Вас ожидают, мистер Шерлок - lina.ribackova


========== Часть 1 ==========

Впервые с Джоном произошла такая беда. Его бросили, и бросили самым банальнейшим образом: нашли замену, на прощание даже не извинившись, и не объяснив, чем он-то не подошел, чем оказался хуже соперника. Да и прощания как такового не было. Любовь всей его жизни в один из ненастных, слёзно-дождливых дней просто исчезла, не считая нужным вдаваться в подробности неожиданного предательства. И это едва не убило Джона Хэмиша Ватсона — мужчину не первой молодости и достаточной степени опытности в сердечных перипетиях.

Но опыт — ничто, когда ты влюблен, и оттого беззащитен. А влюблен он был так безрассудно и трепетно, что даже, вот смеху-то, жениться на этой вертихвостке собрался.

Но чему, собственно, удивляться — годы уже солидные. В тридцать восемь пора взглянуть на интимные отношения с точки зрения брака. Набегался, слава богу. Можно и корни пустить.

Не сказать, чтобы Джон был блудлив или неразборчив в связях. Ни в коем случае. Но связи бывали, да. И страсти кипели, что уж греха таить. Увлекался частенько, влюблялся, ухаживал: приглашал в ресторанчики, гулял под луной, дарил букеты, конфеты и разные финтифлюшки. Да и хороший секс — не последнее, чем он хотел бы наслаждаться до глубочайшей старости. Любил доктор Ватсон потрахаться. Очень любил. А кто не любит? Главное, за рамки приличий не выходить.

Джон и не выходил. Все его амурные похождения были полны романтизма и взаимного уважения. Ни претензий, ни, упаси боже, обид при расставании не было. Встречались, бывало, в общей компании, в супермаркете или кинотеатре, и мило раскланивались, подмигивая друг другу, обменивались дружескими объятиями и даже поцелуями в щечку.

Потом в его жизнь ворвалась Она, и Джон завис. Осоловел. Лишился ума. Одним словом, влюбился нешуточно — до бессонницы и потери здорового аппетита.

И получил от судьбы затрещину, да такую, что едва устоял на ногах.

От позора, от сочувственных глаз родителей и друзей, бывших подружек, сослуживцев и, как с отчаяния ему показалось, всего городка, где он проживал с рождения, и где каждая собака улыбчиво виляла ему хвостом, Джон решил убежать. Подальше. В Лондон. А тамошним собакам на него и его вдребезги разбитое сердце начхать.

Неудачнику самое место в равнодушной, надменной столице: затеряться среди множества таких же не слишком счастливых, и не мозолить глаза родным и близким своей злосчастной, бездарной жизнью. Найти норку, да потемнее, и раны кровавые зализать.

Жалости Джон не выносил ещё больше, чем лжи и предательства.

Но в Лондоне ему неожиданно повезло. Крупно. И сразу по всем статьям.

Созвонившись с Майком Стемфордом, давним товарищем и однокашником, он с радостью убедился, что тот его не забыл. Более того, сразу же предложил посильную помощь, чем Джон не преминул воспользоваться, сказав, что остро нуждается в жилье и работе.

— Сам понимаешь, даже самая паршивая гостиница Лондона не для такого падишаха как я.

— Кстати, о падишахе. Ты всё ещё не женат?

Тяжелое молчание в трубке отбило охоту продолжать щекотливую тему, и Майк бодренько хохотнул:

— И правильно. Ну их всех.

А потом предложил встретиться, поболтать и заодно обсудить квартирный вопрос.

— Есть вариант? — Голос Джона дрогнул в надежде — не может быть. Этого просто не может быть.

— Ещё какой, — хмыкнул старый товарищ. — Пальчики оближешь. И насчет работы можешь не суетиться — найдешь.

Они встретились в ресторане. Пабы, кафешки и уж тем более парковые скамейки — не место для встречи старых друзей. Обязательно ресторан. Непременно. Пусть не самый шикарный, но и не самый дешевый. Один раз живем.

Джон даже галстук надел. И платочек в верхний карман пиджака впихнул — все нервы извел, придавая куску нежно лиловой ткани иллюзию благородной небрежности. Матерился сквозь зубы битые десять минут. Три раза швырял проклятый платочек на пол. Один раз даже рванулся к окну — запулить к чертовой матери эту чертову штуку и успокоиться. Но снова принимался за дело — очень уж ладно гармонировал кровопийца с новым шелковым галстуком.

