Слабакам не место рядом - Арикель 2 стр.


Возня на улице уже перерастала в целую баталию. Ярослав присел на капот, что-то раздраженно перебирая в телефоне, а, может, просто выплескивая лишние эмоции. Его точная копия, раскрыв дверь, вела безуспешные переговоры со своей Парой.

— Не пойду!

— Лисенок, ну, не глупи!

— Нет! Я сюда не рвался! Почему именно Антиповы?

— Вылазь давай, мы это обговаривали уже сотню раз!

— Нет!

Вскинув головы на приближающихся Антиповых и получив кивок в знак согласия, близнецы синхронно, как единый организм, в секунды вытащили из машины и сумку, и небольшой рюкзак, и…

Дин мысленно застонал. Проиграл, стопудово проиграл. Ему даже послышалось, что Судьба где-то заливисто расхохоталась. Кожаная куртка поверх худи, «конский хвост», и темные глазищи, прожигающие в нем дыру.

Быстро проверив наличие всех вещей, даже в куртку заглянули, будто проверяя кобуру, Бернацкие подошли впритык прощаться. Но омега молчал, обиженно поджав губы.

— Скажешь что-нибудь на прощание? — тихо спросил один из братьев. Странно, что при абсолютно одинаковой внешности — если бы не одежда, даже не различишь — они выглядели одинаково подавленными.

— Скажу, — зло выцедил омега, переводя взгляд с одного на другого, — ты иди на хуй! И ты иди на хуй!

Подхватив свою сумку и какой-то металлический чемоданчик, парень повернулся к ним спиной и направился в сторону смущенных таким прощанием Антиповых. Близнецы синхронно покачали головой, но сели в машину, и через минуту свет фар скрылся в темной густоте.

— Лис, — поставив чемодан на землю, представился Константину. Тот пожал руку в ответ, и, усмехаясь своим мыслям, пошел к машине. Ох, напоминал ему омега кое-кого, ох напоминал.

— Лис?

— Дин? — альфа в ответ невольно расцвел в улыбке, запомнил же. Вроде ничего такого, а внутри потеплело.

Омега только закатил глаза:

— Если сейчас хоть слово скажешь, идешь вслед за ними. Где я буду жить?

Не дожидаясь ответа, Лис развернулся и пошел по дорожке. Дин улыбнулся еще раз и подхватил чужие вещи. Он всё-таки сильный пол, обязывает. Легко, шагов в пять нагнав, все-таки не удержался от подколки:

— А Лис — это у нас кто? Елисей? Юлий? Алексей? А может, Элвис?

— Лис — это Лис! — альфу в ответ обдало таким количество огня в глазах, что можно было бы спалить всё вокруг на многие километры, — а Дин — это Динияр? Или динозавр?

— Да, туго тебе придется с таким язычком, — поцокал языком Дин.

— Оставь свои пошлые сентенции при себе.

— Причем тут пошлые сентенции? Я просто даю дружеский совет, что если хочешь жить в поселении, то стоит прекратить хамить людям.

— Ну, так тут же не люди, а оборотни. Я думал, что у вас психика-то покрепче!

— Хочешь посмотреть границы нашей выдержки?

— И заметь, никакой пошлости! — Лис наставительно поднял палец.

На пороге гостевого домика они застыли, впервые за всё время встретившись взглядами. Улыбку Дина стерло как ни бывало. Волк внутри зарычал, ему определённо не нравились такие резкие перемены настроения.

— А не потому ли ты сюда попал, что уже допроверялся, мм?

— Я обращусь к тебе, если мне понадобятся услуги психоаналитика, — в тон отозвался Лис, но опуская глаза в пол.

— Живешь здесь. Если что понадобится, сразу ко мне. Никуда без моего ведома, даже не пытаешься рыпаться. Какие-то вопросы есть?

— Есть, — Лис растянул губы в лукавой улыбке, — когда построение в этой казарме? Да, и питание трехразовое?

— Трехразовое. По понедельникам, средам и пятницам. Клоун.

Дин сходил с ума. За прошедшие три недели ситуация повторялась один в один. Они встречались совершенно случайно, пересекались у кого-то в доме, появлялись в одних и тех же местах, будто вся Вселенная только и делала, что развлекалась их сталкиванием в не таком уж и маленьком поселении. И каждый раз всё шло по неизменному сценарию: парни вежливо улыбались, будто бы не они в прошлый раз обещали убить оппонента в особо жестокой манере, начинали ничего не значащий разговор, а в какой-то момент принимались собачиться так, что даже матерые сапожники могли почерпнуть парочку особо витиеватых пассажей. Ни один, ни другой объяснить этой аномалии не мог, чужих в «процесс» не пускали, наброситься друг на друга больше не пытались. Но ругались каждый день. Со вкусом, с удовольствием, с фантазией. По едкому замечанию Юры, правой руки Дина, многие сексом занимаются менее эмоционально. В общем, воздух между ними был наэлектризован — можно вместо батареек использовать. И тем не менее, почему прекратить этого не могли, неизменно, каким-то звериным чутьем, выискивая друг друга в толпе — оставалось для Дина загадкой.

