Увы, нет, старшенький разводит руками. Ну, в лабораторию, так в лабораторию…
Если в Москве и есть лаборатория современнее лаборатории в агентстве Владислава Ветрова, да еще с такими специалистами, каждый из которых из категории «незаменимых», то я о такой просто не знаю. Может, у ФСБ-шников круче. Но это не доказанный факт.
— Так, господа, сходите перекусите, все, кроме Сергея.
Влад зачищает кабинет очень спокойно, и его сотрудники явно понимают, почему их сейчас выставляют, и невозмутимо и довольно резво сохраняют результаты своей работы и сваливают.
Вышеупомянутый Сергей — растрепанный, тощий, с глазами голодного до информации человека парень. Новенький? По крайней мере, я его раньше здесь не видел. Хотя, я не был в гостях у лаборантов Влада уже месяцев восемь. Все-таки в моей нынешней работе выяснения обстоятельств такого рода пригождаются нечасто. Хотя — бывает…
Сергей не выглядит подавленным неожиданным вниманием начальства. Даже будто бы слегка подпрыгивает в нетерпении, встряхивая растрепанной головой.
— Выводите нам на экран ваши наглядности, Сергей, — Влад кивает мне на широкое пустующее офисное кресло, — присаживайся, братец.
Странный у него тон. Именно таким и сообщают новости о крупной раковой опухоли и о том, что жить осталось пару месяцев максимум. И сказать «спасибо, я постою» как-то не хочется.
— А почему не на распечатках? — терпеливо интересуюсь я, ожидая, пока включится экран проектора, а Влад пододвинет второе кресло и сядет рядом.
— Разрешение у фотографий меньше, — вместо Влада отвечает мне Сергей, — можно, конечно, фотку на целый ватман напечатать, но нафига?
Дивный юноша. Я кошусь на брата — он невозмутимо кивает.
— Яр, уточни мне еще разик, когда были сделаны фотки? — Влад начинает издалека. Это на него не похоже. Он обычно сразу говорит в лоб, сейчас же он будто настроен на то, что ему все равно придется доказывать то, что он собирается до меня донести. И явно решил сэкономить себе время и доказать прямо с первого раза, миновав крюк, где он озвучивает мне результат гипотезы, а я его посылаю. Но что в этом случае он собирается мне сказать. Не может же быть, что…
— Ну, получается, лет восемь назад, — я пожимаю плечами, вглядываясь в лицо Влада. Какая жалость, что он настолько же не читаем, насколько и я…
— И экспертизы на подлинность ты делал тогда же? — он говорит осторожно, пытливо, будто ступает по тонкому льду, к проруби. Мне хочется посоветовать ему не мутить воду и сказать прямо, но в текущий момент времени я знаю своего брата очень неплохо, так же как и он меня. И если он начинает издалека, значит, у него есть все основания считать, что это необходимо.
— Да, тогда.
Я вижу не только лицо Влада, но и лицо того парня, что колдует над выводом информации на экран — Сергея, кажется? И вот по нему читать легко. У подобных гиков любая мысль отражается на лице крупными печатными буквами. И кривится он презрительно, как и всякий типичный представитель современного поколения, для которого технология пятилетней давности — уже динозавр, и место ей — на свалке истории.
А ведь мальчик уже имеет ту информацию, которой еще не имею я. Интересно…
На экране появляется лицо Титовой. Много лица Титовой. Те самые фотки из компромат-архива, что как кислота — вечно оставляют после себя ожоги на сетчатке. Отличное средство индивидуального поражения — если хочешь прикончить, скажем, меня… Ну, если говорить про эмоциональность. Остальная живучесть у меня повыше.
Сейчас на каждой фотографии, открытой через спецприложение, лежит алая сетка, вымеряющая лицевую симметрию, и на каждой фотографии стоят мелкие цифры замеров, проведены кривые линии вдоль скул и так далее. А еще фотографии отсортированы в две неравные группы…
Я приглядываюсь, пытаясь понять принцип сортировки. И на первый взгляд — отсортированы по степени компрометивности, потому что в выборке «2» те кадры, которые еще худо-бедно можно трактовать как попытку деловой беседы, а вот в той, что с номером «1»… Там никаких полутонов. Приглядываюсь и ставлю самому себе галочку. Так и есть.
