Я, правда, мало что увидела из всей этой роскоши, почти весь праздник проведя в выделенной мне каюте с расстройством желудка. Как пуганая ворона, я сначала, почувствовав недомогание, испугалась, не отравили ли меня. Но нет, судя по всем, причина болезни была куда более прозаической, и никто на меня не покушался. Скорее всего, виноваты были сушёные устрицы, которыми мы закусывали вино во время посиделок на палубе в первый день плавания. А спешно вызванный врач и вовсе, видимо, решив перебдеть, предписал мне постельный режим на несколько дней и не рекомендовал ничего есть, кроме рисового отвара, сухарей и маленького кусочка куриного мяса, даже когда я начала чувствовать себя вполне сносно. Рисовый отвар мне надоел хуже горькой редьки уже на второй день, а на третий я начала тайком его выливать, тихарясь даже от Усин, весьма озабоченной моим самочувствием. В конце концов я даже попросила Мейхи, про которую точно знала, что она не болтунья, принести мне какой-нибудь нормальной еды, и с удовольствием и вернувшимся аппетитом умяла порцию мясных пельменей.
Зато болезнь дала отличный предлог отказаться от встречи с послами, зачем-то возжелавшими свести со мной более близкое знакомство. Будь мы во дворце, никто бы не пустил их в гарем, но за его пределами оковы этикета несколько ослабевали, и женщина вполне могла встретиться с посторонним мужчиной, разумеется, в присутствии достойных доверия свидетелей. Но у меня не было никакого желания удовлетворять их любопытство на мой счёт и тем более принимать какое-либо участие в политике. Мне даже не было интересно, что за договор они хотели заключить. Кажется, он касался некой спорной территории на границе и каких-то торговых нюансов, но я не вникала, даже если об этом заходила речь в нашей дамской компании. Тем более что толком обсудить серьёзные вопросы с «сёстрами» по гарему и не получилось бы, всё всегда скатывалось в сплетни об «этих южанах», имевших репутацию излишне утончённых, развращённых и изнеженных. То ли дело мы, суровые благородные северяне, сохранившие простоту и благочиние предков.
Присланные мне подарки от посольства я тоже с благодарностями вернула. Так бы я, возможно, и соблазнилась красивой коричневато-золотистой тканью из некоего «водяного шелкопряда», или кубком, выдолбленным из носорожьего рога, или набором черепаховых гребней. Но спросив, кого ещё из гарема одарили послы, и узнав, что только меня одну, я в своём решении лишь укрепилась. Мне не нужны ни зависть, ни подозрения — и того, и другого в моей жизни и так более чем достаточно.
Один подарок, впрочем, им всё же удалось мне всучить — уже на прощальном пиру, когда получившие все требуемые подписи послы многословно прощались, благодарили за гостеприимство и витиевато превозносили мудрость и могущество императора Луй Иочжуна.
— И лишь одно разочарование было у нас, — соловьём разливался старший, — нам так и не удалось свести более близкое знакомство с западной звездой внутренних покоев вашего величества, чья слава достигла и нашего двора. Увы, нам будет нечего сказать, когда нас спросят о ней…
Все посмотрели на меня, не оставляя сомнений, кто имеется в виду. Моя бровь невольно дёрнулась. Надо же, как я, оказывается, знаменита.
— И всё же нам хотелось бы в память о встрече преподнести госпоже Драгоценной супруге наш скромный дар, — и посол махнул рукой. Два евнуха вытащили на середину зала что-то высокое и плоское, закрытое тканью. Когда ткань была снята, выяснилось, что под ней находится ширма. Не лёгкая складная, как я привыкла представлять этот предмет мебели у себя на родине — тут такие тоже были, но не меньшей популярностью пользовались массивные рамы в рост человека, укреплённые на подставке так, что могли вращаться вокруг горизонтальной оси. Они могли быть сделаны целиком из дерева, иногда в деревянную раму даже вставляли каменную плиту, но эта ширма была обтянута тем самым золотистым «водяным» шёлком, вышитым цветами и птицами. Я посмотрела на императора. Тот благосклонно улыбнулся и кивнул:
— Это хороший подарок для моей супруги.
Мне ничего не оставалось, кроме как подтвердить:
— Господин посол очень любезен, я не заслужила такого щедрого дара. Я бы хотела поднять чарку за вас и за мир и согласие между Севером и Югом.
Иочжун опять улыбнулся и потянулся к чарке. Мой тост был принят.
— Что до рассказов о супруге Луй, — добавил его величество, — то всем достаточно знать, что она — образец добродетели и единодушия с нами. Искренне желаю брату нашему императору Юга, чтобы его гарем полнился такими женщинами, как моя Драгоценная супруга.
