— Папочка-а-а, — Маруська надрывно хнычет в трубку, — па-а-ап? Ты меня слышишь?
Есть в её голосе что-то отчаянное, такое, что сразу ясно — случилось что-то ужасное для моей малышки. А где-то фоном слышится музыка. А у меня на затылке начинают дыбом вставать от бешенства.
— Да, зайка, я тебя слышу. Что-то случилось? Тебя кто-то обидел? — вопрос «кому надо оторвать ноги» я сдерживаю с большим трудом.
— Тут беда-а-а, — тихонько пищит Машутка, явно не особенно понимая, что ей нужно сказать. Беда! Я же писал, что в случае беды — звонить.
— Ты на празднике сейчас, солнышко?
— Угу, — моя дочь тихонько всхлипывает, — тут… Тут…
Не хватает у неё слов для объяснений… Ей вообще, судя по всему, и грустно, и страшно!
— Я буду через пять минут, солнышко, ничего не бойся, — бросаю я быстрее, чем успеваю прикинуть, что могло произойти на одном дне рождения, черт возьми? И куда там вообще смотрит Титова? Это все неважно.
Я понятия не имею, кто довел мою дочь до слез, но жить ему осталось те самые пять минут, что я добираюсь до кафешки.
27. Два врага в одной банке
— Регина, вот, я принесла лед, — голос Натальи, мамочки юной именинницы усталый, она явно устала перекрикивать глумящихся в соседнем зале аниматоров.
— Ну, наконец-то, — Регина Маскарадова театрально всплескивает руками, — у Олечки снова будет синяк. Наташа, когда я вам предлагала свои услуги, я не рассчитывала, что мой ребенок на вашем празднике пострадает.
— То есть все-таки вы изначально рассчитывали, что ваш ребенок на этом празднике будет? — едко уточняю я. — А говорили же, что няня только сегодня заболела, бабушка на даче, оставить Олечку не с кем вообще…
Увы, ответом мне служит только осуждающе поджатые губы Наташи Полищук, и выражение оскорбленной в лучших намереньях «святой» Регины Маскарадовой.
Нет, не бывает в моей жизни по-нормальному.
Только я определилась с тем, что источник всех моих проблем — Ветров. Только встала утром в отличном настроении, потому что это же отлично — провести целый день без того, чтобы понаблюдать высокомерную физиономию его светлости.
Ох, и еще один повод для того, чтоб день прошел хорошо — Ник обещал забрать нас с праздника вечером. Я странно себя чувствую после того, что произошло вчера, и не очень понимаю, как мне теперь продолжать себя вести с Ольшанским, но…
Но какой смысл поддаваться обостряющимся в сторону Ветрова эмоциям? Это тоска, невысказанные обиды, переизбыток стресса, слишком затянувшийся личный кризис — вот и тянет меня туда, где, казалось, все было «по-настоящему». Мозг — штука не во всем логичная. Он любит «сгладить острые углы», выставить недостатки достоинствами, когда ему больше заняться нечем.
Я точно знаю, что мне не нравятся «огромные одолжения» со стороны Ветрова и его внимание в любой форме. Его напор, его претензии, его виденье меня как его собственности — это за гранью.
Теплый спокойный Ник мне нравится куда больше. Да, когда он меня целовал — так меня не трясло, как… вчера. Но это и хорошо, так ведь?
Да! Нет других вариантов ответа!
И я принимаю это, как и уверенность — это воскресенье пройдет отлично, хотя и к вечеру я и буду хотеть отбросить каблуки вместо копыт. Главное — Ветрова сегодня не будет!
Увы. Жизнь решила, что не будет мне хорошо вот так вот просто. Снова!
Когда мы получили приглашение на День Рождения Светы Полищук, ничто не предвещало неприятностей. Это была девочка из параллельного потока, но она вместе с Маруськой занималась в кружке театрального искусства, и они крепко дружили. Я не переживала и вела свою дочь на этот праздник в твердой уверенности, что уж здесь-то у нас будет хорошо. С Олей Маскарадовой Света нигде не пересекалась, даже вроде не особенно знала её.
Так каким ветром ее сюда занесло?
Ну, как же!