Откуда-то успели раздобыть и свежую фотку Титовой, и Сергей её тут же открывает. Интересно, когда они успели её сделать? Судя по внешнему виду Титовой — еще в субботу. Кажется, я даже вижу в кадре плечо Клингер, рядом с которой стоит Вика.
Фотка в ракурсе «на три четверти», и чему-то там Вика улыбается. Она вообще так часто улыбается, если рядом не я…
— Вы делали лицевое сличение? — уточняю я, отвлекаясь от досадливых мыслей. — То есть никто здесь не хочет мне сказать, что это все монтаж, и я — самый большой лох на свете?
Неужели я со своей гипотезой ошибся?
— Следов монтажа найти не удалось, — Влад отвечает спокойно, но лицо у него все равно напряженное, мой брат явно «предвкушает» дальнейшую нашу с ним беседу, — мы проверяли свет, зубы, формы мочек, искали артефакты от ретуши. Не нашли. Вообще ничего не нашли. А вот сличение дало результаты.
— К чему тебе это вообще понадобилось? — я недоуменно поворачиваюсь к брату. — Ведь я тебя заказывал добыть мне совсем другую информацию.
- Ты заказал у меня правду, — Влад жестко щурится, намекая на самый первый наш с ним разговор, — и я эту правду для тебя нашел. Сергей, начинайте.
Он выдыхает это до того, как я успеваю ему возразить. Кажется, он в который раз напоминает себе, что спорить со мной не собирался. Ладно, послушаем. Все равно день насмарку идет.
Пришел звездный час Сергея Михайлюка. Он даже мышкой двигает так «четко», что ясно без слов — парень рисуется. Открывает по две фотографий из обеих выборок «1» и «2», поверх них — открывает пятую, ту самую, свежую.
И все фотки — в ракурсе на три четверти слева. Все отмасштабированы в нужный размер, чтобы можно было правильно оценивать геометрию лиц на всех фотографиях и сравнивать их между собой.
— Мы имеем фотографии, сделанные вроде бы в одном месте и в одно время, — неторопливо произносит Влад, — на счет одного места — мы вроде не сомневаемся. Ретуши не было, монтажа — тоже. Ресторан был один и тот же. Вот только время съемки были разные. И одни — тянут на переговоры. Вторые… На что тянут, на то и тянут. Ты и сам все видишь.
— Я понял, — я задумчиво прикидываю, какие вообще могли бы быть у Влада выгоды в том, чтобы сейчас водить меня за нос. Деньги его вряд ли заинтересовали, в конце концов, у нас нормальные родственные отношения, да и кто ему мог заплатить за оправдание Титовой. Она сама? И что она продала, чтобы оплатить его услуги? Девственность? И кого так жестоко поимели с продажей того, чего нет?
Может, Вика, все-таки заинтересовала Влада сама по себе, но и в этом случае — выгода оправдания мне не понятна. Можно же и без этого всего. Развести руками, сказать: «Компромата нет — вертись как хошь», — а самому тихой сапой познакомиться с Викой. Она вряд ли откажется от такого состоятельного «знакомства».
Я все прочнее начинаю верить в какой-то розыгрыш, и что братец перепутал этот не в меру теплый октябрь с апрелем.
— Тут, конечно, вечно есть какие-то побочные объекты, которые помогали расстроить кадр, — торопливо тем временем тараторит Сергей, тыкая пальцем в официанта, — но мы все равно нашли зацепки.
— Мочки ушей на всех фотографиях идентичны, вы же не будете спорить? — невесело отмечаю я, не испытывая особого желания прикидываться дураком. Я ведь знаю, на что в этих случаях обращают внимание. Гримом можно сделать иллюзию «похожей» формы глаз, скул, цвет волос и их форма — тоже не гарантия, в таких вещах важны мелочи. Мочки ушей, родинки, линия носа…
Снимали сидя в том же ресторане, тайком, но с удобного ракурса, когда «побочных объектов» все-таки был минимум. Можем поискать и родинки. Я даже помню на каких они местах.
Сам смотрел, сам искал, помню. Нашел. Потому потом и проверял на монтаж, потому что очень надеялся, что глаза обманывают.