— Ваше величество меня перехваливает, — вставила я.
— Поистине, скромность есть главное украшение, — поклонился посол.
Позже я спросила Благородную супругу, что это за «водяной шелкопряд» такой. Оказалось, что нить, из которой ткали эту ткань, получают из какого-то вида моллюсков, живущих в Южных морях. Жаль, что я так и не узнала, каким образом.
«Я хочу тебе кое-что показать», — сказал мне его величество, и я чувствовала себя изрядно заинтригованной, тем более что для показа нам потребовалось покинуть дворец и даже Таюнь, откуда я не выбиралась уже больше года. Я надеялась, что путь до неведомой пока цели удастся проделать верхом — я теперь регулярно каталась по саду Долголетия и двору Дарования Победы, но хотелось всё же большего простора. Ах, наши с Тайреном скачки по степи!.. Но император вольностей не позволял, и пришлось проделать весь путь, чинно устроившись среди подушек в тряской карете.
Я сильно подозревала, что настоящая цель нашего путешествия — очередное извинение императора. Накануне между нами состоялась, ну, ссора — не ссора, но довольно напряжённый разговор. В тот вечер у меня болела голова, и потому я встретила его величество несколько менее приветливо, чем обычно, он это заметил и немедленно прицепился:
— Кажется, ты не рада меня видеть?
— Я чем-то провинилась перед вашим величеством? — вместо ответа спросила я. Оправдываться не было ни малейшего желания.
— Может, это я перед тобой провинился?
— Что? — ему таки удалось меня удивить. — Нет, что вы, ваше величество.
— Тогда почему тебе жаль для меня даже улыбки?
— Мне ничего не жаль для вашего величества.
Я ждала, что он скажет «тогда улыбнись», я выдавлю из себя улыбку, и вопрос будет исчерпан. Но Иочжун не собирался останавливаться на достигнутом.
— Видно, мало любви, — изрёк он многозначительно.
— Простите?
— Я говорю, что в тебе меньше любви, чем мне бы того хотелось.
А пошло оно всё, подумала я. Мало того, что мне приписывают несуществующую любовь, так я же ещё должна её доказывать.
— Мне жаль, ваше величество.
— Что — жаль?
— Что моей любви вам мало, — объяснила я и не без удовольствия понаблюдала, как он собирается с мыслями, чтобы ответить.
— Да уж, Небо свидетель, мне хотелось бы её побольше.
Хочется-перехочется, подумала я и кротко сказала:
— Вся, что есть — ваша, ваше величество.
— Между прочим, во Внутреннем дворце множество женщин, готовых предложить её куда больше, чем ты.
— Значит, моя совесть чиста, раз ваше величество не испытывает недостатка.
— Да тьфу на тебя! Тебе что, совсем всё равно?
— Нет, что вы, я радуюсь.
— Радуешься? Тогда, может, мне пойти к ним?
— Как будет угодно вашему величеству.
— Прекрасно. Ты сама этого захотела, — Иочжун гордо поднялся и промаршировал к выходу. Впору было рассмеяться, но я была слишком раздражена.
— Да лёгкой дороги вашему величеству! — зло бросила я ему в спину и сама рывком поднялась. Император обернулся на самом пороге и даже открыл рот, но так ничего и не сказал, пока я быстро выходила, почти выбегала из комнаты. Ещё и дверью хлопнула. Не сильно, правда.
Вообще-то, после такого прощания впору было рассчитываться, что извиняться придётся мне. Однако император, послав за мной уже на следующее утро, был ласков и даже весел. Вот она — живительная сила ссоры, а ведь мне всегда казались сомнительными рассуждения о том, что надо уметь ссориться, и я всегда предпочитала худой мир. Но вот, пожалуйста. И теперь мы с внушительным эскортом ехали по дороге мимо окружающих столицу холмов куда-то на юго-восток.
— И-и-и! — раздался впереди крик возницы. Я уже знала, что таким возгласом они останавливают лошадей. Карета, подпрыгнув в последний раз, встала, и снаружи почтительно позвали:
— Мы приехали, госпожа Драгоценная супруга!
Я подобрала подол и выбралась наружу по приставленным к карете деревянным ступенькам. Экипажи, мой и императорский, с тигром и драконом, остановились перед воротами во внушительной стене. Ворота сверкали свежей краской и позолотой.
— Ну, как тебе? — его величество, всё такой же довольный, выбрался из своей кареты и подошёл ко мне, хозяйски оглядывая сооружение.
— Что это, ваше величество?
— Этот дворец только-только закончили строить по моему приказу. Я решил назвать его дворцом Успокоения Души. Боги и мои предки одобрили такое название.
