Зашедшая в спальню Анна вытирает их полотенцем.
— Ты уже проснулась, — удивляется она.
— Ты донельзя наблюдательна. — Почему я так отвратительно веду себя с ней? Я не резкий и не злой человек. Я не такая.
— Звонила Сьюзен, — не обращает внимания на мою грубость Анна, и я благодарна ей за это.
— Что она сказала? — Я сажусь и беру с прикроватной тумбочки стакан воды. — Что ей от меня может быть нужно?
— Она ничего не сказала. Просто попросила перезвонить ей.
— Здорово.
— Я оставила номер ее телефона на холодильнике. На случай если ты захочешь ей перезвонить.
— Спасибо. — Я ставлю стакан обратно и поднимаюсь.
— Я отлучусь ненадолго выгулять Багси, а затем сразу вернусь, — говорит подруга.
Багси — английский бульдог Анны, вечно всё вокруг себя заслюнявливающий. Меня тянет сказать подруге, что Багси в выгулах ни черта не нуждается, так как он ленивый засранец, но я подавляю в себе этот порыв, потому что очень, очень хочу перестать грубить.
— Хорошо.
— Тебе что-нибудь купить? — спрашивает Анна, напоминая мне о том, что я просила Бена купить мне Фрути-пеблс.
Я тут же забираюсь обратно в постель.
— Нет, спасибо, мне ничего не надо.
— Ладно, я скоро вернусь. — Анна задумывается на минуту. — Может, ты хочешь, чтобы я задержалась и побыла рядом с тобой, если ты решишь ей позвонить?
— Нет, спасибо. С этим я сама справлюсь.
— Хорошо, но если ты передумаешь…
— Спасибо.
Анна уходит, и, стоит захлопнуться входной двери, как на меня обрушивается одиночество. Я одна в этой комнате, одна в этом доме, но что важнее всего — одна в этой жизни. Я даже не могу осознать этого в полной мере.
Я встаю и беру телефон. Открепляю листок с номером Сьюзен от холодильника и цепляюсь взглядом за магнит из пиццерии Джорджи. Опустившись на пол, я прижимаюсь щекой к холодной плитке пола. И больше не нахожу в себе сил подняться.
ДЕКАБРЬ
Мы с Анной запланировали грандиозно провести новогоднюю ночь. Сначала пойти на вечеринку и повидаться там с парнем, с которым подруга заигрывает в тренажерке, а потом в 23.30 свинтить оттуда на пляж, открыть бутылку шампанского и встретить новый год пьяненькими и промокшими от морских брызг.
Вместо этого, порядком набравшись, Анна начала обжиматься с парнем из тренажерки, после чего вообще на пару часов пропала из моего поля зрения. Происходящее было очень в духе подруги, но я обожала в ней всю эту непредсказуемость, благодаря которой никогда и ничего не шло по плану. Всегда что-нибудь да случалось. Для такого человека, как я — у которого всегда всё идет по плану и никогда ничего не случается — подобное было приятной отдушиной. Поэтому, торча на вечеринке в ожидании куда-то запропастившейся Анны, я ничуть не злилась на подругу и не удивлялась. Я даже в какой-то мере ожидала такого поворота событий. И лишь испытывала легкую досаду, встречая новый год с кучкой незнакомцев. Друзья целовались, поздравляя друг друга, а я стояла столбом, уставившись в бокал шампанского. Однако я не позволила себе кукситься и, дабы вечер не был до конца испорчен, перезнакомилась и пообщалась с прикольными людьми.
Парень по имени Фабиан, только что закончивший медицинский колледж, поделился со мной тем, что его настоящая страсть — «хорошее вино, вкусная еда и красивые женщины». Сказав это, он мне подмигнул, и когда я попыталась вежливо закруглить наш разговор, попросил номер моего телефона. Я не стала отказывать ему в этом, и хотя он был довольно мил, знала, что если Фабиан на самом деле позвонит, то я ему не отвечу. Он из тех, кто на первом свидании отведет меня в дорогущий бар, а пока я буду припудривать носик в туалете, облапает взглядом всех девчонок в зале. Из тех, для кого переспать со мной — своего рода победа. Для него это игра, а я… никогда не умела играть в такие игры.
