Подбросить что-нибудь.
— Цу, собери всех слуг.
Евнух поклонился и исчез. Чтобы через пять минут вернуться в сопровождении почти всей прислуги.
— Где Уцзин?
— Пошёл навестить мать, госпожа, — доложил Цу. — Прикажете привести?
— Не нужно, — я обвела взглядом притихшую стайку служанок и двоих евнухов. — Я хочу, чтобы вы осмотрели весь дворец Лотоса. Весь, сверху донизу. И если что-то появилось, чего раньше не было, или наоборот, что-то пропало, немедленно сообщите мне.
Девушки и евнухи переглянулись, но, похоже, проникнувшись серьёзностью момента, от вопросов воздержались и быстро разошлись по спальне. Впрочем, поиски не затянулись.
— Старшая сестра! — ахнула Усин, которой выпало осматривать мою кровать.
Я немедленно подошла к ней, остальные сгрудились вокруг. В руках Усин была свёрнутая из соломы грубая кукла, к которой чья-то рука приколола шпильками три бумажки. На одной было написано «Иочжун», на второй — циклический знак, которым обозначали день, в который император родился, и иероглиф «Кровля»; видимо, имелось в виду созвездие, управлявшее днём рождения его величества. Иероглифа с третьей бумажки я не поняла.
— Это же… — проговорил кто-то.
Да, подумала я, как же схожи суеверия всех миров. Если надо навести порчу, используем куклу. Или это любовный приворот? В любом случае, если бы кто-нибудь обнаружил эту куклу у меня под кроватью, то в свете уже звучавших обвинений в колдовстве мне было весьма не просто отбрехаться.
— Думаю, не нужно говорить, что вы ничего не видели? — спросила я, и все закивали.
— Мы ничего не скажем, — уверила за всех уже справившаяся с собой Усин. — Старшая сестра может на нас положиться.
— Хорошо. Тогда расходитесь и занимайтесь своими делами, как будто ничего не случилось.
Слуги гуськом вышли, кроме Усин. Я оглянулась по сторонам, прикидывая, куда бы девать эту несчастную куклу, и тут в спальню, с квадратными глазами, вбежала одна из девушек:
— Госпожа, там… Там дворцовый исправник! И с ним дядьки внутренних покоев!
Ну да, подумала я, непроизвольным жестом засовывая куклу в рукав. Раз мне подбросили эту гадость, значит, должны были и позаботиться о том, чтобы её нашли. Дай вам бог здоровья, Лин и Цу, с меня награда вам за наблюдательность и преданность! Быстро оглядев рукав — нет, ничего не видно, в эти шёлковые мешки слона можно упихать, не то что куколку размером с ладонь — я степенной походкой императорской супруги вышла в главную комнату. Усин, опустив глаза, шла следом.
— Приветствую супругу Луй Соньши, — вежливо поклонился исправник. За ним стояли четверо евнухов, в чьи обязанности входил надзор за поведением обитательниц гарема.
— Рада вас видеть, господин исправник, — как же его зовут, ведь называли… — Чему обязана?
— Чистая формальность, госпожа, простите за беспокойство. Как вам, должно быть, известно, его величество нездоров.
— Разумеется, — кивнула я и, спохватившись, что звучит слишком сухо, добавила: — Я неустанно молюсь о здравии его величества.
— Сегодня отводящие порчу заклинатели из Высшей службы врачевания определили причину недуга его величества. Кто-то пытается колдовством подорвать здоровье императора. Им также удалось определить направление, откуда идёт порча — северо-восток.
— Да что вы говорите? Какой ужас! Неужели в гареме нашлись люди, желающие зла Сыну Неба?
— Я понимаю ваше изумление, в это трудно поверить. И всё же я получил приказ обыскать все строения, находящиеся к северо-востоку от дворца Великого Превосходства. Ещё раз прошу прощения, госпожа супруга, — исправник развёл руками, — но нам придётся обыскать и дворец Лотоса.
— Да, разумеется, — я присела на хозяйское сиденье за столиком. — Здесь я вам не помешаю?
— Ни в коем случае. Право же, мне очень неловко…
— Что вы, господин исправник, вы исполняете свой долг. Разве я могу винить вас? Надеюсь, вам удастся найти виновного, и его величество будет вне опасности.
Исправник, больше не тратя времени на словесные расшаркивания, кивнул дядькам, и те быстро разошлись — двое принялись осматривать большую комнату, один исчез в спальне, другой — в гардеробной. Я сидела, стараясь поддержать на лице одновременно озабоченное и дружелюбное выражение, Усин за моим плечом, казалось, не дышала. Проклятая кукла жгла рукав. К счастью, обыск шёл быстро, опыта в этом деле у евнухов-дядек явно было побольше, чем у моих слуг. Они покончили с большой комнатой и отправились дальше, так что я потеряла их из виду. Потом те, что сматривали внутренние комнаты, вышли к ждавшему рядом со мной исправнику, молча качая головами. Тот кивнул в сторону двора и служб и послал мне ещё одну виноватую улыбку. Через некоторое время все дядьки вернулись. Всё про всё заняло около местного часа.
