— …за убийцами, — закончила фразу Черити, и уже не только Логан, но и я вздрогнула.
— Но Логан — не убийца, — я постаралась говорить твердо, убеждая себя, что Черити — всего лишь болтушка, и она знать не знает о моем прошлом.
— Убийца, — легко ответила девочка и почесала мочку уха, сразу же превратившись в милую куколку, как и соответствовало ее возрасту. — Его обязательно сожрут тролли, потому что он убил мою маму.
После этих слов Логан вывернулся из-под моей руки и рухнул лицом в подушку, зажимая уши. Черити смотрела на него безо всякого выражения, но что-то мне подсказывало, что она была довольна тем, какое впечатление произвели её слова.
— Не надо обвинять его, — я растерялась, потому что это было ужасно — наблюдать такую злобность, такую мстительность в хорошенькой маленькой девочку.
Да ещё злость к кому — к собственному брату!
— Логан ни в чем не виноват, — произнесла я, стараясь казаться спокойной. — На всё — воля небес. А тебе, Черити, лучше вернуться в свою комнату. Ты в одной рубашке, можешь простудиться.
— А тебе пора готовить ужин, Лилибет, — скорчила она рожицу. — Только я всё равно не стану есть эту гадость. И никто не станет. И тебя выгонят отсюда, — она помолчала и добавила: — Так Ванесса сказала.
— Ты права, мне пора заняться ужином, — я погладила Логана по голове. — Вечером снова зайду проведать тебя, малыш. Не грусти и не бойся. Чердачные тролли тебя не тронут, обещаю.
Жалкие слова утешения, но я не знала, как ещё приободрить малыша. Мне казалось, что лучшим лекарством от детской грусти могут быть только игрушки и сладости. Но ни того, ни другого у меня не было, а вечером всех ждала гороховая похлебка и…
Гороховая похлебка. Её никогда не подавали в доме графа Слейтера. Горох — пища для бедняков и работяг. Еда, недостаточно утонченная для аристократов. А вот моя мама часто готовила гороховый суп. И гороховую кашу. И когда нам хотелось сладкого…
— Идём, Черити, — сказала я, поднимаясь. — Если ты уже выздоровела, то надень платье и прибери волосы.
— Я больна, — она презрительно скривила губы.
— Тогда тебе лучше лечь в постель. Иначе госпожа Бонита подумает, что ты пыталась её обмануть.
Упоминание о строгой тёте подействовало, и Черити исчезла, будто её ветром сдуло.
— До вечера, Логан, — сказала я и с тяжелым сердцем покинула тёмный и промозглый чердак.
В кухне я подкинула в очаг дров и застыла, глядя в огонь. Какой-то неправильный дом. Дети здесь не похожи на детей, тётушка, которой полагается баловать малышей, больше напоминает надсмотрщика, а отец… Отец — преступник. И рискует не только своим состоянием, но и благополучием семьи. И всё ради чего? Ради собственного удовольствия. Чтобы пощекотать нервишки. Заплатил триста солидов за контрабандный товар… Лучше бы купил жирной рыбы и постных сладостей детям. И шёлковые юбочки дочерям. Но ведь это — совсем не моё дело…
Я перемыла посуду, оставшуюся от обеда, пообедала сама, поджарив на огне пару ломтиков хлеба и заварив чай из запасов Джоджо. Теперь мечтой казались даже перловая каша со «Звезды морей» и пудинг из трактира мамаши Пуляр.
Накинув пальто, я взяла ведро с грязной водой и отправилась на задний двор, чтобы вылить её. Снег всё падал, и теперь город походил на сказочную зимнюю деревню с картинки, только море по-прежнему грозно билось в берег, слизывая со скал белые полоски снега — как сладкоежка рассыпанную сахарную пудру.
Когда я шла обратно с пустым ведром, что-то тяжелое и мягкое свалилось мне прямо на голову, сбив чепец. Что-то тяжелое, мягкое и… мурчащее. Острые коготочки царапали по воротнику пальто, и я засмеялась, схватив в охапку мою старую знакомицу — рыжую кошку.
— Ты меня преследуешь? А вот зря, — сказала я ей, щёлкнув по розовому лоснящемуся носику. — Если я позаботилась о тебе один раз, это не значит, что хочу становиться твоей хозяйкой. И что теперь прикажешь с тобой делать?