Кое-как справился и остался доволен: платочек выглядывал из кармашка весьма завлекательно. Далеко не новый костюм обрел недостающую элегантность, уверенно обнимая сильные плечи. Ботинки матово поблескивали и мягко ступали по ресторанным коврам.

Одним словом, предстал Джон пред очи толстячка Майка Стемфорда настоящим столичным франтом — тот даже присвистнул.

— Найдешь работу, — повторил уверенно. — Обязательно. И бабу найдешь.

— Спешу и падаю, — ядовито выплюнул Джон. - Всё, никаких баб.

Как в воду глядел…

Они болтали наперебой, вспоминали студенческие приключения, беззаботное прошлое, полные незамутненной радости дни. Улыбки не сходили с их лиц — одухотворенных и помолодевших.

Но иссякли воспоминания, потускнели краски былых забав — пора было возвращаться к реальности во всей её неяркой расцветке.

— Как ты вообще?

— Я? — Майк почесал переносицу. — Толстею.

— Брось. Просто слегка упитан.

— Перестань, Джон. Жирный кабан с сиплой одышкой и залапанными очками — вот кто я такой. Меня от себя тошнит.

— Брось.

— Да ладно, не о чем говорить. А ты ничего себе — подтянутый, стройный. Я надеялся, что после армии в Лондон закатишься.

— Мне и дома неплохо.

— Тогда почему ты здесь?

— Перемен захотелось. — Джон допил виски и неожиданно выпалил: — Меня кинули как ничтожный кусок дерьма. Любимая женщина кинула. Самая любимая.

— Вот черт. — Майк покачал головой. — Черт.

Джон досадливо сжал кулаки — какого дьявола его вдруг понесло? Не хватало ещё жалобного нытья. «Любимая… Самая…» Нюня.

— Майк, все нормально. Я в порядке. Что ни делается… Да и по Лондону чертовски соскучился.

— А что здесь, в Лондоне? — тоскливо оглянулся по сторонам погрустневший и сникший Майк. — Те же сволочи в юбках. И дожди. Дожди, дожди. Эх.

— Чем занимаешься? — спешно переменил тему Джон — не хотелось бы развести друга на печальные откровения.

— Преподаю. Сею, так сказать.

— Хорошее дело.

— Хорошее. Только всходы иной раз гнилые.

— Не без этого, — согласился Джон и заерзал на стуле. - Эй, чего это мы расклеились? Жизнь продолжается. Всё продолжается…

— Кроме баб, — заключил взбодрившийся Майк. — Как я рад, черт возьми, что тебя снова сюда занесло. Даже на душе полегчало. Завтра же начну заниматься спортом, бегать трусцой, худеть. Завтра же. А пока выпьем и потолкуем о деле. Квартира в центре Лондона тебя заинтересует?

— Боже, Майк. — Джон оторопело моргнул. — В центре? Это же безумные деньги.

— Сейчас я расскажу тебе не менее безумную историю.

Джон подался вперед.

— Ну-ну.

— Есть у меня приятель. Потрясающий малый. Умный, красивый. Правда, говнюк.

— Вот как? Хм…

— Не хмыкай. Говнюк каких поискать. Удивляюсь, как его ещё не прибили. Такая ядерная зараза, скажу я тебе. Но бесподобен. Невероятен.

Джон щелкнул пальцами.

— Ау, Майки. Мы о квартире.

Тот сердито сверкнул очками.

— Не перебивай. Это преамбула. Так вот, Шерлок…

— Шерлок?

— Да. Шерлок снимает… снимал эту квартиру у милейшей, чудеснейшей миссис Хадсон. — Майк тяжко вздохнул. — Но сейчас… Сейчас его нет.

— Господи, неужели скончался?

— Бог с тобой. — Пухлые ладошки замелькали с удивительной скоростью. - Жив, конечно. Только вот… Но это неважно, и не относится к делу. Уехал. Навсегда уехал из Лондона. Личная жизнь, так сказать.

Он снова вздохнул. И задумался, вперив печальный взор в опустевший бокал.

«Без баб, конечно, не обошлось. Женился, наверное, горемыка», — подумал Джон.

— Майк, — неуверенно подал он голос. — Я не совсем понимаю. Причем здесь…

— Подожди. Шерлок, конечно, не друг мне - так, перекидывались словечками, трепались о том, о сем. Пару раз выпили в пабе. Да и вряд ли у него вообще есть друзья. Не считая этих…

— Кого?