— Благодарю вас за понимание, — ещё раз поклонился исправник. — Недостойный сожалеет о том, что отнял у вас время, госпожа.
Я с улыбкой повела правой, свободной от куклы рукой, ещё раз показывая, что никаких претензий не имею и, когда они все вышли за порог, перевела дух. Одновременно со мной выдохнула и Усин.
— Старшая сестра… — проговорила она.
— Вели выделить Цу и Лин по сотне таэлей серебром.
— Слушаюсь.
— И, может, если у них будут ещё какие-нибудь пожелания… Спроси, если попросят что-нибудь простое, сделай сама, если не сможешь, скажи мне.
— Как скажешь, старшая сестра. А что нам делать… — Усин посмотрела на мой рукав. Я решительно подошла к жаровне, вытащила куклу и бросила её на угли. Служанка снова ахнула.
— Это же… Тут же знаки и имя его величества! Что, если ему повредит?..
— Не повредит.
— Ты уверена?
Я на секунду задумалась. Моей убеждённости в фиктивности такого рода колдовства она явно не разделяла.
— Усин, тот, кто её соорудил, хотел повредить мне, но не императору. Это кто-то из супруг или наложниц, а им нужно, чтобы его величество был жив и здоров. Все борются за его благосклонность, а если он будет болеть или, не дай Небо, умрёт, то никому благосклонности оказать не сможет. Для него эта кукла совершенно безвредна.
— Правда? — Усин посмотрела на меня так, словно я и впрямь была экспертом в подобном вопросе.
— Правда.
Кукла на углях уже горела ярким пламенем вместе с чьими-то надеждами от меня избавиться. И дорого бы я дала за возможность узнать, когда последует повторение попытки.
А на следующий день Эхуан навестила меня повторно, на сей раз в одиночестве. Причём явно подгадала момент, когда я ушла проведать дочь, но немного не рассчитала, и я вернулась прежде, чем она вышла из дворца Лотоса. Так что встретивший меня на полпути слуга сообщил, что дорогая сестричка, явившись в гости, выразила желание подождать меня внутри, но вместо того, чтобы чинно сесть в гостиной и принять предложенное угощение, сначала попыталась отослать слуг, а потом пошла по дому, якобы осматривая его из любопытства. Остановить её не решились, но за мной послали. Когда я вошла, она как раз стояла посреди моей спальни, оглядываясь по сторонам.
— Ты что-то забыла, сестра Эхуан? — громко спросила я. Она вздрогнула и обернулась.
— Да, я забыла тут одну вещь, когда была у тебя в прошлый раз.
— В спальне? — я приподняла бровь и сделала широкий жест. — Что ж, не стесняйся, можешь поискать.
— Не стоит. Не такая и ценная это была вещь. Я вполне могу о ней забыть… как если бы я отдала её побирушке.
Я не нашлась что ответить, и Эхуан, подняв носик, выплыла из комнаты.
* Цинь — струнный музыкальный инструмент.
Глава 15
Я сидела за столом уже довольно долгое время, отослав слуг. Некоторые из аппетитно выглядящих блюд уже успели остыть, а я всё никак не решалась приступить к трапезе. Подозрений не вызывали разве что орехи, всё остальное несло в себе потенциальную опасность. А организм властно требовал пищи, и, судя по всему, у него были для этого причины более серьёзные, чем потребность накормить меня одну.
Задержка у меня была уже на целую неделю. Сначала я ещё надеялась, но день шёл за днём, к тому же на меня начали накатывать беспричинные сонливость и головокружения, так что сомнений практически не осталось.
Самым умным было бы позвать врача. Было бы, если бы не все эти истории о том, что никто не может родить императору ребёнка, которых я уже наслушалась предостаточно. А кое-чему и сама была свидетелем. Кто-то очень не хочет, чтобы у Тайрена появился конкурент, и я могла бы ткнуть в этого кого-то пальцем, да вот беда — никаких доказательств у меня не было. А императрица — не тот человек, которого можно обвинить без железобетонных аргументов. Раз она до сих пор ухитрилась не попасть под подозрение, то одного указания на очевидность её выгоды будет мало.
