— Когда вернёшься во дворец Объединения Добродетелей, загляни на его конюшню, — император снова наклонился к моему уху. — Я велел подобрать тебе парочку верховых лошадей. Посмотришь, понравятся ли они тебе.
Я удивленно посмотрела на него, одновременно расплываясь в совершенно искренней радостной улыбке. Всё-таки разрешил! Опять в своём стиле — подарить больше, чем Тайрен — но ведь разрешил! Похоже, заодно извинившись за временное забвение, это тоже было общим у отца и сына — извиняться подарками.
Со сцены тем временем раздались крики. Бог ветра, уже вполне исцелившийся от последствий падения, носился по сцене с воплями «Где здесь дерево повыше, хочу взлететь!», а за ним, размахивая палкой, бегал врач и требовал деньги за лечение.
Глава 19
С наступлением лета пошли дожди, и шли больше месяца почти без перерыва. Реки раздувались от избытка воды, и пусть столица была в безопасности, но многие в гареме выглядели озабоченными — дамбы и каналы могли не выдержать напора, и потоп мог затронуть оставшихся в провинциях родичей и друзей наложниц и слуг.
— Отец говорил, что их давно не чинили, — поделилась со мной своей тревогой Ши Гюрен, одна из моих дам. — В казне нет денег, а того, что иногда отпускают, недостаточно, и они… не всегда доходят.
— Его величество строит новый дворец, — отозвалась вторая, Жэнь Ани. — Конечно, деньги нужны там.
— И правда, — отозвалась я. — До дамб ли, когда строятся дворцы?
Они обе неуверенно улыбнулись, и разговор перешёл на нейтральную тему.
Впрочем, что бы там ни творилось в стране, а гарем жил своей жизнью. Одновременно с ухудшением погоды пришла сногсшибательная новость — в Таюнь едет посольство Южной империи! Императрица, собрав всех нас, объявила, что честь Севера ни в кое случае не должна быть посрамлена, а значит, празднество, устроенное для послов, должно поразить воображение. И пусть говорить с ними будет в основном император и его министры, но пир Мотыльков и сопровождающие его игры и выступления — целиком и полностью обязанность императрицы и её помощниц. То есть всех нас.
— Вы должны приложить все силы. Помните, хотя они едут обговаривать условия мира, но на деле эта встреча — война, пусть даже она будет проходить в пиршественном зале. И мы должны во что бы то ни стало выиграть эту войну. Тот, кто не справится со своими обязанностями, будет наказан, тот, кто сделает больше, чем от него ждут — вознаграждён.
На это раз нашлось дело даже для меня — от меня потребовалось подготовить выступление младших наложниц, которые должны будут продемонстрировать свои музыкальные и танцевальные таланты. Но, если честно, я бессовестно перевалила всё на помощниц. Пожалуй, единственным осмысленным моим деянием было приглашение уже знакомой мне по Восточному дворцу наставницы Тэн в качестве дополнительного консультанта. На сей раз даже не пришлось писать никаких прошений, я просто послала ей приглашение. Мы посидели за чашкой чая, я сделала ей подарок, без которого, как я начала понимать, при дворе не делалось ни одного дела, она вместе со мной повздыхала над тем, какая ответственность на нас лежит, покивала, соглашаясь, что найти истинный талант так же трудно, как нефрит в груде булыжников, и в конце концов взялась внести посильный вклад в общее дело. Я свела её с наставницами из дворика Процветания и практически самоустранилась, лишь присутствуя по мере необходимости на репетициях и соглашаясь с их предложениями.
Честно говоря, меня мало волновало, кто победит в этом состязании между Севером и Югом. Наказания я особо не боялась. Пока император ко мне благосклонен, едва ли мне что-то грозит, а если я и утрачу его благосклонность — ну, что мне сделают? Опять заставят что-нибудь переписывать? Неприятно, но переживаемо. Урежут жалование? Да и хрен с ним. Понизят в ранге? Ну, вернусь во дворец Лотоса, меньше людей будет вокруг толкаться.
Куда больше меня занимала Лиутар, ухитрившаяся как раз в это время впервые в своей жизни серьёзно заболеть. До сих пор она росла на удивление здоровенькой, даже обычные детские простуды практически миновали её стороной. Только где-то с месяц назад, ещё до Праздника отвращения несчастий я, придя в очередной раз во дворец Полночь, обнаружила её плачущей и покрасневшей, а когда взяла ребёнка на руки, то убедилась, что у неё жар. Я немедленно впала в панику — а-а, грипп, корь, бронхит, да разве здешние коновалы смогут вылечить мою девочку?! К счастью, самая старшая из нянь сразу поняла причину моего очумевшего вида.
— У маленькой госпожи режется зубик, — громко и внятно, почти по слогам произнесла она.
— А?
— Режется зубик. Пусть госпожа Драгоценная супруга не беспокоится — это со всеми детьми бывает.
Я несколько успокоилась, но всё равно целый день просидела с дочкой, сама не своя, как будто это могло ей чем-то помочь. Однако няня была кругом права — уже на следующий день из нижней десны малышки показался краешек белоснежного зуба.
