– От какого? – Хочу ли я знать?
– От встревоженного. Ты кончил, и он сразу сменил твой секс-взгляд.
Я не могу это оспорить – не хочу врать – и потому спрашиваю:
– У меня есть секс-взгляд?
– Угу. Твои глаза слегка расходятся в стороны, и немного высовывается язык.
Я фыркаю ему в подмышку.
– Как эротично.
– Со мной – да. Но я бы не стал делать такое лицо, когда ты будешь давать свое эпохальное интервью.
Когда Джейми заговаривает о прессе, в его голосе появляется… горечь, что ли, не знаю. Я еще никогда не использовал это слово, чтобы его описать. Ни единого раза. И теперь по моей спине ползет беспокойство, потому что я не знаю, что с этим делать. Вчера я сказал ему, что теперь журналист хочет снять интервью – с показом по телевизору, – а не просто напечатать в газете.
– Бэби, ты хочешь, чтобы я его отменил?
Он пожимает плечом.
– Ты же не можешь.
– Ну… – Не могу? Дэннис Хэймейкер будет спрашивать о моей личной жизни. До меня внезапно доходит, что предварительно я должен обсудить это с Джейми. – Мне придется говорить с ним о хоккее – этого требует мой контракт. Но мне бы хотелось узнать твои мысли на тему того, что еще мне следует или не следует говорить.
– Почему?
– Потому что мы партнеры. – Я поднимаю голову. – Верно? Мы вместе. И это наши общие отношения. У тебя есть право голоса на тему того, что мы о них говорим.
Он отворачивается к окну.
– Говори, что хочешь.
Мой желудок сжимается. От меня только что отмахнулась любовь всей моей жизни.
– Джейми, – шепчу я.
Он не глядит на меня.
– Мне кажется, проблема не в одной пневмонии. И нам нужно об этом поговорить.
– Я в норме.
Нет. Ты в депрессии – хочется возразить мне. Но я обнимаю его впервые за много недель. И не решаюсь испортить момент началом Большого Серьезного Разговора.
Откашлявшись, я пробую новую тактику.
– Что тебя сейчас могло бы обрадовать?
– Вот прямо сейчас? – спрашивает он.
– Нет… – Я тщательно подбираю слова. – Вообще. В целом. Ты чего-нибудь ждешь?
Он смотрит в потолок.
– Солнца, наверное. Я хочу в Калифорнию.
Мое сердце вздрагивает в груди. Джейми хочет уехать. Да, он сказал «солнце», но я услышал это иначе. Я беру полсекунды на то, чтобы вспомнить свое расписание. Впереди – Даллас и Миннесота. Ни там, ни там пляжей нет.
– Слушай… до конца сезона осталось восемь недель. Может, посмотришь билеты на лето? Устроим себе долгие каникулы в Калифорнии. Повидаем твоих. Ты мог бы поучить меня серфингу.
– Окей, – медленно произносит он. – Хорошо.
Я зарываюсь лицом ему в шею. Может, планирование отпуска приободрит его. Может, от секса у него снова начнут вырабатываться эндорфины. Может, тот факт, что сегодня он захотел меня, значит, что ему становится лучше. Надеюсь, что да.
Надежда – это все, что у меня есть.
Глава 23
Джейми
На следующий день я лежу на диване и смотрю в потолок. Я лежу там довольно давно. Вес на тренировке, и в квартире так тихо, что каждая мысль звучит в голове слишком громко.
Пару часов назад я смотрел билеты на самолет в Калифорнию. Но в зависимости от того, попадет команда Веса в плей-офф или нет, до отпуска еще месяца два или три. Какой смысл планировать поездку прямо сейчас?
Я словно разучился чувствовать радость. Температура, наверное, выжгла это умение из меня. Даже вчерашняя эйфория от секса быстро прошла.
Время еле ползет. Мне нечем заняться и не с кем поговорить. Приходит время обеда, но есть я не хочу. На безделье тратится мало энергии, поэтому мой желудок забыл, как мечтать о еде.
Отвращение заставляет меня подняться с дивана и подойти к нашему окну во всю стену, которое выходит на набережную. Озеро такого холодного и темного цвета, что меня пробирает озноб. Но внизу снуют туда-сюда люди и ездят машины.
Весь мир чем-то занят, кроме меня.
