя отвернуться.
Поцелуй сильный, доказывающий. Гарри не отвечает на него, и его тело сковано, будто кровь превратилась в металл, застыла жёстким каркасом внутри.
Гул вокруг стихает, и Томлинсон спиной чувствует шокированные взгляды друзей, но пока Гарри в его руках, и секунды неумолимо тикают в ожидании его решения, его ответа, для Луи больше ничто не имеет значения. Он готов пройти через ад непонимания и презрения ради возможности касаться этого мальчика.
— Пожалуйста, — шепчет он, когда дыхания не хватает и приходится разорвать поцелуй.
Глаза Гарри зажмурены, а губы дрожат, Томлинсон испытывает жгучую ненависть к себе, но отпустить сейчас выше его сил. Он лишь сильнее сжимает талию ребёнка.
— Ну, пожалуйста, малыш, — ещё раз произносит он.
Гарри осторожно касается ладони, убирая её от своей щеки, и поворачивает голову в сторону. Ресницы трепещут, и он не сразу решается открыть глаза, но когда всё-таки делает это, то смотрит лишь на Энди, а во взгляде так много мольбы, что Луи захлёбывается отчаянием.
Гарри не смотрит на него, и сжатое в тугую струну тело хоть и находится в его руках, чувствуется чужим и неподвластным. Луи чувствует каждым атомом, что Гарри мечтает лишь о том, чтобы вырваться.
— Томмо, — зовёт Энди. — Я думаю ответ очевиден.
— Нет! — отрезает Томлинсон. — Нет!
Гарри вздрагивает, но Луи тонет в безнадёжности собственных чувств. Пальцы сжимаются сильнее, без сомнения доставляя мальчику боль. Отпустить его - смерти подобно.
— Томлинсон, убери руки, — угрожающе повышает голос Энди, и недоуменный шёпот вокруг становится громче. Голова кружится, и разум отказывается анализировать ситуацию. Одна мысль словно центр Вселенной - не позволить Гарри уйти.
— Всё хорошо, — раздаётся хриплый шёпот Гарри, и, кажется, никто, кроме Луи не слышит этот сломанный обречённый голос. — Не надо, Энди, всё в порядке. Мы уходим.
Трясущиеся руки впиваются в полы пиджака и тянут за собой прочь из комнаты, подальше от косых взглядов и тихих осуждающих разговоров. Дыхание возвращается маленькими глотками, и беспокойство развеивается в терпком запахе Гарри.
У двери на улицу мальчик прижимает Луи лопатками к стене, и по-прежнему не глядя в глаза, просит подождать. Томлинсон хватает его за руку, не желая отпускать, но Гарри удаётся вырваться.
— Я предупрежу маму, что ухожу, — бесцветным голосом сообщает он, и не остаётся ничего, кроме как подчиниться его безэмоциональному заявлению.
Пальцы подрагивают от пережитого напряжения, а в груди всё ещё стынет холодом страх, что Гарри обманул, сбежал чтобы спрятаться. Развеять сомнения может лишь его возвращение, но время идёт, сыпется песком сквозь пальцы, а Луи по-прежнему прижимается к стене спиной, считая собственное тяжёлое дыхание.
Сигарета может помочь немного заглушить сосущую пустоту в груди. Луи выходит на залитую ярким солнцем подъездную дорожку, вытаскивает из узких праздничных брюк пачку и с облегчением затягивается. Ноги подкашиваются от пережитого душевного напряжения, и он садится на горячий капот своей машины, разглядывая отшлифованные овальные камушки под колёсами.
Жизнь состоит из циклов, повторяющихся бессчётное количество раз. Сидя на ярком августовском солнце в ожидании Гарри, Луи вдруг понимает, что их собственный подошёл к концу. А вот знаменует ли начало нового цикла счастье для них или мучительные дни отвыкания, зависит только от него.
Ответственность и страх с новой силой сжимаются вокруг головы стальным обручем, рождая глубоко в нейронах мозга зачатки мигрени.