Антипов регулярно напоминал себе, что Лис являлся Парой другого оборотня; Род регулярно прибегал, вызывая непонятные приступы ревности у волка. Тот бесился и рычал, но сделать ничего не мог. Лис почти мгновенно терял весь боевой настрой и, повиснув на своем альфе, исчезал в доме. А Дин ломал первую попавшуюся вещь, перекидывался бесконтрольно и долго остывал. И сам не мог увидеть хоть какую-то логику в своих поступках.

Но апогеем стала вечеринка у Дина, где в игре Alias «хозяину» решили подсунуть в напарники «гостя». Совместный, «вражеский», коллектив уже через час присудил им безоговорочную победу, потому что ржать уже не было сил — пара Дина и Лиса отгадывала слова за секунды, а потом еще пять минут все могли наблюдать миниатюру: «Кто, блять, так объясняет?!». Столько эмоций невозможно было представить ни у спокойного вожака, ни у очаровательного, умеющего к каждому найти свой подход, омеги. Абсолютно не поддающееся объяснению поведение обоих.

Но еще более странно то, что никогда до этого Дин не чувствовал себя более довольным и радостным. Как будто с появлением Лиса в его жизнь щедро сыпанули красок, запахов, набросали всех специй без разбору, придали остроты всем чувствам. Как будто, помимо души волка, у него появилась еще одна. Это было как выйти на улицу после долгого пребывания взаперти. Как постоянное ощущение ветра в гриве. Как всегда солнечная погода. Он наконец-то жил. И он не променял бы это ни на что. Язвительные комментарии, побелевшие от злости кулаки и темные глаза — разгоняли кровь, будоражили, выводили из равновесия. И лохматые волосы, и лукавый взгляд, и редкий смех — как бы он жил дальше без этого?

Притихшего, сидящего на земле омегу Дин опять нашел интуитивно. Тот сидел прислонившись к дереву и вперив взгляд в небо.

— Задницу не отморозишь? — вот так, завуалировав свое беспокойство, чтобы омега точно не догадался, какие противоречивые чувства рождает.

Лис не откликнулся, только сильнее кутаясь в воротник куртки.

— Лис?

— Дин, во-первых, моя задница — не твоя забота. А во-вторых… давай не сегодня, а?

Просящий, тихий Лисенок был так трогательно беззащитен, что у Дина перехватило дыхание. Сдавило внутри, протащило из самых тщательно скрываемых уголков души нежностью, вытаскивая и заполняя до краев.

— Случилось что? — он осторожно присел рядом, и так же прислонился к дереву.

— Звезды. У меня очень мало времени смотреть на звезды… — Лис не отвечал на вопрос, пребывая где-то глубоко в своих мыслях. Он сглотнул и обхватил себя руками, — сегодня День рождения моего отца.

— Скучаешь?

— Очень, — он издал какой-то непонятный полувсхлип-полувздох, — он умер много лет назад. А я всё еще скучаю по нему.

Они молчали, глядя на абсолютно холодные звезды, где каждый видел свое. Альфа аккуратно сжал ладонь омеги, пытаясь хоть как-то поддержать его. Лис вздрогнул всем телом, но руку не вырвал.

Дин не мог признаться даже самому себе, что волк уже точно знает ответ.

========== Глава 3. ==========

Юру он нашел в маленьком подобии парка, прислонившегося к дереву, и, склонив голову к плечу, за чем-то наблюдающим. Он заметил вожака, прижал палец к губам и поманил к себе. Зрелище открывалось потрясающее: Лис занимался, растягивал суставы для бега. Мышцы напрягались, обрисованные обтягивающими штанами. Он прогибался в спинке, наклонялся, и выглядел так соблазнительно, что у Дина невольно перехватило дыхание. Легкий, гибкий, такого Лиса хотелось прижать к ближайшему дереву и вылизать. Всего. Сделать приятно, так, чтоб до мурашек, до стонов. Дыхание сбилось, а зверь напрягся внутри, желая. Резинка на волосах омеги неожиданно лопнула, и они волной рассыпались по плечам. До жжения на кончиках пальцев захотелось попробовать их на ощупь, на запах, зарыться в них, оттянуть назад, открывая беззащитную шею. Взгляда невозможно оторвать, будто весь мир сейчас усмехался над Дином. Юра рядом завозился и медленно, крадучись как хищник, пошел в сторону своей жертвы.