На кухонной стойке жужжит телефон. Я подхожу и открываю входящее сообщение, но это всего лишь автоматическая смска, напоминающая о том, что через полчаса у моей команды начнется игра. Хоть я и на больничном, эти сообщения все равно продолжают приходить и напоминать обо всем, что я пропускаю.
Я плетусь к холодильнику, беру йогурт и съедаю его. В последнее время на готовку нет сил.
Я выбрасываю стаканчик из-под йогурта в мусорку. Окидываю мысленным взглядом пустые часы впереди, и на сей раз неприятный внутренний зуд одолевает вялость. Я потеряю рассудок, если не выйду из дома прямо сейчас.
Схватив телефон, я засовываю его в карман. Потом нахожу куртку и надеваю шапку и шарф, чтобы Вес не взбесился, если вдруг увидит, что я вышел на холод.
Я даже не знаю, куда собираюсь, но в лифте меня озаряет: я отлучен от работы, но мне не запрещено приходить на каток. Это свободная страна. Я могу посмотреть, как мои парни играют, ведь так?
Дорога – поездка в метро, потом довольно долгая прогулка пешком – занимает у меня полчаса. Наконец-то увидев арену, я заставляю себя перестать кашлять. Не хочу хрипеть как чахоточный на трибуне. Я ненавижу этот омерзительный звук и то, как болят мускулы живота от уже привычных усилий по очищению легких.
Смех причиняет самую сильную боль. Хорошо, что я теперь почти не смеюсь.
Когда я наконец попадаю внутрь, то вижу, что игра уже началась. Что хорошо, потому что позволяет мне проскользнуть незамеченным. Я сажусь на самом верхнем ряду. Арена совсем небольшая – рассчитана всего на пару тысяч людей, – так что моих парней видно как на ладони. Но я чувствую себя странно, находясь так далеко от них во время игры. Я должен быть внизу, за скамейкой, где скачет туда-сюда голова Дэнтона, пока он разговаривает с командой и объявляет пятерки.
Мне не хватает ощущения вовлеченности. Я чувствую себя посторонним. Беспомощным чужаком. С моими защитниками теперь работает Жиль.
И, черт, работает хорошо. Парни теперь не тушуются и успевают отдавать передачи до того, как их окружат оппоненты. А мой вратарь выглядит бдительным и готовым. Его стойка стала намного расслабленнее, чем на моей последней игре. Он словно стряхнул с себя страх.
Силы команд примерно равны, и первый период заканчивается по нулям. Данлоп делает пару красивейших сэйвов, но ему не приходится особенно напрягаться. Пока.
Во втором периоде события развиваются жестче. Наши ребята несколько раз получают возможность пробить, но защита противника блокирует их. А потом нашему звездному форварду наконец удается положить шайбу в ворота, и на моем лице впервые за много недель расцветает улыбка.
По мере того, как игра накаляется, мои ладони сворачиваются в напряженные кулаки. Противник, ускорившись, снова и снова бросается на ворота. Данлопу приходится туго. Но он справляется с натиском, и я чуть не взрываюсь от гордости за него. Потом наш игрок отправляется на штрафную скамейку, и я на две минуты задерживаю дыхание, надеясь, что мой вратарь не развалится.
Но Данлоп стоит как скала. Дважды спасает ворота во время игры в меньшинстве. И держит оборону весь третий период.
Звучит финальный гудок. Благодаря Данлопу наше преимущество сохранилось, и я от облегчения обмякаю. Так здорово видеть, что они победили.
А потом… Счастье опять утекает. Отныне так происходит всегда.
Внизу Дэнтон и Жиль собирают ребят. Они – сгусток счастливой победы, хлопают друг друга по спинам, на вспотевших, раскрасневшихся лицах сияют улыбки. Глядя на них, я чувствую себя Скруджем, которому духи Рождества показывают сценки из его прежней жизни. Я должен стоять там, внизу, поздравлять ребят и хвалить за победу. Но вместо меня это делает другой человек. Тренер, с которым они стали выигрывать. Данлоп выглядит счастливее в тысячи раз, чем после наших с ним игр.
Нахера я пришел сюда? Худшая идея на свете.
Мне нужно уйти. Но трибуны уже опустели, а моя команда еще на льду. Поэтому, чтобы уйти незамеченным, я задерживаюсь еще на несколько ужасных минут и жду, когда они отправятся в душ. Я даже не знаю, что сказать этим детям. Отличная игра. Хорошо, что я подхватил пневмонию, а то вы еще долго сидели бы без побед.
