Мери Каммингс
Леди Удача
ВСТУПЛЕНИЕ
Это было время, когда люди еще не знали ни интернета, ни сотовых телефонов, зато рукоплескали космонавтам и верили, что вот-вот, совсем скоро, нога человека ступит на Марс, а там и на Венеру. В одной из мировых держав до сих пор оплакивали убитого пулей снайпера красавца-президента и сочувствовали утонченной красавице — бывшей Первой Леди, зато в другой мировой державе мало кто переживал из-за того, что лысого толстяка, похожего на надувного человечка, внезапно сменил на посту Председателя толстяк бровастый.
Это было время, когда война во Вьетнаме еще не стала темой первых страниц газет, зато в них охотно рассуждали о сексуальной революции (в глубинке эти слова произносили стыдливым полушепотом), о длине женских юбок и о борьбе с мировым злом — холестерином.
Были ли тогда люди умнее нас или глупее, наивнее или искушеннее? Возможно, с "высоты" нашего времени какие-то их взгляды и убеждения могут показаться устаревшими, даже забавными. Но так же, как и мы, они любили и ненавидели, встречались и расходились, надеялись на счастье и верили в будущее.
Словом, встречайте — перед вами шестидесятые годы.
ПРОЛОГ
Иногда бывает, что случайная встреча, случайный поступок, какое-то походя брошенное слово изменяют и направляют жизнь человека на многие месяцы, а то и годы вперед.
И если бы только его одного…
Входя в ресторан, он был уже на взводе. Нет, не из-за этой, вполне прилично на первый взгляд выглядевшей траттории — из-за Вероники. Из-за Вероники, которая перед самым его уходом капризным тоном заявила, что если уж он идет в рестран, то мог бы и ее взять с собой. Она что — не соображает, что он идет туда по работе? Дальше — хуже: оказывается, на следующей неделе приезжает ее родители (что им дома не сидится?), и жаждут с ним познакомиться. И она уже заказала столик на четверых в "Барбетте". А ведь любой дурак знает, что знакомство с родителями девушки, тем более совместный с ними ужин — первый шаг к законному браку.
За столик его посадили за приличный — так что и весь зал виден, и в окно посмотреть можно; быстро принесли хлебные палочки (фу, как неоригинально) и винную карту.
Пахло в ресторане свежестью с легким оттенком свежеиспеченного хлеба, белоснежные крахмальные скатерти радовали глаз да и вообще интерьер был неплохой — фрески на стенах в средневековом стиле, стильные хрустальные люстры и тяжелые занавеси из гобеленовой ткани с золотой нитью, отделяющие зал от гардероба и кухни.
Что ж — это им в плюс.
А как здесь обстоит дело с туалетом? Как выяснилось — вполне сносно, если бы не навязчивый запах лавандовой отдушки, можно было бы и высший балл поставить.
Несчастье произошло, когда он уже возвращался к своему столику — почти умиротворенный и почти забывший про капризы и происки Вероники: некая косрукая дура, нагруженная подносом с закусками, ни с того ни с сего покачнулась и… рухнула прямо на него. Увернуться он не успел — точнее, успел бы, если бы инстинктивно не подхватил падающую девицу. Через несколько секунд та вновь обрела равновесие, но к этому времени его костюм был изляпан соусом и жиром, досталось даже ботинкам.
— Ты что… Ты что — пьяная? — заорал он, в тот момент еще не осознавая всех масштабов катастрофы.
— Простите… я… сейчас… извините… — нелепо замямлила официантка и, внезапно схватив с ближайшего столика перечницу, от души взмахнула ею.
Кажется, он завизжал — а кто бы, интересно, удержался от крика, когда и в глаза и в нос попадает перец? — схватился за лицо, услышал вопль подоспевшего метродотеля: — Ты что творишь, дура? — и рыдания девицы: — Я… пятна… со-оль…
Снова способность видеть он обрел минут через двадцать. Глаза, бесконечное количество раз промытые под струей теплой воды, уже могли сквозь боль и слезы различить очертания окружающего. А именно кабинета управляющего (где же он сам, почему до сих пор не приехал?), метрдотеля, парочки официантов, один из которых весьма кстати подсунул ему бокал коньяка, и врача, тощего и очкастого старикашки.