— Стоять! Совсем с катушек съехал? — Юра дернулся, блеснул желтизной радужек, но ослушаться приказа не посмел, — Он — Пара чужого альфы. И мы его охраняем. Держись подальше.

Последние слова Дин прямо-таки прорычал в лицо, буквально душа в себе желание свернуть ему шею. Одно дело терпеть рядом Пару, совсем другое кого-то из собственной стаи. Юра поморщился, в его взгляде так и сквозило: «А сам-то?», но он промолчал и через минуту исчез.

Дин как во сне подходил к замершему Лису. Со знакомым лукавым прищуром темных глаз, сведенными на груди руками, явно всё слышал.

— Свою задницу не бережешь, так хотя бы побереги нервы моих волков, не провоцируй их.

— Я тут уже почти месяц занимаюсь, и… и пока никто… — привычно начал омега, но замолк, залипая на серьезном выражении лица альфы. Они молчали, вдыхая одно напряжение на двоих. Дин осторожно протянул ладонь, (и когда только расстояние так уменьшилось?) и невесомо, кончиками дрожащих пальцев, прочертил дорожку по скуле и приподнял подбородок, лишая парня возможности отвести взгляд.

— Дин?

— Лис…

— Я тебя услышал. Я понял…

Дин завороженно кивнул, пробегаясь взглядом по тонким чертами, и не смея опустить руку. Лаская теплой волной взгляда, по вискам к уголочку глаза, по щеке к скуле и губам. Его примагничивало, не отпускало. Легкое касание пальца к неожиданно приоткрывшимся губам и тоненький вздох омеги. Казалось, что в груди уже бьется не свое сердце, так близко. Лис вздрогнул, потерянно и обреченно закрывая глаза, будто обрубая в себе что-то.

Гневная буря в душе поднялась мгновенно, и, что особенно неприятно, привычно. Дин ненавидел его всем сердцем.

— Нет, ты меня не понял, — ладонь на подбородке сжалась сильнее, — Я проклял тот день, когда согласился за тобой присматривать. Ты — худший расклад, который мог произойти. Лучше бы ты никогда не появлялся на моей дороге. Лучше бы ты вообще никогда не рождался! — слова лились, возникая откуда-то изнутри, из темноты, и Дин не успевал даже осмысливать сказанное.

— Лис! — голос вырвал из реальности неожиданно, будто кокон разрезали. Лис содрогнулся, одними губами прошептал: «Родик!» и, поднырнув под рукой у Дина, побежал к нему, впился, обхватил руками и ногами, всхлипывая, уткнулся носом в шею. Родослав подхватил, погладил растрепанную макушку, обжег другого альфу злобным взглядом и понес свое чудо в дом. А Дин примерз к земле, не в силах даже вдохнуть, не способный даже обернуться. Почему, почему он это делает? Как можно так любить и ненавидеть? Почему из всех людей на земле его так влечет именно этот? Дин был готов язык себе отгрызть за оброненные слова.

Обращение в первый раз было болезненным. Одежда клочками слетала с черной шерсти. Он бежал не разбирая дороги, куда? От омеги подальше. От самого себя. Но душа волка выла и тянула обратно. К нему, к нему, к нему. Упасть на колени, просить прощения, тонуть в бездне глаз, целовать тонкие запястья, вдыхать его, потому что без этого никак, без этого он неживой.

Сумасшествие затапливало. Где этот пресловутый выход, который всегда есть в любой ситуации? Быть волком проще, он точно уверен, что ему не нужен никто иной. И все равно, что чужой. И плевать на нерациональную ненависть. Любовь и ненависть — суть одного и того же, правда? Как можно запретить себе быть с ним рядом?

Казалось, что в груди всё забетонировали, оставив пустоту только для дыхания. Стая чувствовала, металась, не могла сосредоточиться. Дин старался не бывать дома, отводил стаю как можно дальше, чтобы лишний раз не видеть темные глаза Лиса. Он бы и в охрану ему кого-то другого поставил. Если бы мог, если бы сердце переставало разрывать.

Тренировки были безжалостными. В ту ночь они ушли неимоверно далеко. И именно поэтому нападение чужаков на поселение вожак скорее почувствовал, уловил на каком-то бессознательном уровне. Дин никогда в жизни так не мчался; слишком далеко, чтобы как-то помешать. Но не успел всего на секунду.