На меня обрушивается правда. Я им не нужен и, наверное, буду уволен. Если это случится, то найти в Торонто другую работу я не смогу.
И что тогда делать?
Внезапно я понимаю, что больше не могу здесь находиться. Я встаю и несусь по трибуне к двери. В коридоре никого нет – путь к свободе открыт. Но потом кто-то выкрикивает мое имя.
– Каннинг!
Я автоматически разворачиваюсь – ко мне бежит Дэнтон. Он резко притормаживает.
– Привет. – Его лицо красного цвета.
– Привет. – Нам не о чем говорить.
– Слушай. Ты должен был прийти ко мне.
– Что? – Я смотрю в его злобные маленькие глазенки и чуть не смеюсь. Неужели он думает, будто мне следовало поговорить с ним по душам? Что за чушь. Мы не друзья.
– Если у тебя была проблема со мной, то мне и надо было сказать. А теперь за моей задницей охотится Брэддок. Ты пошел к нему у меня за спиной. Плюс я говорил не серьезно. Это была обычная болтовня про соперника. Ты это знал. Тебя я никогда не называл педиком.
У меня подскакивает кровяное давление. Я никогда ничего подобного не испытывал. Меня бьет сильная дрожь.
– Неважно, кого ты так называешь. Все равно так делать нельзя.
– Но я не гнобил тебя! Я не такой. Я бы вообще не стал с тобой цапаться, если б знал, что у тебя есть бойфренд.
Ну все. Довольно с меня его идиотической логики. Я хватаю его за плечи и с силой толкаю к стене.
– Придурок тупой, не принимай меня за того, кому не насрать, что ты думаешь обо мне.
Глаза Дэнтона шокировано округляются, но я еще не закончил. Я встряхиваю его еще раз, и его затылок ударяется о бетон.
– Дети слышат хуйню, которую ты несешь, и впитывают ее. Ты же тренер. Авторитет. И теперь они думают, будто это нормально – называть людей педиками, если не знаешь их лично. Но это. Не. Нормально. Ты понял меня? – Я практически выплевываю эти слова в его узкую крысиную рожу.
Краем глаза я улавливаю движение и к своему ужасу вижу, что к нам приближается Билл.
Проклятье. Что я творю…
Я отдергиваю руки от Дэнтона. Да, это плохо – говорить слово «педик» перед командой. Но пришпиливать своего коллегу к стене и орать на него тоже неправильно. В памятке для персонала есть отдельный параграф, где запрещается рукоприкладство.
Видите, как просто теперь будет уволить меня?
Выход всего в десятке шагов, и внезапно я начинаю быстрым шагом двигаться к двери. Билл кричит что-то мне в спину, но я выскакиваю наружу и срываюсь на бег. Преодолеваю около сотни ярдов, а потом мои легкие начинают гореть. Шаг сбивается, и я останавливаюсь. Мою грудь раздирает кашель.
Блядь. Я не могу даже бегать. Я бесполезен – даже сам для себя.
Отдышавшись, я ухожу к метро. И никто за мной не идет.
Глава 24
Вес
Сегодня нам предстоит играть с «Питтсбургом». У них отличные игроки, но я уверен, что надрать их задницы нам под силу. Утренняя тренировка прошла хорошо, и Блейк вернулся на лед.
Что еще лучше, у арены не оказывается психов с плакатами, когда я выхожу, чтобы несколько часов отдохнуть перед игрой. Плюс я уже пару дней не слышал о сливе абонементов.
Может, безумие наконец-таки стихло? Очень надеюсь, что так.
Утром я оставил Джейми с календарем плей-оффа в руке и открытым на ноутбуке туристическим сайтом. Уходя, я попросил его подумать, есть ли в Калифорнии какие-нибудь курорты, которые ему хотелось бы посетить.
– Может, перед тем как поехать к твоим, проведем пару дней на Гавайях? – предложил я.
– Слишком дорого, – пробормотал он.
Но я хочу, чтобы он подумал о чем-то большем, масштабном. Год вышел настолько изматывающим, что мы заслужили немного веселья. По дороге домой я представляю нас Джейми на пляже. Как мы занимаемся серфингом или сидим с бокалами пива с дольками лайма на ободках. Я говорил о Гавайях, но Мексика тоже неплохой вариант.