Большое мероприятие, Регина Маскарадова не может упустить такого шанса для форса. С Натальей Полищук они пересекались в родительском комитете, и, как мне успели рассказать — Маскарадова предложила Наташе свои услуги как профи-фотографа на празднике «просто так, по дружбе». Ну, а Олю с собой взяла так… В довесок. Оставить было не с кем. Да-да-да! Кто-то еще в это верит?
Выгонять Олю и уличать её мамашку, конечно, никто не стал. Мне уже успели рассказать, что такой фортель Регина проворачивает регулярно, когда её «Лёлечка» пролетает мимо «выхода в свет». И чем грандиозней выход в свет — тем больше шансов, что Регина туда юзом, в мыле — но пролезет. Ей надо! У неё же такая общительная дочечка!
Жаль, что я не знала об этом раньше…
Что произошло дальше? Кто угадает с первого раза?
Есть оптимисты, твердо уверенные, что Оля Маскарадова сможет провести три часа на празднике и ни разу не подловить в моем углу мою Маруську? Тем более когда моя принцесса в супер-платье, и постоянно крутится в центре внимания, её даже именинница в «каравае» больше всех отлюбила?
Я полтора часа ходила за Маруськой тенью, надеясь послужить ужасно страшным пугалом для маленькой гадкой вороны, и все равно упустила этот момент. Тот самый момент, когда Маруська в слезах и в испачканном тортом новом платье вцепилась Оле в волосы… Снова…
Я снова не могу ругать Маруську. Вообще. Если бы мне впечатали кусок торта в праздничное платье — я бы тоже патлы выдергала. А тут еще и Платье, Которое Папа Купил!
Маруська же даже с ним всю ночь в обнимку спала, тайком вытащив из пакета. А я с утра отпаривала это все, и невесело вздыхала.
Маруська не особенно понимала ценники, сомневаюсь, что она понимала, сколько стоит это платье. Она, как и многие дети, не особенно понимала, что такое цена, кроме примерной циферки на бирке. Ей важен был факт того, что именно свежеобъявившийся папа подарил ей эту красоту.
Господи, как мне за неё страшно. Она так по-детски глубоко, по-настоящему обрадовалась «вернувшемуся папе», пребывает в такой эйфории, что просто, боже… А если Ветров разобьет и её сердечко? Она ведь еще такая маленькая, моя бусинка…
Ладно, мы сейчас не о том, как я про себя исхожу на мыло.
А о том, что визг получившей за дело Оли Маскарадовой стоял на всю кафешку…
Растащили девчонок тут же, моя дочь метнулась в туалет — отмывать платье, а я — осталась прикрывать её тылы. И вот!
Регина Маскарадова носится вокруг Олечки так, будто её дочь получила четыре смертельных ранения. И те — в героическом и неравном бою с какими-нибудь врагами отечества.
У Наташи Полищук позиция простая — кто начал драку, тот и виноват. И вот тут сложно. Официантка, убирающая со стола, видела, что Оля именно нарочно кинула в Маруську тортом. За что собственно и огребла. Все решено, скажете вы?
Увы, нет!
— А чего она вре-е-ет, — воет Олечка с надрывом, — чего она врет, что ей платье папа купил? Все же знают, что нету у Титовой папы-ы-ы…
Занавес, пожалуйста, и можно не поднимать его больше этим вечером.
Все знают, да. И Наташа тоже знает, потому и выражение лица у неё сейчас для меня — только укоряющее, мол, ну так-то зачем? Как на вашей стороне стоять, если вы вот так подставляете?
— Я очень рада, что у вас выправилось материальное положение, — елейно улыбается Регина, и я понимаю — были сегодня на празднике люди, понимающие, сколько может стоить такое платье на Маруське, — но разве это повод обманывать ребенка, рассказывая ей про подарки давно ушедшего папы? Вам бы лучше к психологу сходить, проработать с девочкой её проблемы… И только потом претендовать на место рядом с нормальными детьми.
Нет у меня слов, осталось одно только желание отодрать этой стерве её накладные волосы. Без лишних аргументов.
Господи, какая же фееричная дура. Из какого Дома-2 её выпустили? И почему? Разве там полагается амнистия до полного выздоровления?
Я ведь не поспешила, теряя тапки, рассказывать родительскому комитету про Ветрова, про то, что он-таки претендует на то, чтоб я подтвердила его отцовство над моей дочерью, про встречи и про вот это все. Я и сейчас не знаю, как это объяснять адекватно. Но объяснить нужно, по одной простой причине.