Последний, посветив ему в глаза каким-то зеркальцем, заявил:
— Пока что я не рекомендую вам вести машину, но через пару часов все будет в порядке.
— Вот видите, как хорошо, сэр, — обрадовался метрдотель. — А насчет машины не беспокойтесь — мы сейчас вызовем такси. Разумеется, за наш счет. Чарли, позвони.
— Такси, да? — Гневный возглас подпортил оглушительный чих и снова брызнувшие из глаз слезы. — А все остальное? Все остальное, я вас спрашиваю? Мои туфли, моя одежда? Вы посмотрите, во что эта дура косорукая их превратила.
— Виновница этого… хм… прискорбного происшествия уже уволена. Я же, со своей стороны, могу предложить вам в порядке компенсации ужин за счет заведения.
— Ужин? — Если туфли еще кое-как удастся очистить, то костюму — светло-серому, из чистой английской шерсти — уже никакая химчистка не поможет, — Да вы понимаете, сколько стоит мой костюм?
— Такси подъехало, — сунулся в дверь официант.
Домой он еле доехал — глаза немилосердно жгло, и хотелось как можно скорее их снова промыть, а потом сделать на них чайные примочки.
Компенсацию за испорченный костюм он так и не получил. Метрдотель упорно твердил, что об этом надо говорить с управляющим, а тот уехал на свадьбу дочери и вернется дня через три. Наверняка врет.
Ну ничего — он им еще отплатит. Такой отзыв об этой, с позволения сказать, траттории — на деле же дешевой забегаловки с косорукими пьянчужками, маскирующимися под официанток, и мошенником-метрдотелем — напишет, что ни один приличный человек к ней и близко не подойдет.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В тот миг, когда какая-то сила внезапно рванула ее в сторону и сквозь шум машин послышался короткий треск, Лорен поняла, что случилась беда. Поняла, но еще не верила, что все до такой степени плохо, пока не попыталась шагнуть — нога подалась, и она чуть не рухнула обратно под колеса.
— Ты что делаешь, дурища? — Жесткие руки грубо и больно вцепились ей в плечо, удерживая на месте. — Жить надоело?
Лорен взглянула вниз, согнула ногу, чтобы лучше видеть — на ее серой туфельке не было каблука. Его просто НЕ БЫЛО.
— А о мужике ты подумала? — не унимался ее "спаситель", лохматый и бородатый, как Робинзон.
О каком еще мужике?.. Кажется, она задала этот вопрос вслух, потому что бородач незамедлительно откликнулся:
— О водителе. О водителе фуры, под которую ты упорно лезла…
При чем тут это, когда без каблука ей даже до вокзала не добраться… До Лорен наконец дошел масштаб катастрофы и, извернувшись, она схватила "спасителя" за грудки.
— Ты мне каблук сломал, — это был истинный вопль души.
— Ну и что?
— Ну и что? Ну и что, да? Что мне теперь делать?
— Наверное, поехать домой и переобуться, — с ухмылкой пожал он плечами.
— Домой? — Слезы застили глаза. — Домо-ой? — Она сама не ожидала, что ударит его, но ударила. — Домой? — Замахнулась снова — он перехватил ее руку, и Лорен выкрикнула прямо в ненавистное бородатое лицо: — Нет у меня дома, понимаешь, нету.
— Ты что — совсем ненормальная? — Одной рукой мужчина продолжал удерживать ее руку, другой — потер скулу, по которой пришелся удар. — Я же тебя из-под колес вытащил.
— А зачем? — всхлипнула она. — Сейчас бы все уже кончилось… — Вырвала у него руку, отошла к фонарному столбу и ухватилась за него — кружилась голова и к горлу подступала тошнота.
— Эй, так ты что, — бородач потряс ее за плечо, — это нарочно, что ли?
— Нет.
Нет, не нарочно. Просто до ближайшего светофора было ярдов триста, а ей хотелось как можно быстрее добраться до кафешки на противоположной стороне улицы. Взять там чашку чая — оставшихся двух десятицентовиков на нее с лихвой хватит, всыпать побольше сахара — он прямо на столиках стоит. И выпить, выпить — не торопясь, мелкими глоточками.