— Это тоже неважно. Он сложный человек. Не каждый способен мириться с его вздорным характером, терпеть его выходки. Да и понять способен не каждый. Но с отъездом Шерлока Лондон вдруг опустел. И потускнел. — Майк тряхнул головой, отгоняя необъяснимую грусть, и продолжил чуть оживленнее: — Одним словом, уезжая, этот сумасброд попросил меня подыскать жильца. Нельзя же оставлять в одиночестве миссис Хадсон. По-моему, она — единственный на земле человек, к которому Шерлок по-настоящему расположен. Во всяком случае, его тревога выглядела неподдельной: как она без него? кто о ней позаботится? Поручил мне её навещать, а если вдруг подвернется кто-то порядочный и не полный кретин, нуждающийся в приличном жилье, познакомить с прицелом на дальнейшее проживание. Вот ты и подвернулся. Надеюсь, ты не полный кретин? Во всяком случае, раньше такого диагноза в твоем анамнезе не наблюдалось. Ха-ха.

— Ха-ха. Сейчас от смеха умру. Майк, в чем загвоздка?

— Сейчас скажу самое главное, и для тебя несомненно выгодное. Шерлок внес арендную плату за полгода вперед и не пожелал её возвращать. Такой вот экстравагантный малый. Оригинал. Сказал: если экземпляр окажется подходящим, может воспользоваться ситуацией в своих интересах. Месяц с момента его отъезда уже прошел, но пять у тебя в запасе, и…

— Стоп. — Джон недовольно нахмурился. — Майк, ты в своем уме? Спасибо, конечно, но я не собираюсь жить за чей-то счет в чьей-то квартире. Что за странная благотворительность, мать твою?

— Да не спеши ты, господи боже мой. Узнаю прежнего Джона… Никто не предлагает тебе дармовой сыр. Встретишься с миссис Хадсон, посмотришь квартиру. Обсудите все детали. Уверяю тебя, познакомившись с этой восхитительной леди, ты не захочешь расстаться с ней даже на миг. И квартирка — мечта. Как-нибудь сговоритесь. Будешь платить…

— Буду платить. Если квартира мне подойдет, буду платить. Зачем мне подачки какого-то Шерлока…

— Холмса.

— Вот именно. Я не нищий. Заплачу сколько нужно.

— Заплатишь, заплатишь, — заверил Майк. — Не кипятись. Но если миссис Хадсон сделает ощутимую скидку, неужели ты будешь против? Ты же не последний кретин.

Было бы глупо сопротивляться такому житейскому благоразумию. И спорить было бы глупо. Не то положение, чтобы щепетильничать до идиотизма.

— Хорошо.

— Слава Богу. Подумать только, я его ещё уговариваю. Не каждый день и не каждому может так повезти. Сам бы жил, честное слово. Все-таки, Джон, ты как был занудой, так им и остался.

Джон примирительно улыбнулся: в самом деле, чего это он? Майк с такой готовностью кинулся помогать, а он на него окрысился.

— Извини, дружище. Вспылил. Слегка растерялся. Когда можно взглянуть?

— Да хоть завтра. Созвонюсь с миссис Хадсон. Встретимся в полдень на Бейкер-стрит.

— Бейкер-стрит?

— Бейкер-стрит 221в. Надеюсь, это станет твоим постоянным адресом.

========== Часть 2 ==========

Джон гордился собой.

Получается, не такой уж он жалкий отброс. Не барахло, до которого нет дела ни богу, ни черту. Кто-то там, наверху, улыбнулся приветливо и послал утешительный приз. Воздушный поцелуй, так сказать.

И кровь побежала бодрее, и ноги твердо уперлись в землю.

Ничего не выйдет, куколки. Ни одной из вас Джона Ватсона не согнуть. Я ещё покажу высший класс.

В самом деле, не успел ступить на лондонскую брусчатку, как сразу же привалило счастье: и относительно недорогая квартира, и домовладелица — мать родная.

Майк не ошибся: отныне и навсегда сердце Джона принадлежало ей — миниатюрной леди возраста ранней осени. Она так восторженно всплеснула руками, таким благоговейным взглядом окинула небольшую фигуру предполагаемого жильца, будто не довольно заурядной внешности доктор, а светозарный ангел, оставив радужные переливы небес и сахарные облака, решил вдруг поселиться в её славной, но по райским критериям весьма скромной квартирке.