Естественно, она мне не ответила, зато заскребла лапками, пытаясь залезть ко мне за пазуху.
Кошка была вся в снегу, и подвеска на ошейнике сбилась в сторону.
— Попалась собакам? — догадалась я, поправляя на ней ошейник. — А кто тебя просил убегать от хозяев?
Кошка замяукала тоненько и жалобно, но я всё равно усадила её в снег.
— Принесу тебе поесть, — сказала я, будто она могла меня понять, — но в дом не пущу, даже не просись. Я и так там на птичьих правах, а если ещё приведу тебя…
Всё-таки рыжая-бесстыжая попыталась проскользнуть в двери следом за мной, но я не позволила и оставила её на крыльце. На мой взгляд, кошка в доме никому бы не помешала, но вряд ли строгая тётушка Бонита одобрила бы её появление.
Из угощения я могла предложить только рыбный хвостик и кусочек хлеба, но когда вышла на крыльцо, кошки уже не было.
Может, мне надо было сразу впустить её? Обогрелась бы, и никто не заметил…
Но что сделано — то сделано. Я вернулась в кухню и застыла на пороге, потому что первое, что увидела — была рыжая кошка, преспокойно лежавшая у очага и вылизывавшая лапку.
— Ты как сюда пролезла?! — поразилась я и на всякий случай оглянулась — не стоят ли в коридоре Черити или близнецы, а то и строгая госпожа Бонита. — Ты… — я подошла к кошке, но она подняла на меня мордочку с самым невозмутимым видом, — Ты — проныра, вот ты кто!
Я положила перед кошкой хлеб и хвостик, но она даже носом не повела.
— Ещё и лакомка! Тогда ничего не получишь, — поругала я её, но потом смягчилась. — Ладно, оставайся. Но если Джоджо или госпожа Бонита тебя прогонят…
Налив в котелок воды, я повесила его над огнем и достала миску с квашеной капустой, а потом открыла бутылку с постным маслом. По всей кухне тут же пошел кислый, резкий запах.
Кошка зашипела, вскочила и чихнула.
— Даже ты нос воротишь, — сказала я ей со вздохом, заправляя капусту маслом. — Что же говорить об этих бедных детях?
Кошка ещё раз чихнула и начала точить когти о мешок с орехами, поглядывая на меня так хитро, словно предлагала стать участником бунта на корабле… то есть в доме де Синдов.
— Не подбивай меня на самовольство, — погрозила я ей пальцем. — Мне сказали приготовить гороховый суп, и я намерена его приготовить.
Кошка фыркнула, как будто усмехнулась, а я опять замерла, уставившись на мешок, полный орехов.
Конечно же я не думала, что она понимает меня, и разговаривала совсем не с кошкой, а с собой… Но что-то подталкивало… что-то заставляло бросить вызов всем этим правильным постникам, которые в своем религиозном рвении готовы были уморить детей голодом… И вряд ли я бы осмелилась на это, если бы рядом не оказалась рыжая кошка…
— Ладно, уговорила, — сказала я решительно и завязала фартук покрепче. — Устроим им настоящий постный ужин.
Глава 5
Когда Джоджо ворвалась в кухню, кошка была благополучно спрятана в моей комнате, а я с удовольствием ужинала. Передо мной стояли тарелка с супом, чашечка гороховой каши и несколько меренг на блюдце.
— Вы что тут устроили?! — произнесла служанка свистящим шепотом. — Госпожа Бонита в ярости! Она вас убить готова!
— Убьет? — поинтересовалась я, отправляя в рот ещё одну ложку супа.
— Немедленно идите к ней, она вас требует, — голос Джоджо дрожал, но непонятно от чего — от страха или от негодования.
— Отправляюсь немедленно, — заверила я её, поднимаясь из-за стола. — Кстати, ваша порция — вот здесь. Я поставила суп и кашу на угли, чтобы были теплыми, когда вернётесь, а меренги положила на…
— Вы — сумасшедшая! — Джоджо схватилась за голову, сминая чепец. — Какие меренги?! Сейчас пост!
— Всё будет хорошо, — заверила я её и отправилась наверх, в комнату хозяйки.
Джоджо поплелась следом за мной, что-то бормоча себе под нос. Она удручённо качала головой и время от времени всплёскивала руками. В отличие от служанки, я не чувствовала никакого беспокойства. Я была права. И намеревалась доказать свою правоту.