Больше ни о чем Лорен думать в тот момент не могла — уж очень сосало под ложечкой, вот и решила перебежать дорогу. И под фуру эту она вовсе не нарочно сунулась — просто не заметила ее из-за припаркованного мини-вэна. Но объяснять это все случайному прохожему — зачем? Да и потом, он, кажется, уже ушел.
Как выяснилось, нет, не ушел — не прошло и минуты, как он снова потряс ее за плечо:
— Эй, смотри.
К этому времени Лорен уже твердо решила доковылять до моста и броситься с него в воду, представила себе, как будет лежать в гробу — почему-то в розовом платье с пышным, выбивающимся наружу капроновым подолом — поэтому обернулась нехотя:
— Ну чего тебе?
— Вот, — Перед носом оказалось нечто, в чем она опознала собственный каблук. — Я его там, — бородач кивнул на шоссе, — нашел.
— Ну, и что я с ним буду делать? — тоскливо отозвалась Лорен.
— Э-ээ… приклеишь? — предложил он.
— Я не умею, — (И где клей взять — такой, чтобы через пару минут все к черту не отвалилось?)
Мужчина настырно стоял рядом — похоже, о чем-то размышлял, аж лоб наморщил, наконец выдал:
— Ладно, пошли ко мне — я тебе его приклею.
— Нет, — Лорен аж шарахнулась, забыв про отсутствие каблука, и наверняка бы упала, если бы не все тот же бородач, ухвативший ее за локоть.
— Ну что ты все дергаешься?
— Я с тобой никуда не пойду. Я не… какая-нибудь…
Ей не раз уже это предлагали, порой весьма настойчиво — но до такой степени она еще не опустилась.
— Все ясно — ты не из тех девушек, которые ходят в гости к посторонним мужчинам, и бла-бла-бла… и не трать, пожалуйста, время на пустые разговоры — я тебя не в дом к себе приглашаю, а на автостоянку, — кивнул он на видневшееся в квартале от них круглое многоэтажное здание со стеклянной крышей, похожей на раскрытый зонтик. — У меня там, в машине, и клей, и кое-какой инструмент найдется.
Автомобиль у него был шикарный — по-другому не скажешь: черный, блестящий, с хромированным бампером и окантовкой капота. А дли-инный, — чуть ли не со школьный автобус.
— "Империал", — Мужчина по-хозяйски похлопал по капоту. — Нравится?
— Да, очень, — покивала Лорен. Машина и впрямь была роскошная, только вот сам он — лохматый, в потертых джинсах и выцветшей фланелевой рубашке — смотрелся рядом с ней несколько странно.
— Проходи, присаживайся. — Открыл дверь машины — оттуда выскочила белая с пятнами собачонка и, бешено виляя хвостом, запрыгала вокруг него. — Ну хватит, хватит, — Он нагнулся, собачка лизнула его в заросшую бородой щеку и, сочтя, что достаточно поздоровалась, поскакала по стоянке.
— Садись, — мужчина сделал такой жест, будто приглашал ее в гостиную. — Сейчас посмотрим, что можно сделать с твоей туфелькой… — иронически осклабился, — Золушка ты наша.
Лорен с наслаждением опустилась на велюровое сидение — до стоянки она еле доковыляла, правой ногой опираясь лишь на пальцы, и теперь стопа ныла и гудела. Сняла туфлю, отдала ему.
— А ты не боишься, что она под машину попадет?
— Кто — Чалмер? — Кивнул на собачонку, футах в шести от них обнюхивавшую колесо потрепанного "Понтиака". — Нет, он парень сообразительный, чуть что — обратно прибежит.
Отошел к багажнику, полязгал там чем-то и вернулся с большим фанерным ящиком в руках. Лорен с надеждой воззрилась на него:
— Ну что — удастся что-нибудь сделать?
— А? Да, конечно. Сейчас приклею, только лучше для надежности еще шурупми прихватить.
Поставил ящик на землю, снова отошел и вернулся с низенькой скамечкой и инструментами — Лорен с ходу опознала молоток и отвертку, а вот для чего нужны маленькая лопаточка и треугольный ржавый стержень с острым концом, оставалось загадкой. Что поделаешь, у них в Глен-Фоллс женщинам не принято было интересоваться мужскими причиндалами — даже то, что она сама умела прочистить засорившуюся раковину, считалось "не комильфо" и вызывало удивление подруг: а муж-то на что?