— Любая форма корректируется, — задумчиво возражает Влад, но продолжать мысль не спешит, отдавая «соло» Сергею.
— Да, если судить по форме тех же ушных мочек — то различия не очевидны, — наш спец будто только и ожидал повод завязать дискуссию, — но если мерять, например, высоту ушного пика… Или смотреть на форму кривой от кончика носа до мочки уха… Тут начинаются отклонения.
Он тут же дергает мышкой, отмечая на каждой фотографии нужные точки. Разница незначительная. Миллиметр тут, миллиметр там…
Но на свежей фотке Вик и на той, которая «условно невинна» параметры все-таки сходятся.
Кривая — немного иная, но это могут быть возрастные изменения.
— Пока что ваши мысли не очень убедительны, товарищи, — я покачиваю головой, — это допустимая погрешность при анализе.
Влад тихо закатывает глаза, а вот для Сергея эти мои слова будто служат сигналом к атаке. Он обрушивается на мою голову целым водопадом информации и мелькающих фотографий.
Одно измерение, второе, третье… Пятая фотка. Седьмая. Семнадцатая…
Миллиметр тут, миллиметр там. Их набегает неожиданно много. И с каждой — гудеть в моей голове начинает все сильнее. Но ведь этого просто не может быть. Не может…
Что они мне впаривают вообще? Что где-то по Москве ходит двойняшка моей бывшей жены? И в одно и то же время Завьялов спал с этой «Зитой», и работал с моей женой по иску?
Я аж морщусь от осознания идиотизма этой версии.
— Сергей, выключи линию скул и включи мне линию отросших корней волос, — раздраженно брякает Влад, даже срываясь с подчиненным на «ты». Он явно недоволен моим упрямством.
Новые красные линии снова ложатся на поверх старых фотографий. Там, где Викки еще блондинка…
— Ты ведь знаешь, что подделать окрас волос сложно? — Влад смотрит на меня так, будто я его заколебал уже вкраешек.
— Теоретически, — откликаюсь я, припоминая такие прецеденты — как раз в случаях с близняшками, когда различали их именно по тому, насколько по-разному у них отросли волосы. Внешнее сходство ведь не гарантирует того, что организм развивается одинаково. И волосы могут расти с разной скоростью.
— Знаешь, — Влад удовлетворенно кивает, — так вот, эта девушка — он указывает на фотку, где Завъялов в алчном поцелуе аж закусывает губу моей жены, — красилась позже, чем эта — указующий перст Влада касается и «невинной фотки», где Вика просто заправляет прядь волос за ухо и смотрит на что-то, что в кадр не попало. — У неё успели отрасти волосы. У первой покрас двухдневный, у второй — около полутора недель. Видишь неровную линию?
— Вижу, — медленно тяну я, задумчиво разглядывая эти детали.
— Они разные, — Влад хлопает ладонями по коленям, — что хочешь с этим делай, Яр. Можешь мне не платить за эти проверки, я их сам устроил. Можешь не верить. Но они разные. Одну подогнали под вторую. Причем, кажется — аж до пластики дошло. По крайней мере, иного объяснения такого сходства я не вижу. Разве что у нашего объекта есть двойняшка. Есть?
— Меня не знакомили, — сам не понимая почему, я сижу и барабаню пальцами по подлокотнику кресла.
— Мы тебя по-прежнему не убедили, да? — Влад сердито щурится на меня. Кажется, у него галочка такая — втянуть меня в их коллективное помешательство.
Я бы хотел сказать, что даже не начали, но что-то внутри меня… Не может сбросить расхождения параметров в топку. Восемьдесят процентов сходства между фотками, сделанными в одном и том же ресторане в одно и то же время. А между фотографией вчерашней и восьмилетней давности — девяносто два. Потому что программа смотрит не на цвет волос, или что-то другое, а на неизменяемые параметры лица. Те, что даже время изменить не в силах.
Черт возьми, неужели я всерьез рассматриваю эту версию?
Что восемь лет назад кто-то затеял огромную аферу, чтобы подставить мою жену? И зачем? Я ведь детективам не за факт вскрытой измены платил, и вроде как за это никаких дополнительных премий не было…
Это же чушь! Как в это верить?
— Ну, окей. — Влад раздраженно хлопает по коленям ладонями и вскакивает на ноги, Сергей, откройте мне папку Антона и откройте нам результаты анализа голосовых шаблонов видео и нашего объекта.