— Разрешите войти, госпожа де Синд? — спросила я, постучав в дверь и чуть приоткрыв её.
— Входите! — послышался из комнаты тонкий и злой голос хозяйки.
Я вошла, спокойно встретив взгляд госпожи Бониты, сидевшей в своем кресле, с книгой на коленях. Судя по всему, даму переполнял гнев, и она тотчас излила его на мою голову.
— Как вы посмели, дерзкая девчонка!.. — начала она, глотая от волнения слова. — Вы… соблазнительница! Растлительница!.. Вы точно из монастыря? Я бы назвала вас исчадьем ада! Грешницей!.. Блудницей вавилонской!..
Переждав, пока поток её красноречия немного иссякнет, я спросила — тихо и с уважением, как и полагается прислуге:
— Прошу прощения, госпожа де Синд, но я вас не понимаю. В чём моя вина?
Дама задохнулась и схватилась за сердце.
— И вы… ещё… спрашиваете?!. — выдавила она, в конце концов. — Чем вы накормили сегодня моих племянников, негодяйка? Сейчас пост, а вы… вы скормили им скоромные блюда!..
— Прошу прощения, — возразила я, повышая голос, потому что дама пустилась перечислять новые метафоры, описывающие мою греховность, — но все блюда, которые были поданы сегодня вечером — постные.
— Что?! — взвизгнула госпожа Бонита.
Краем глаза я заметила, как в комнату заглянула Джоджо, но сразу же исчезла — быстро и бесшумно, словно призрак.
— Все блюда были постными, — повторила я, сделав в сторону хозяйки полупоклон. — Рождественский пост — он не строгий, поэтому рыба разрешается.
— Рыба! — она уже знакомым мне жестом захлопнула книгу. — Потрудитесь объяснить, с каких пор молоко и яйца стали разрешены даже в нестрогий пост?!
— Там не было ни молока, ни яиц.
— Вы намекаете, что я сошла с ума?!
— Никоим образом, госпожа, — я улыбнулась ей, и эта улыбка окончательно добила хозяйку, заставив потерять дар речи. Воспользовавшись этим, я продолжала: — Если вас смущает рыбный суп, то я не добавляла туда молока. Вернее, не добавляла коровьего молока, а только ореховое. Меренги сделаны из гороховой воды, и для них так же не использовались животные продукты. Прошу прощения, госпожа, но я не нашла в вашей кухне ни молока, ни яиц, ни…
— Полагаю, вопрос по ужину исчерпан? — услышала я знакомый рокочущий голос, который звучал сейчас холодно и недовольно.
От неожиданности я ахнула, потому что не знала, что в полутемной комнате, пропахшей рыбьим жиром, находится ещё кто-то кроме нас.
Но… находился. И я сразу поняла — кто именно. Господин Тодеу де Синд. Аристократ, контрабандист и лев в одном лице.
Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и наблюдал за нами — за мной и за своей сестрой.
Я настолько не ожидала увидеть хозяина дома, что растерялась и замолчала, а госпожа Бонита, наоборот, обрела голос.
— Никогда не слышала такого бреда, — заявила она сердито. — Как меренги могут быть приготовлены…
— Как она могла приготовить меренги из яиц, если их не было? — господин Тодеу говорил негромко, но его рокочущий голос, казалось, заполнял всю комнату до самого потолка. — Яиц и молока не было в вашем списке, дорогая Бонита.
— Меренги вполне можно приготовить из гороховой воды, — сказала я, немного придя в себя. — Вы просто взбиваете её, добавляете сахар и… и выпекаете, как обычно.
«Дорогая» Бонита поняла, что эту битву она проиграла, но сдаваться не собиралась.
— Хорошо, пусть вы соблюли все правила, — согласилась она, — но кто позволил вам вносить изменения в меню? Такая расточительность…
— Прошу прощения, — я уже полностью оправилась и снова готова была выступить собственным адвокатом, — но если посчитать сумму, то суп из рыбных хвостов и орехового молока обошелся дешевле, чем похлебка из гороха или рагу из овощей. В начале зимы овощи начинают дорожать, а рыба — она всегда доступна. Тем более, использовались самые дешевые её части — хвосты и головы. В целом, за этот вечер я сэкономила для вас около двух серебряных монет. Могу посчитать точнее, если это так важно, госпожа, — я спохватилась и добавила, сделав книксен в сторону хозяина дома: — господин…
— Вы ещё и считать умеете, милочка? — осведомилась госпожа Бонита с оскорбительным высокомерием.