Бородач, который, присев на скамеечку, ковырял и тер тем самым стержнем ее многострадальный каблук, спросил внезапно:
— Кофе хочешь?
Что? Кофе? Он правда предлагает ей кофе?
— Да, — Лорен постаралась, чтобы в голосе прозвучало не чересчур много энтузиазма.
— Тогда возьми на заднем сидении термос и налей себе и мне… я из-за тебя сегодня позавтракать не успел.
Плюнув на слышанные не раз страшные истории про мужчин, которые опаивают несчастных девушек снотворным и творят с ними всякие непотребства (но он же тоже будет это пить), она потянулась на заднее сидение. Термос нашелся сразу — большой и почти полный, чувствовалось, как под руками переплескивается содержимое.
— Вот сюда, на стол ставь, — приказал мужчина и сдвинул инструменты на край ящика. — И глянь в бардачке — там вроде чашка есть.
Господи, как пах этот кофе — аж голова закружилась. Она налила бородачу в крышку от термоса, себе — в найденную в бардачке пластиковую чашку; нетерпеливо сделала первый глоток, обожгла язык, но все равно это было прекрасно.
— Ничего, что сладкий? — спросил мужчина. — Пошарь под сидением — там должен быть бумажный пакет.
Внутри пакета оказалась половина багета, три шоколадных вафли и… горбушка копченой колбасы, толстенькая и ароматная (рот Лорен мгновенно наполнился слюной). Все это богатство мужчина вытряхнул на ящик и, достав из кармана нож, ловко напластовал колбасу на ломтики. Учуяв лакомый запах, откуда-то появилась собачонка, виляя куцым хвостиком, присела рядом.
Лорен тоже ужасно хотелось колбасы, но самой просить было неудобно, а хвоста, чтобы им искательно повилять, в наличии не было. Словно услышав ее мысли (а может, уловив жадный взгляд), бородач кивнул на ящик, сказал с легким сомнением:
— Если хочешь — угощайся. Но багет позавчерашний.
Какое еще "если"? Лорен отломила треть багета, взяла ломтик колбасы и вдохнула упоительный аромат копченого мяса и пряностей… нет, она не будет делать бутерброд — сначала просмакует ее, а уж потом заест хлебом и запьет глотком кофе.
Дожевывая третий кусочек колбасы, она пребывала в нирване и вздрогнула, услышав неожиданный вопрос:
— У тебя что — правда нет дома?
Она мотнула головой и набила рот багетом — авось это удержит его от дальнейших расспросов. Но не тут-то было.
— А где же ты живешь? — поинтересовался бородач.
— А тебе зачем? — прожевав, настороженно спросила она.
— Да так… просто для разговора.
— Ну, если для разговора… — Лорен вздохнула и немного помолчала, прежде чем сказать тоскливую правду: — На вокзале.
В Глен-Фоллс бездомных не было — шериф мистер Маузен никогда не допустил бы подобного безобразия. Даже братья Симпсоны, про которых все знали, что они пьяницы и браконьеры, жили в старой лачуге возле кладбища и числились там сторожами.
А вот приехав в Нью-Йорк, Лорен частенько их видела — мужчин и женщин неопределенного возраста в потрепанной неряшливой одежде; некоторые везли с собой тележки с каким-то скрабом — всем имевшимся у них имуществом. И, замечая из окна автобуса одного из этих бедняг, она и представить себе не могла, что наступит день, когда лишь тонкая черта будет отделять ее от него.
Прилично одетая девушка, дремлющая на вокзальной скамейке в обнимку с дорожной сумкой, обычно не вызывала подозрений у проходивших по залу полицейских. Будили ее лишь пару раз, да и в этих случаях, когда, глядя на них честными глазами, Лорен объясняла, что уезжает утренним поездом (автобусом) и сейчас ждет подругу — билеты у нее — оставляли в покое.
Никто не догадывался, что утром сумка с пожитками отправится в автоматическую камеру хранения (на это уходили последние центы), а сама девушка — в очередное странствование в поисках работы. И никому и в голову не могло придти, каких титанических усилий требует от нее поддержание этого самого "приличного вида".