Если промолчу сейчас — меня с дочерью могут просто выставить с праздника, как нарушителей спокойствия. И это праздник, на который Маруська была приглашена, не навязалась, у неё здесь подружка, и не дай бог, еще Свете начнут запрещать с ней дружить. Мы же не виноваты вообще ни в чем! Неужели Маруське нужно было реветь в уголочке, непонятой и обиженной? Да вот еще!
Только по этой причине я не хочу оставлять поле боя Регине Маскарадовой. Нужно срезать ее сейчас, чтобы захлопнула ротик.
Правда при этом свой имидж «сильной и независимой» я тоже пролюблю, но что уж тут сделаешь… Платьишко это Маруське и вправду не я купила.
Впрочем, открыть рот и выдать ехидную тираду, насчет того, кому нужно идти к психологу, я не успеваю.
— Папочка, — за моей спиной вскрикивает Маруська, перекрывая музыку, перекрикивая аниматоров. Настолько искреннее ликование просто не может не привлечь внимание.
Папочка?!
Я бы с удовольствием полюбовалась детальнее, как перекашивает Регину, наискось, от уха до уха — вот-вот макияж посыплется, но все-таки моя дочь меня занимает сильнее. Я разворачиваюсь к ней. И вправду, папочка…
А его-то каким ветром сюда занесло?
Мои глаза цепляются за сумочку из серебряных пайеток, висящую на плечике у моей лисы. Там точно лежит телефон… И из туалета она выскочила подозрительно вовремя…
А еще она утром чудила немного… В ванной торчала минут на десять больше обычного… Я списала на волнение, но… Ой, ли?!
Ну, Ветров…
Нет, я не буду орать. Надо было догадаться, что он додумается дать Маруське свой номер телефона. Предугадать этот маневр и разрешить его самостоятельно. Что уж тут сделаешь, что сама не догадалась? Разрешу постфактум. Нет ничего криминального в том, что у них будет линия связи. Кажется, даже польза есть — вот сейчас, по крайней мере…
Маруська уже вистит «у папочки» на шее, а он, не особенно обращая внимание на её еще влажное платье, подхватывает мою плюшку на руки. Нашу с ним плюшку… К «нашей» мне нужно уже начать привыкать.
— Это твой бывший муж? — тихо спрашивает у меня Наташа вполголоса. — Отец Маши?
Все-таки умение Ветрова произвести впечатление бывает полезно… Будь он каким-нибудь пьяненьким придурком в тельняшке — такого уважения в голосе Наташи было бы меньше. Правда, что тут уважать? Муж-то бывший…
— Иногда они возвращаются, — невесело откликаюсь я, наблюдая, как Ветров и шагает к нам, не отпуская Маруську с рук.
Хотя… Почему невесело?
Судя по тону Наташи, вопрос того, кого именно принимать за виноватого, все-таки решен и в нашу пользу.
У Ветрова такие глаза, что на месте мамы Маскарадовой я бы уже бежала куда-нибудь к границе Китая. Ну а что, зря он приехал? Хочет поиграть в папочку и защитить дочь? Так мне совершенно не лень ткнуть в кого надо пальчиком и сказать "Фас".
А уж ради того, чтобы Регину еще раз перекосило вот так, по диагонали — я готова Ветрову даже улыбнуться. Возможно, даже приветливо…
Увы, заветное «Фас» мне сказать не удается. Все говорит Ветрову Маруська — докладывает «на ушко», причем явно — очень подробно, и ужасно экспрессивно. Короче говоря, когда Яр подходит к нам, он без лишних вопросов сухо кивает мне, а двух остальных дев за столиком обводит холодным взглядом.
— И кто тут Маскарадовы?
— Я! — Регина вскидывается, будто готова уже грудью и амбразуру закрыть, и чего только ни сделать, а потом вцепляется в плечи Оли. — Точнее мы. Регина Александровна.
Ой, боже. Ой, нету папы Маскарадова здесь, какая ж жалость. Ему, наверное, стоило бы услышать это томное «Регина Александровна».