Анна же, в отличие от меня, умела и любила повеселиться. Она легко сходилась с парнями и запросто строила им глазки. В ней было что-то такое, от чего мужчины теряют голову, а вместе с ней и самоуважение. С кем бы Анна ни крутила роман, власть всегда находилась в ее руках. Я видела все плюсы такой жизни, но мне, со стороны, она всегда казалось скучной и лишенной страсти. Просчитанной. Я же ждала того, в кого без памяти влюблюсь, и кто без памяти влюбится в меня. Мне нужен был тот, кто не захочет играть в игры, потому что с ними мы лишь зря теряем время. Я не знала, существует ли такой человек, но была еще слишком молода, чтобы перестать о нем мечтать.
Анну я нашла в главной ванной комнате, после чего собрала и сопроводила домой на такси. К себе домой я добралась к двум часам ночи, страшно уставшая. Бутылка шампанского, припасенная для нашего пляжного рандеву, осталась закупоренной.
Я завалилась спать, не стерев с лица косметику и бросив черное, расшитое блестками платье на пол. Что принесет мне этот год? — думала я, и голова шла кругом от предполагаемых возможностей. Но я и помыслить не могла о том, чтобы выскочить замуж к концу мая.
Первого января я проснулась в гордом одиночестве, так же, как и в любой другой день, так что новый день нового года не отличался ничем от остальных. Почитала в постели пару часов, приняла душ и оделась к завтраку с Анной.
Я бодрствовала уже около трех с половиной часов к тому времени, как встретилась с ней. Подруга же выглядела так, будто только что встала с постели. Анна — высокая худышка, с длинными каштановыми волосами, чудным образом оттеняющими ее золотисто-карие глаза. Она родилась и до тринадцати лет жила в Бразилии, что всё еще заметно по некоторым словечкам, время от времени проскакивающим в ее речи, но больше всего — по ее восклицаниям. Не считая этого, она полностью американизировалась, ассимилировалась и избавилась от всех иных элементов и выражений бразильской культурной самобытности. Я почти уверена, что ее имя должно произноситься тягуче, типа «Аан-уа», но где-то в средней школе ей надоело объяснять разницу в произношении, и теперь она просто Анна.
На нашу утреннюю встречу она явилась с затянутыми в высокий хвост волосами, в толстовке и мешковатых спортивных штанах, в которых, худая как щепка, ничуть не казалась полной. Было совершенно очевидно, что толстовку она натянула на голое тело, и я тогда поняла: вот как Анна добивается своего! Вот как она сводит мужиков с ума. Она выглядит обнаженной, будучи полностью при этом одетой. И не дает ни малейшего намека на то, что делает это специально.
— Милая толстовочка, — съязвила я, сняв солнцезащитные очки и сев за стол напротив Анны.
Порой меня беспокоили мысли, что моя обычная, средней комплекции фигура, рядом с ней кажется толстой, что черты моего простенького, чисто американского лица лишь подчеркивают то, насколько экзотично лицо подруги. Когда я шутила по этому поводу, она напоминала мне: «Это США, детка, и ты здесь — блондинка. Куда ни плюнь, тут в фаворе блондины». Я понимала, о чем она говорит, хотя считала, что у моих волос какой-то грязный, почти мышиный оттенок.
Несмотря на свою потрясающую внешность, Анна никогда не гордилась ей. Когда я говорила, что мне не нравится моя маленькая грудь, она отвечала, что у меня длинные ноги и задница, за которую она бы убила. Сама же подруга с отвращением жаловалась на свои короткие ресницы и «трольи» колени. Так что, может быть, мы все в этом одинаковы. Может быть, все женщины найдут к чему придраться в своей внешности.
Анна расположилась на веранде с кексом и чаем со льдом. Когда я села, она поднялась, чтобы меня приобнять.
— Будешь убивать меня за вчерашнее?
— За что именно? — спросила я, открывая меню. Не знаю, зачем я его взяла. По субботам я всегда завтракаю яичницей по-бенедиктински.
— Если честно, я даже не помню, что случилось. Смутно помню только обратную поездку домой на такси и как ты сняла с меня туфли и накрыла одеялом.
Я кивнула.
— Так и было. Я потеряла тебя часа на три, а потом нашла наверху в ванной, так что не могу сказать, до чего вы там с тем парнем из тренажерки дошли, но могу представить…
— Нет! Я перепихнулась с Жорой?