Теперь же, когда Лиутар болела по-настоящему, я, как ни странно, чувствовала себя куда спокойнее — во всяком случае, не было того чувства всепоглощающей паники, хотя на то, чтобы подумать о чём-нибудь другом, приходилось прилагать изрядное усилие. Должно быть, это была скарлатина, хотя здесь у неё, конечно, было другое название: красная сыпь, жар и тошнота, больное горло, из-за которого малышка очень неохотно пила, и чтобы напоить её хотя бы чаем, приходилось долго уговаривать. Что уж говорить о приносимых врачом лекарствах! Я каждый раз дотошно выспрашивала эскулапа о составе, чтобы не угостить случайно дочку киноварью или ртутью, но, к счастью, ничего страшнее мази с порошком сандала для снятия лихорадки предложено не было. Всё остальное содержало исключительно растительные компоненты, и едва ли женьшень, почки сосны и лимонный сок, а также пихтовое масло, которым рекомендовалось смазывать больное горлышко, были способны повредить, даже если особой пользы и не приносили. Ещё я узнала, что, оказывается, изголовье из розового дерева способствует снятию головной боли, а вырезанная из яшмы рыбка, если взять её в рот — облегчению дыхания. От рыбки я, впрочем, решительно отказалась — ещё проглотит, чего доброго. Оно, может, и не особо страшно, но всё же желудок моего ребёнка не куриный зоб, камни там ни к чему.
В остальном же мне оставалось только молиться. Лиутар проболела неделю, после чего пошла на поправку, и я вздохнула с неописуемым облегчением. Но, как оказалось, обрадовалась я рано — императора вдруг посетила «гениальная» идея. До сих пор он как будто бы с пониманием относился к тем, что я пропадаю в Полночи, но тут вдруг выдал:
— Всё же воздух в столице в это время года нездоровый. Почему бы не отослать Лиутар куда-нибудь в Пятиозёрье или к Зонтичной горе? Там не было дождей, и у горы как раз есть дворец Бесконечного, в котором двор останавливается по пути на моление в Храм Пяти Богов. Ребёнку там будет хорошо.
— Ваше величество хочет, чтобы я уехала?
— При чём тут ты? Разумеется, ты останешься в Таюне.
— Нет, ваше величество, я не могу отпустить дочь одну, тем более что она ещё так мала. Я места себе не найду, если она окажется разлучена со мной.
— Ты что же, сомневаешься в том, что за моей внучкой как следует присмотрят? — осведомился его величество. — Не веришь няням и слугам — или не доверяешь мне?
И этот туда же! Мало мне было ревнующего Тайрена, но тот хотя бы не предлагал мне расстаться с малышкой.
— Дело не в том, доверяю я или нет. Ни одна мать не сможет спать спокойно в разлуке со своим ребёнком, даже если верит его опекунам как себе.
— Любая мать помнит свой долг перед мужем, — бросил он. — Иногда я сомневаюсь, кого ты любишь больше — меня или девчонку.
М-да, кажется, мне уже пора перестать впадать в ступор от непрошибаемой уверенности мужчин этой семьи, что именно они и есть самая главная любовь женщины, осчастливленной ими без её согласия.
— Ваше величество, возможно, вам этого никто больше не скажет, но я скажу. Долг долгом, но для матери главная любовь это всегда её ребёнок, и лишь потом все остальные. Взгляните хотя бы на её величество.
— Что-о?
Его величество, завёлся, что называется, с пол-оборота. Похоже, давно копилось, с удивлением поняла я, глядя, как он расхаживает из стороны в сторону, всплёскивая рукавами и всё повышая и повышая голос. Началось всё с вопроса, следует ли расценивать мои слова как признание, что своего императора я не люблю, а потом пошло-поехало. Мне припомнили и слухи о колдовстве, и варварское происхождение, и причуды со служанками, и даже отсутствие просьб Иочжун ухитрился поставить мне в вину: дескать, все нормальные женщины радуются подаркам, а мне словно бы вообще ничего не надо. Может, я вовсе не человек, а поднятый колдуном из могилы дух? Ну и конечно, Тайрен. О, этот Тайрен! Молодой-сильный-красивый, а глупой женщине только того и надо, она не думает ни о его пустоголовости, ни о его непочтительности, ни о прочих ужасных качествах. И почему это женщины глядят только на внешнюю красоту, совсем не умея ценить прекрасную душу?! И что б я не смела равнять себя с императрицей, она Мать Народа, у неё целый наследный принц, а у меня только какая-то девчонка, ещё даже на ножки толком не вставшая!