И врачи с ней наверняка в сговоре. Самый простой и очевидный способ держать руку на пульсе, это заручиться поддержкой тех, кого ни одна понёсшая женщина никак не минует. Самое противное, что и мне рано или поздно придётся во всём признаться. Ладно, я могу приказать молчать своим слугам, может быть, даже смогу скрывать растущий живот под здешними довольно свободными одеяниями. Но врачи осматривают всех обитательниц гарема как минимум раз в сезон, для профилактики, так сказать. В другое время я бы подобную заботу только приветствовала, но сейчас…
Да и слуги… Трудно найти человека, которого нельзя было бы подкупить, запугать или же просто разговорить под невинным предлогом. С какой скоростью слухи распространяются по гарему, я уже не раз имела возможность убедиться. И здравствуй, господин врачеватель, с искреннейшей заботой о здравии императорской супруги.
Я взяла рисовый хлебец и откусила. Потом вспомнила про спорынью, как говорят, тоже являвшуюся абортивным средством. Правда, она вроде бы живёт только в пшенице, но кто сказал, что и в рисовую муку нельзя подмешать чего-нибудь в этом роде? Чёрт, Наталья, не будь параноиком. Ты не сможешь не есть всю беременность. Травили и фруктами, проколотыми отравленными иглами, травили книгами, свечами и перчатками, не говоря уж о косметике. Никто пока ещё не знает, что с тобой, так что ешь давай!
К счастью, меня пока ещё не тошнило, но к вечеру разболелась голова. Однако лечь, как мне больше всего хотелось, было нельзя. Меня всё-таки припрягли к службе в императорских покоях, и манкировать этой честью без объяснений причин я не могла. Хорошо хоть обязанности были необременительными. Подай-принеси, разотри тушь для письма, добавь благовоний в курильницы, приготовь воду для омовения рук после еды. По сравнению с работой комнатной девушки, можно сказать, отдых. Император был со мной ласков, похоже, уже забыв ту небольшую размолвку, и даже сказал, что скоро опять меня навестит. Надеюсь, что не сегодня.
Вообще-то я могла бы стать находкой для шпиона, подумала я, стоя под дверями императорского кабинета с подносом, на котором лежали влажные подогретые полотенца. Или сама начать карьеру шпионки. Сквозь тонкую, ажурную, оклеенную бумагой дверь всё было отлично слышно. Полотенца стыли, но разговор его величества с кем-то из сановников, где решалась судьба некоего Цэнь Риэна (виновен или нет? Сразу арестовать или сперва начать расследование?) явно не предназначался для чужих ушей. С другой стороны, размышляла я, люди здесь и в самых откровенных разговорах не стесняются слуг, быть может, я сейчас иду как бы по разряду прислуги? Я уже решилась пойти на компромисс и постучать, но меня прервали самым неожиданным образом.
— Что ты тут делаешь?
Я обернулась. В нескольких шагах от меня стояла Эхуан. Тоже с подносом, на котором красовались кувшинчик и чарка.
— То же, что и ты, сестра, полагаю, — я приподняла свой поднос.
— Что ты себе позволяешь? — прошипела она.
— Прости?
— Ты, рождённая в степях! Думаешь, ты подходишь для того, чтобы прислуживать Сыну Неба?
— Это решать не тебе, и не мне, а его величеству.
— Послушай, ты, выскочка!..
— Сестра Эхуан, говори тише, — я выразительно оглянулась на дверь кабинета. — Здесь тонкие стены, мы можем помешать его величеству.
Как ни странно, она вняла. Понизила голос и подступила ближе, задрав ко мне побледневшее от злости личико:
— Послушай, ты!.. Не знаю, как ты это делаешь, но твои уловки тебе не помогут. Лучше держись от его величества подальше, поняла? А то, знаешь, много здесь было таких… — она запнулась, подбирая подходящее определение.
— Таких, как ты? — мне стало почти смешно. Да, наложниц в гарем подбирают за что угодно, но не за мозги. Пожалуй, Кольхог — и та поумней была.
— Таких наглых, как ты! Да только все как были, так и кончились. Думаешь, на тебя управа не найдётся? Хочешь жить — не лезь вперед других!
— Сестра Эхуан, давай не будем ссориться, — примирительно сказала я. — Во всяком случае, здесь и сейчас. Хочешь поругаться, приходи во дворец Лотоса в любое время. Или я к тебе приду во дворец Орхидеи, если позовёшь.
— Не указывай мне, что делать! Ты родилась в степях!..
— Вообще-то, скорее в лесах, — дались ей эти степи…
— Не важно! Ты, наверно, и мяса не ела, пока не вошла во дворец комнатной девушкой. Среди них тебе и место! — кажется, моя усмешка разозлила её ещё больше. — Не думай, что милость императора тебя защитит. У тебя ничего и никого нет — ни родства, ни связей. Ты скоро надоешь его величеству, где тебе искать опору? Уйди с моего пути, и тогда я, возможно, не буду припоминать тебе твою наглость.
— Ну, до наглости сестры Эхуан мне ещё расти и расти.