— Немного, — ответила я сдержанно. — Этому меня обучили в монастыре. Читать я тоже могу.
— И всё равно я вами недовольна, — упрямилась хозяйка. — Сейчас пост, и надо быть особенно скромным в еде, а вы устроили сегодня настоящую оргию! Мне сообщили, что дети съели всё! Объедаться — тоже грех.
— Я готовила в обычном котле, госпожа, — сказала я, чувствуя, как взгляд Тодеу де Синда скользит по моему лицу — медленно, ощущаясь почти физически, и это заставляло нервничать, хотя я и пыталась сохранять самообладание. — Было приготовлено не больше, чем обычно, смею заметить. Простите ещё раз, но мне не понятно, зачем кормить детей пищей, которая им не нравится. Приятная душе пища позволит нам быть здоровыми и радостными в предвкушении Рождества.
— Пост — это не веселье, — наставительно сказала госпожа Бонита. — Пост — это покаяние.
— Но не уныние, — возразила я, бросив взгляд искоса на господина де Синда, который словно бы устранился от женского разговора, но смотрел очень внимательно. — Поститься можно и нужно, но только не с трудом, а с удовольствием. Потому что, очищая душу через воздержание тела, мы не умерщвляем ее, а возрождаем для светлого праздника. Что может быть радостнее?
— Говорите-то вы красиво! — взорвалась госпожа Бонита, окончательно потеряв терпение. Она прихлопнула книгой по столешнице и энергично ударила ладонью по подлокотнику кресла. — Вы нам не подходите, Лилибет. Так и передайте матери настоятельнице.
Я собиралась возразить, но тут заговорил де Синд.
— Довольно, Бонита, — сказал он, и мы замолчали, уставившись на него в ожидании окончательно вердикта.
Хозяин дома сделал шаг вперёд, очутившись в кругу света, и заложил руки за спину с таким же упрямым видом, как и Черити.
— Прислугу в этот дом я набираю сам, — сказал он, обращаясь к сестре, и та сразу сникла. — А вы… барышня Элизабет Белл, — он сделал паузу, прежде чем назвать меня по имени, — отправляйтесь в свою комнату и подождите немного. Я только что приехал и хочу поговорить с родными без посторонних.
Только что приехал… Что ж, у главы дома были свои причины лгать насчет своего отсутствия, это я понимала. Но зачем прогонять меня, когда решается моя судьба — остаться или уехать?
Тем не менее, я с достоинством поклонилась и ушла, тут же за порогом столкнувшись с Джоджо, которая виновато отвела глаза.
— Буду в своей комнате, — сказала я.
— Тодо, ты должен… — донеслось из комнаты, но я не стала слушать, что там станет требовать госпожа Бонита.
И так ясно, что она мечтала избавиться от меня. Хотя не ясно — почему. Неужели ей так хотелось, чтобы родные племянники ложились спать полуголодными?
Почти бегом спустившись по ступеням, я села на кровать в своей спальне, раздумывая — надо ли мне прямо сейчас собирать дорожный чемоданчик. Рыжая кошка, которую я до поры спрятала в комнате, выбралась из-под кровати и запросилась ко мне на руки. Я посадила ее на колени и погладила.
— Наверное, нас с тобой вышвырнут сегодня же, — сказала я кошке, — но нашей вины в этом не будет. Мы сделали то, что должны были сделать. По крайней мере, эти несчастные дети поели вдосталь.
Я замолчала, потому что Ванессу и Эйбела трудно было назвать «несчастными детьми». Да и Черити не вызывала у меня умиления. Зато Логан уплетал ужин с такой скоростью, что я то и дело просила его не торопиться, потому что боялась, что он подавится.
Прошло минут двадцать, когда кошка вдруг заволновалась, спрыгнула с моих колен и грациозной трусцой убежала за сундук.
— Эй, выходи немедленно, — приказала я. — Давай свожу тебя на улицу…
Я уже собиралась отодвинуть сундук, чтобы вытащить кошку, но тут появилась Джоджо и передала, что меня ждут в кабинете господина де Синда.