Насвистывая себе под нос, я захожу в нашу квартиру. И первым делом замечаю там беспорядок. На кухонной стойке стоят невымытые стаканы, а журналы на столике лесенкой съехали вниз. Может, и ерунда, но раньше мой бойфренд был педантичным чистюлей, а сейчас ему будто на все наплевать. Что беспокоит меня. Очень сильно.
– Бэби? – зову его я, как всегда, когда прихожу.
Тишина. Но потом я слышу, как в глубине квартиры застегивается молния.
Я бросаю куртку на вешалку (которую купил Джейми, когда ему надоело находить ее на диване). Несколько быстрых шагов приводят меня в нашу спальню.
Джейми стоит, склонившись над большой сумкой. Своей сумкой. Он засовывает в боковой карман бритвенный набор.
– Бэби? – повторяю я.
Он вздрагивает и сразу же выпрямляется. Виновато.
– Привет. – В его голосе хрипотца. – Не услышал, как ты зашел.
Заметно. Но я не говорю этого вслух. Я слишком занят, складывая воедино детали. На кровати лежит распечатка. Посадочный талон – написано там. И название авиакомпании. AirCanada. Его ноутбук уже убран в чехол. Рядом с ним лежат телефон и зарядка.
– Куда ты? – оторопело говорю я.
– Домой, – отвечает он и быстро прибавляет: – Повидаться с семьей. Помнишь, я говорил, что мне не помешало бы побыть в Калифорнии. На работу мне пока что нельзя. Вот и подумал, почему бы не съездить.
– А… – Здесь что-то не так. Я вижу, как его лицо заливается краской. – А меня ты собирался предупредить? Ты хотя бы планировал попрощаться? – В моем голосе страх. Но мне действительно страшно.
– Да, – говорит он. – Конечно. Я знал, что к этому времени ты вернешься домой.
В голове воет сирена тревоги. Джейми стоит в паре шагов – поза неловкая, руки в карманах. До него у меня не было отношений. Но я знаю, что так быть не должно.
– Мы что, расстаемся? – вырывается у меня.
На его лице мелькает испуг, словно он не ожидал, что я произнесу это вслух.
– Нет, – произносит он после крошечной, но все-таки паузы. – Нет. Это обычный отпуск. Мне… – Он откашливается. – Мне просто нужно повидаться с семьей.
Но я слышу другое. Мне нужно уехать отсюда и от тебя.
Мое сердце грохочет в ушах. Что мне делать? Наорать на него? Я не знаю, что ему нужно. Если б знал, то сделал бы все. Громкая и напористая демонстрация моей любви к нему может быть вариантом.
Но вдруг ему и правда необходима эта поездка? Вдруг солнечный свет излечит его? Неуверенность держит меня приклеенным к полу, в горле внезапно становится больно и горячо. Я беру с тумбочки чашку с водой и выпиваю ее, гадая, что же сказать.
На кровати звонит его телефон. Он подбирает его и отвечает.
– Спасибо, – произносит через минуту. И все.
– Кто это был? – квакаю я.
– Служба такси. Через десять минут приедет машина.
Я подавляю дрожь.
– Если тебя нужно отвезти в аэропорт, почему ты не попросил меня? – Какого дьявола тут происходит?
Выражение его лица снова становится виноватым.
– Не знаю, – говорит он, рассматривая свои ботинки. – Просто подумал, что так будет проще.
Он прав. Потому что я наверняка закатил бы в аэропорту сцену. Я близок к этому прямо сейчас.
– Каннинг, я не хочу, чтобы ты уезжал.
Джейми съеживается.
– Мне надо… – он давится словом, – надо просто попробовать кое-что, хорошо? – Когда он поднимает глаза, в них стоят слезы.
Моя паника разрастается в полную силу. На ватных ногах я подхожу к нему. Обнимаю. Он тоже обнимает меня, и стенки моего горла смыкаются окончательно. Нет, нет, нет, нет – повторяю я про себя. Я бы заорал, если б знал, что это поможет. Но как я могу отказать ему в поездке к семье? Завтра мне уезжать в Миннесоту. Уговорить Джейми остаться, а потом запрыгнуть в самолет и на пять дней улететь – разве не бред?
Блядь.
Поэтому я беру себя в руки и делаю то, что должен.
– Береги себя, – шепчу я ему. – Ты для меня дико важен.