— Пойдемте поболтаем, — Яр игнорирует и намек на то, чтобы ему представиться, и просто деловито кивает в сторону стеклянных дверей кафе, — и возьмите своего ребенка с собой. Не дай ей бог еще раз довести до слез мою дочь…
Эй-эй, ну так не честно.
Мало того, что меня не берут с собой, мне еще и головой отрицательно покачивают, прямо намекая, что ходить на казнь Регины мне официально запрещается.
— Папа… — Маруська ловит Ветрова за рукав, будто не хочет отпускать.
— Развлекайся, солнышко, — Ветров мягко ей улыбается, а потом острым взглядом задевает и Наташу Полищук, — к нам ведь нет никаких претензий?
Магия Ветрова в том, что Наташа Полищук, та самая, что пять минут назад стояла в раздумьях, чью же сторону ей принимать нервно кивает. Впрочем, поздно. Приговор ей выписан. С её дочкой я запрещать Маруське дружить не буду, но с самой Наташей у нас не срастется. При том, что даже я за ручку притащила к ней ту официантку — Наташа слишком откровенно склонялась не на нашу сторону.
Вот что значит быть белой вороной в этой чертовой гимназии… Вот ведь… Понесло же меня именно туда!
Ветров уводит Регину и Олю, оставляя мне единственную возможность хоть как-то насладиться победой над Маскарадовыми — попялиться сквозь стеклянную дверь.
Жаль.
Это ведь не боксерский спарринг, зрелищность боя никакая, оружие Ветрова — слова. И я их не слышу. Только вижу, как крепче впивается в плечи дочери Регина, как она все сильнее краснеет, один раз — даже отступает на шажочек назад, будто боится находиться к Ветрову уж очень близко.
Ладно, скажем честно — это все равно кайф. Мне даже жаль, что праздник детский, потому что от мартини под эту медленную, исключительно вербальную казнь, происходящую “за стеклом”, я бы сейчас не отказалась.
28. Война — болезнь, и оба мы — больные
Семь минут спустя и Регина, и Оля торопливо упаковываются в машину и «покидают поле боя». Дивно. Вот сейчас можно и покурить, ощущения даже очень катарсические.
Маруська веселой козой прискакивает ко мне и сообщает, что она устала и «может, мы уже домой поедем?».
На всякий случай я вглядываюсь в улыбку дочери, пытаясь найти там фальшь и подавленную обиду. Нету. Видимо, «явление папы» сработало как мощный антидепрессант, да и победа над злополучной Олей все-таки состоялась, это и моя Плюшка понимает. Есть повод ходить по школе задрав нос ближайшую неделю.
Ну, а что, в принципе, почему бы и не уехать. Мы-то никуда не бежим. Мы просто устали от слишком большого количества впечатлений.
— Пока поиграй, Плюшка, я на улице подожду и напишу дяде, который нас подвезет, — киваю я, доставая из кармана телефон. Ник обещался быть недалеко, надеюсь, сильно не задержится…
Как-то неуютно мне выходить на улицу, туда, где невозмутимо курит Ветров, кажется — ожидавший именно моего явления. Я даже телефон прячу, будто он сможет догадаться, что я сейчас вызывала Ника.
Боженька, а можно, чтобы Ветров не сверкал на меня вот так триумфально глазищами своими? Я точно не с ним поболтать вышла. Я просто покурить хочу! Так сильно хочу, что готова даже делать это в присутствии Ветрова.
В первую же минуту этого матча я пропускаю очко. А все чертова зажигалка! Опять, черт возьми, она, будто прилипла к пальцам. Я же специально утром купила одноразовую, и выложила эту из сумочки, на полочку в прихожей. Чтобы не дай бог — еще раз не спалиться, ну, и чтобы пальцы уже отвыкали. Отвыкли, как же. Похоже — так и сгребла её на автопилоте, проходя мимо полки. Будто я и эта чертова ветровская зажигалка срослись в неразрывный симбиоз, и без неё я и пары шагов не пройду.
Зажигалку замечает и Ветров, и я с максимально возможным равнодушием покачиваю ладонью. Надо? Пусть забирает и может не возвращать. Яр же криво ухмыляется и чуть покачивает головой. И… вот что мне теперь делать? Не силком же в руки впихивать, матерясь и требуя немедленно забрать у меня его, ветровское, имущество. По почте послать? Так ведь я и адреса его не знаю, увы.