Интересно. Значит, и там есть до чего докопаться?
30. Прозрения всегда запаздывают
В кабинете у Влада тихо как в морге. Я стою у панорамного окна молча. Гляжу вниз, на мельтешащих людей, принимаю как факт — мир движется. Весь остальной мир — движется. И только я — встал на месте. Да и встал ли? Под ногами совершенно никакой опоры нет.
Слышу я сейчас только одно — как сам мой братец нетерпеливо постукивает ногтем по стеклу стакана с виски. Нетерпеливо — не потому, что его напрягает затянувшееся молчание. Он уже просто хочет домой. Я заколебал даже этого конченого трудоголика своей дотошностью.
Виски есть и у меня — разливал Влад на обоих. Вот только в меня не влезло ни капли. Не хочу мутить разум.
Я безумно давно не смотрел на мир настолько трезво.
Шесть часов! Мы возились с его «добычей» шесть часов, я какими только средствами не цеплялся за ту версию бытия, к которой прирос. Даже настоял на том, чтобы мне сделали «чистый и свежий» оригинал голоса для сличения, мы даже использовали для записи мой телефон.
Прости меня, Викки, ты даже звучала устало, а тут еще и этот звонок…
А ведь Вика терпеливо выслушала про забытую Машей в машине неведомую ерунду, которой и не было, но теперь придется купить чтобы не рушить мне легенду. А могла бы послать далеко и надолго за такой поздний звонок. И за все остальное…
Господи, за все остальное всех посылов мира не было бы достаточно.
Меня не спасли мои маневры. Мой брат не оставил мне ни шанса своей правдой. Ну, и техника — судья самый непредвзятый. Анализ проводили при мне. Получили те же результаты…
Голос был не тот. Голос принадлежал хорошей актрисе, которая не один день занималась с собственным голосом, и явно не один день тренировалась подражать голосу моей жены. Восемь лет назад у неё получилось обмануть меня — когда я слышал её из-за двери номера, и на видео. Но современная техника судила не «на слух». И её приговор был сух и жесток.
Липа. Дорогая, качественная, но все-таки липа!
Меня развели. И я сам развелся.
Господи, почему я тогда просто не выбил ту чертову дверь? Ведь увидев её с близкого расстояния, я бы понял, что это не она, не моя Викки… Хотя… На фотки я в упор смотрел. Не понимал… Но голос… Хотелось бы верить, что у меня была хоть какая-то возможность раскусить этот развод…
Была, на самом деле… Не нанимать детектива. Не давать даже возможности оболгать мою жену… И… Поговорить с ней.
— Яр…
Я просто качаю головой, останавливая все эти оклики. Я сейчас совершенно не способен к диалогу. Надувной человечек — ткни пальцем, и я даже не лопну, просто сдуюсь, потому что воздуха внутри почти нет. Не на чем стоять, не за что держаться.
Как просто себя было оправдывать, пока был повод. А сейчас…Сейчас я будто стою у зеркала. Смотрю на себя. Хочу отвернуться. Хочу не понимать, что именно я там наблюдаю. Но…
Какое право я на это имею? Я и так слишком, непозволительно долго отводил глаза. От правды — и от самого себя заодно.
Но все-таки я спохватился слишком поздно. Именно тогда, когда вернуть все — уже совсем нельзя, непонятно за что цепляться, от чего отталкиваться. Под ногами только вода. Но вода — не пустота, в воде можно попытаться выплыть…
— Ты сможешь найти мне организатора? — тихо интересуюсь я. Есть пределы у всего, даже у возможностей моего брата. И если есть такой человек, который настолько заморочился с тем, чтобы вот так сильно подставить Вику в моих глазах, значит, скорей всего, все следы, что можно было — уже заметены. За восемь лет можно похоронить и не такого слона. Особенно, если замешан Завьялов. А он замешан — как минимум, участвовал в обеих фотосессиях, это для меня уже проверили.
— Я не могу дать гарантий результата, я детектив, а не волшебник, а тут уже восемь лет прошло, — буднично замечает Влад, практически озвучивая мне мои же мысли. А мои пальцы только крепче стискивают стакан с моей порцией виски.