Я кротко сказала, что у недостойной варварки и в мыслях не было равнять себя с Матерью Народа, всё остальное оставив без комментариев. Императора это совершенно не успокоило, наоборот, завело ещё больше, так что за этот вечер я узнала о себе много нового. Я старалась пропускать обвинения мимо ушей, рассматривая детали интерьера и время от времени подтверждая, что да, я всё слышу, принимаю близко к сердцу и оправдаться мне нечем. Впрочем, кое-какую пищу для размышлений императорский монолог действительно дал. Например, обвинение в недостатке благочестия — я действительно редко утруждала себя молитвами и подношениями богам и предкам, стоит взять на заметку, что надо создать хотя бы видимость. В целом же мне удавалось, хоть и с некоторым трудом, сохранять спокойствие, но в конце концов он всё же лишил меня душевного равновесия, рявкнув напоследок:
— И девчонку твою прикажу собирать завтра же! Ты распустилась, думаешь, я вечно буду потакать твоим капризам?!
Так он уже всё решил, это не просто предложение?! Я вскочила, чувствуя, как начинает колотиться сердце и трястись руки:
— Ваше величество, я не могу вам помешать, даже если лягу поперёк порога дворца Полночь. Но если вы это сделаете, это будет самый жестокий и бесчеловечный поступок в вашей жизни! Я откланиваюсь.
— Вернись немедленно! — загремел император мне вслед, но я уже выскочила за дверь и понеслась по коридорам и залам дворца Великого Превосходства, мимо удивлённого и встревоженного Кана Гуанли, провожаемая взглядами слуг и придворных. Усин и евнух Цу, ждавшие меня с фонарём в приёмной и явно собиравшиеся вздремнуть, тоже удивились и встревожились, но от вопросов воздержались, молча последовав за мной. Сбежав по ступеням дворцовой террасы в сад Долголетия, я приостановилась перевести дух. Очень хотелось прямо сейчас помчаться в Полночь и обнять дочку, но ведь уже поздно, там все спят… Усилием воли взяв себя в руки, я решительно зашагала в сторону своего жилища, в любой момент ожидая, что меня догонят посланцы императора. Но, похоже, тот решил не возвращать беглую супругу.
Во дворец Полночь я пришла на следующее утро, куда раньше обычного. Но всё было спокойно — никто не паковал вещи, никто, похоже, даже не знал о происшедшем вчера. Лиутар капризничала, она всё ещё не слишком хорошо себя чувствовала, но хотя бы есть и пить стала побольше. Оставив её грызть любимую деревянную лошадку и пообещав няням, что загляну ещё раз вечером, я вернулась к себе.
— Сегодня во время утренней аудиенции его величество поссорился с её величеством, — доложила мне после обеда Ши Гюрен. — Её величество испросила аудиенции вместе с госпожой Талантливой супругой, чтобы попросить отменить наказание для госпожи Добродетельной супруги.
Я подняла брови. Неужели Талантливая и Добродетельная решили помириться?
— И что же стало причиной ссоры?
— Речь зашла о госпоже Драгоценной супруге. Слуги не всё расслышали, но, кажется, речь шла о том, что позволенные госпоже Луй вольности подрывают дисциплину во Внутреннем дворце. Что госпожа позволяет себе даже хулу на его величество… ну, когда говорит, что государь расточает средства, и что наводнения и прорыв дамбы на Жемчужной реке — это его вина.
Я прищёлкнула языком. Всё переиначат, подольют масла и добавят уксусу.
— А что его величество?
— Его величество изволил разгневаться и сказал, что поддержание дисциплины в гареме — обязанность императрицы, и что она с ней не справляется, если решила затруднить его такими пустяками. И что подрывают дисциплину в первую очередь досужие сплетни, так что если они не могут сказать о госпоже Драгоценной супруге что-нибудь хорошее, пусть лучше молчат совсем.
Я не выдержала и усмехнулась. Собственник. Сам может ругать как хочет, но всем остальным — ни-ни.
Вечером мне от его величества принесли какой-то подарок, но я даже не стала открывать ларец и отослала обратно, велев передать, что мне не нужно никаких даров, а только чтобы мою девочку оставили со мной. Ещё пару дней я безвылазно провела в своём дворце, скрепя сердце отказавшись даже от посещения Лиутар, а слугам велела отвечать всем посланцам, что госпожа не может ни выйти, ни встретиться с кем-нибудь, потому что больна от беспокойства. Впервые в жизни я так бессовестно пыталась манипулировать другим человеком. Но терять мне было нечего. Конечно, Иочжун мог в любой момент послать меня с моим спектаклем подальше и приказать увезти ребёнка, как собирался. Но если у него и правда есть ко мне какие-то чувства…
Как ни странно, выбранная тактика принесла успех. На третий день император всё же пришёл во дворец Объединения Добродетелей, и разговор между нами всё-таки состоялся. На этот раз он не кричал и не обвинял, а достаточно спокойно попытался объяснить, что так будет лучше для всех: и Лиутар здоровее и привольнее расти в провинции с хорошим климатом, и мне меньше беспокойства и забот. Но я стояла на своём: никакое избавление от беспокойства вдали от дочери для меня невозможно. Ради заботы о малышке я хоть сейчас готова покинуть столицу и дворец вместе с ней, но в разлуке я сойду с ума, зачахну от тоски и помру до срока.