Память не сохранила эту ночь полностью, всё запомнилось только фрагментарными кусочками. Вой чужих волков и оглушительные звуки выстрелов. Красные лужи и брызги на стенах комнаты. Запах смерти от неподвижного оборотня с дырой в голове. Пистолет, как в рапидной съёмке выбитый из рук омеги и отлетающий к выломанному окну. Второй альфа, сжимающий шею вырывающегося Лиса. Звук капающей крови. Клочки волчьей шерсти и сломанная мебель. Мягкий, чмокающий звук погружения когтей в живот омеги. Удивленный взгляд, будто не способный поверить, что такое может произойти. Довольный оскал чужака. Неловкое, медленное падение. Темные волосы на контрасте со светлым полом. Акварельные потеки на одежде от раны. И хруст позвонков сворачиваемой шеи второго оборотня в руках самого Дина…

Дин не успел. Но убил бы и второй раз, если бы это могло помочь. Скуля и умирая от страха, он подполз к тяжело дышащему Лису.

— Дин…

— Лис? Лисенок!

— Прости… меня…

— Даже не смей умирать!

— Я… подумаю… — он неловко протянул руку, желая коснуться лица, будто прощаясь. Дин поймал её и уткнулся носом в запястье, нежное, пахнущее порохом, кровью и чем-то неизведанным, горько-сладким, у самых вен. Самый лучший запах на свете. Запах Пары. Дин неверяще распахнул глаза, вглядываясь в неподвижное бледное лицо, вдыхая еще раз, и еще, и еще. Этого же… не может быть!

Он не помнил, как влетевший в дом Юра тормошил за плечо и почти насильно тащил в машину, не помнил, как они добрались до ближайшей больницы, не помнил лица доктора, лепетавшего о большой кровопотере, не помнил, как грязная одежда Лиса сменилась больничной робой, не помнил, как его везли в палату и суетились медбратья, не помнил, как орал на кого-то про «первую положительную», не помнил канюлей в собственных венах. Осталось только чувство холодного, липкого страха, непоправимости, необходимости спасти любой ценой. И ужасный звук кардиомонитора в ушах.

Сознание мутилось, и, как в детском калейдоскопе, разбегалось картинками последних недель. Оглушенный событиями и чувствами Дин не был способен реагировать на что-либо еще. Любовь, страх, гнев, нежность, беспомощность, страсть, надежда — перемешались, навалились, перекореживая всё внутри, мешая вдохнуть. В себя он вернулся очень резко: моргнул — и очнулся от сверлящих взглядов близнецов Бернацких. И выражение их лиц было чересчур знакомым, чтобы списать на простое совпадение: Лис выглядел точно так же, когда злился. И почему раньше это не бросалось в глаза? Теперь, зная, что Родослав ему не соперник, их внешнее сходство — манеры, запахи — стало очевидным. Дин тряхнул головой и огляделся: коридор между палатами. Точно, он же сам настоял, чтобы как можно быстрее сказали о состоянии его… его омеги.

Альфа вдохнул ртом, мужественно готовясь к неизбежной расплате; у близнецов причин сердиться — выше крыши. Братья еще какое-то время молчали, будто пытаясь взглядом найти все ответы, а потом заговорили, одновременно и в такой знакомой манере, не дожидаясь ответов:

— Только не говори, что он не выжил…

— Только не говори, что ты был донором…

— Только не говори, что не было другого выхода…

— Только не говори, что образовалась Связь…

— Только не го…

— Да бесполезно, Яр! И так видно, что он понимает, что наделал, — Род, нервно потряс головой. — Я пойду, отнесу его медкарту, вдруг поможет как-то.

За ним вышел и притихший Юра, всё это время не отрывавший обеспокоенного взгляда от своего вожака и близнецов.

Дин молчал, прислонившись к окну, и молча провожая альф. Сказанное даже не ругань: просто любые их слова имеют налет бесполезности. Да, он навеки приковал себя к омеге, на которого не имел никакого права. И сделал бы это столько раз, сколько потребуется. Потому что это ОН, потому что именно без него жизнь вообще не имеет смысла. И что-то внутри сжималось, вопя, что перед ним сейчас стоит не тот человек, которому надо объяснять раздираемые его чувства.

Ярослав подошел к угрюмому, вымотанному ожиданием Дину, молча вытащил из бумажника и положил на подоконник потертую фотографию. Счастливая семья: улыбчивый омега обнимает радостных старших мальчишек, статный альфа-отец с такими же, как у Лиса, темными глазами, и на коленях — маленький Лисенок. Совершенно счастливый, непохожий ни на одну из своих копий во всех мирах, маленькое солнышко, которого почти не осталось в теперешнем несчастном Лисе.

Назад Дальше