— Какой приятный молодой человек, — щебетала леди, сияя доброй улыбкой. — И сразу видно, что скромный, порядочный, благонравный. Не из этих… Вы домосед, я полагаю?

Да, миссис Хадсон, с некоторых пор домосед. Именно что домосед. И никто другой. Будьте покойны, я не из этих, кого бы вы ни имели в виду.

— Как вам сказать… — начал он. — Вечер у камина с чашечкой чая и свежей прессой — то, что на данный момент привлекает меня больше всего на свете.

— Боже. Это прекрасно. Всегда мечтала о подобном соседстве. — Женщина бросила в сторону Майка беглый, слегка виноватый взгляд. — Мой прежний жилец… Мой Шерлок… — Она снова покосилась на молчаливо застывшего толстячка. — Мой дорогой Шерлок домоседом никогда не был. Всё бегал куда-то, бегал. Как заводной. И вот убежал. Не могу поверить, что он покинул меня навсегда. Что больше не будет этого… бардака. Этой неразберихи. — Она подняла глаза, с укоризной вперившись в потолок, и добавила твердо: — Не могу поверить. И никогда не поверю. Прошу на второй этаж. Там вы и будете жить, если аренда и домовладелица вас устраивают, милый доктор.

Так Джон стал милым доктором, чему радовался безмерно.

В квартиру он влюбился с порога. Всё в ней, от дверного молотка до слегка потускневшего зеркала в ванной комнате, соответствовало его представлению о месте, где жить одно удовольствие. Гостиная с высокими окнами, небольшой, но жаркий камин, симпатичная кухня (ничего лишнего, все на своих местах) и спальня, где спится так крепко и сладко. Новые владения настолько пришлись по душе и по сердцу, что Джон очень боялся очнуться от грёз, оказавшись на исходной точке своих неожиданных перемен. С горячей тоскою в груди и отчаянным блеском в глазах.

Он недоуменно оглядывался вокруг и не верил, что это средоточие комфорта и безмятежности отныне его среда обитания.

Аренда? О, боже! Джон готов не есть и не пить, только бы каждый вечер сюда возвращаться, подходить к этим дверям и вставлять в замочную скважину ключ. Свой ключ.

Имелась, правда, в квартире ещё одна комната, которую миссис Хадсон показать наотрез отказалась, сказав, по мнению Джона, нечто странное и не совсем вразумительное:

— Что там смотреть, милый доктор? Кровать, стулья, тумбочка. Ничего интересного. И вообще — от греха подальше…

Вдаваться в подробности Джон не стал — лишь пожал плечами: подальше так подальше. Много ли он потеряет, не увидев какую-то там кровать? Ему вполне достаточно того, что уже послала изобретательная судьба. Более чем достаточно. Без всяких загадочных тумбочек. И уж тем более — стульев.

Майк скептически прыснул:

— Вы ещё музей там откройте. Музей Великого Человека.

— Надо будет, открою, — строго ответила домовладелица, обиженно насупив тонкие бровки.

Майк снова прыснул. Но промолчал. И едва слышно вздохнул.

На этом инцидент был исчерпан. Запертая наглухо дверь не помешала Джону насладиться ощущением дома сполна.

Засыпать и просыпаться под негромкие звуки улицы: шорох шин, редкие позывные клаксонов, приглушенный стук каблуков и шарканье торопливых подошв — что может быть лучше? Что может быть прекраснее стука дождинок по подоконнику? Гула ветра в каминной трубе? Невнятного бормотания телевизора и шипения масла в сотейнике? И этого тихого, опьяняющего буль-буль, когда крутой кипяток отправляется из чайника прямо в большую, уже нежно любимую кружку, и мятный пар клубится божественным фимиамом. Умиротворяющая мелодия жизни. Жизни, которая не кончается никогда, даже если на одном из её поворотов ты схлопотал под дых. Она не зловредна и снисходительна — всегда даст возможность чуть-чуть отдышаться. А потом легонечко подтолкнет: иди, иди, не топчись на месте. И не вздумай оглядываться назад.

Так всё и сложилось. Удачно и замечательно.

Разве это не повод для гордости?

Но особенно Джон гордился собственной мужской неприступностью. Холодной. Твердокаменной.

Сказано — сделано: никаких баб.

А бабы, то есть кандидатки на его кое-как склеенное сердце и наспех залатанную душу, естественно, тут же нашлись — Джон и глазом моргнуть не успел.

Дальше