— Что ж, по крайней мере, ворота у него красивы, — глубокомысленно заметила я, и император рассмеялся как хорошей шутке.
— Пойдём внутрь, — сказал он. — Сначала я хотел просто сделать его одним из путевых дворцов на пути к озеру Девяти Драконов, но потом решил расширить и превратить в загородную резиденцию. Здесь хороший воздух, и течёт ручей Пили. Говорят, вода в нём целебная.
Сразу за воротами нас ждали носилки — не бить же ноги императору и его супруге. Во Внутреннем дворце я носилками постоянно пренебрегала, предпочитая передвигаться пешком — вот уж не знаю, благодарили за это судьбу мои носильщики, или наоборот. Но теперь я послушно забралась в паланкин и села рядом с его величеством, который тут же взял меня за руку.
— Парк готов ещё не до конца, — сказал он, — да и дворец не обставлен, но это вопрос ближайшей пары недель. Я хочу, чтобы ты посмотрела и высказала своё мнение.
— Я польщена доверием вашего величества, — улыбнулась я.
Парк при дворце, несмотря на свою недостроенность, был весьма красив, о чём я честно и сказала. Тут было больше камней, чем обычно, в некоторых местах с искусственных скал стекали небольшие водопады, на вершинах других стояли беседки и маленькие храмики. Заросли высокого бамбука перемежались зелёными лужайками, продуманно искривлённые деревья живописно имитировали поросль на скалах, сливовые и вишнёвые заросли чередовались с кустами сирени и жасмина. Рядом с самим дворцом был выкопан ещё не наполненный пруд, с непременной беседкой на островке. Точнее, прудов было даже два, они соединялись узкой протокой, через которую был перекинут высокий горбатый мостик. Сам же дворец был довольно обыкновенным — несколько дворов, строения с загнутыми крышами между ними. Побольше, чем те, в которых жили императорские жёны, но поменьше, чем Украшенный Цветами Светлый дворец на источниках.
— Значит, тебе нравится? — спросил его величество, когда мы, обойдя все строения и объехав на носилках весь парк, остановились на том самом горбатом мостике.
— О да, ваше величество, он замечательный. Особенно парк. Как горная страна в миниатюре.
Иочжун довольно и как-то хитро улыбнулся. Но тут на мостик, заранее сгибаясь в поклоне, взошёл один из евнухов, и император повернулся к нему.
— Ваше величество, прибыли господин Цзию и господин Фань. Говорят, что у них к вам важное дело.
— Что же такого от меня понадобилось служителю Фаню, что он взял с собой аж Ведающего нравами? — удивился Иочжун.
— Отвечаю вашему величеству. Слуга не знает.
— Ты-то, конечно, не знаешь, — хмыкнул его величество. — Ладно, отведи их в главный зал. Ну что ж такое, нигде от них покоя нет…
— Быть может, это Ведающему нравами что-то так нужно от вашего величества, что он взял с собой служителя Фаня? — предположила я, провожая глазами попятившегося вестника.
— Да нет, Фань у меня ещё утром добивался аудиенции, однако я её отложил. Но должно быть, это и правда что-то срочное, раз он догнал меня даже здесь.
— Тогда я не смею мешать вашему величеству.
— Да, погуляй здесь, осмотрись. Кстати, — император опять хитро улыбнулся, — у тебя ведь скоро день рождения?
— Да, ваше величество, через несколько дней.
— Тогда… — Иочжун широким жестом повёл ладонью вокруг, — пусть это будет моим тебе подарком. На день рождения.
— Это — что? — не поняла я.
— Дворец Успокоения Души.
Я огляделась по сторонам и глупо спросила.
— Что — весь?
— Весь, — император уже откровенно смеялся. — Дом, дворы, парк и службы.
— То есть, он теперь мой? Совсем мой?
— Совсем. Я уже подписал указ.
— И… я смогу сюда приезжать? Когда захочу?
— Сможешь.
Я опять огляделась вокруг, чувствуя, как просыпающийся восторг начинает наполнять меня, как гелий — воздушный шарик. Казалось, что вот сейчас я оторвусь от земли и воспарю в воздухе. Дворец, парк… Да хоть хижина в лесу! Главное, что это теперь моё. Иметь возможность уехать отсюда из Внутреннего дворца, спрятаться от императрицы, от всех этих шипящих мне вслед баб и их слуг, от зависти и интриг — это ли не счастье?
— Спасибо! Ваше величество, спасибо, спасибо! — и я от избытка чувств схватила Иочжуна за руку и быстро её поцеловала. И, только увидев его несколько ошарашенное лицо, вспомнила, что здесь такое не принято.