— Что? — опустила я меню. — Нет, с парнем из тренажерки.
— Его Жорой и зовут.
— Парня из тренажерки зовут Жорой? — Нет, ну это, конечно, не его вина, что его так зовут. Парням по имени Жора сам бог велел ходить в тренажерки, но это так смешно. — Это кекс с отрубями?
Анна кивнула, и я отломила от него кусочек.
— Мы с тобой, наверное, единственные люди на свете, которым нравится вкус кексов с отрубями, — заметила она, и, вероятно, была права.
Мы с ней частенько находим, что в чем-то поразительно схожи, и ярче всего это сходство проявляется в отношении еды. Совершенно неважно, разделяет ли кто-то с тобой любовь к дзадзике[3]. Это никоим образом не повлияет на твои отношения с этим человеком, но почему-то все эти вкусовые совпадения родили между нами крепкую связь. И я точно знала, что Анна сейчас тоже закажет яичницу по-бенедиктински.
— Так вот, я видела тебя целующейся с Жорой из тренажерки, но понятия не имею, что там было между вами дальше.
— О, похоже, не так далеко мы и продвинулись, потому что хоть сейчас еще и рань несусветная, а он уже успел настрочить мне сообщение.
— Сейчас одиннадцать утра.
— Знаю-знаю. Просто что-то шустроват он. Но мне было приятно, — призналась подруга.
— Что будете заказывать? — подошла к нам незнакомая официантка. В возрасте и немного помятая.
— Привет! Кажется, мы незнакомы. Я Анна, — представилась подруга.
— Дафна. — Официантка, в отличие от Анны, не горела желанием завязывать приятельские отношения.
— А что случилось с Кимберли? — спросила подруга.
— Не знаю. Я просто заменяю ее сегодня.
— Ясно. Тогда не будем вас задерживать, — сказала я. — Две порции яичницы по-бенедиктински, и чай со льдом для меня.
Как только она отошла, мы с Анной возобновили прерванный разговор:
— Я подумываю о том, чтобы ввести для себя кое-какие запреты, — начала подруга, предлагая мне отпить ее чая, пока я дожидаюсь своего. Я отказалась. Попить ее чай — значит, распрощаться со своим. Анна с чистой совестью потом выдует весь мой стакан. Я знала ее достаточно давно, чтобы в нужный момент и незаметно для нее проводить между нами невидимые границы.
— Да? Например?
— Нужно что-то радикальное.
— Звучит неплохо.
— Воздержание.
— Воздержание?
— От секса.
— Я поняла, о чем ты. Просто удивилась. С чего это вдруг?
— О, эта мысль пришла мне сегодня утром. Мне двадцать шесть, и прошлой ночью я так упилась, что сама не знаю, переспала с кем-то или нет. Так ведут себя распоследние потаскушки.
— Ты не потаскушка, — отозвалась я, впрочем не вполне уверенная в этом.
— Ты права. Я не потаскушка. Пока.
— Ты могла бы перестать пить. — У меня с выпивкой были интересные отношения. Я могла сказать ей как «да», так и «нет». Могла выпить, а могла не пить, и от этого не страдала. Большинство людей, как я уже поняла, кренило либо в одну сторону, либо в другую. Анну кренило в сторону «пить».
— О чем ты?
— Ты знаешь, о чем. Перестань пить.
— Совсем?
— Совсем. Ты так удивляешься, как будто я предлагаю нечто несусветное. Полно непьющих людей.
— Ага, их зовут алкоголиками.
— Я тебя поняла, — засмеялась я. — Выпивка — не проблема. Проблема — неразборчивый секс.
— Точно. Так что я перестану заниматься сексом.
— А что будет, когда ты встретишь того, с кем действительно захочешь быть?
— Ну, чтобы перейти этот мост, нужно сначала до него дойти. За прошлый год я не встретила ни одного стоящего парня. И в этом году вряд ли что-то изменится.
Вернулась Дафна с двумя порциями яичницы и чаем со льдом. Только когда тарелка очутилась у меня перед носом, я осознала насколько проголодалась и накинулась на еду.
Кивнув в знак благодарности, Анна тоже принялась жевать. Потом, когда она смогла говорить, не плюясь в процессе едой, добавила:
— Другое дело, если я в кого-нибудь влюблюсь. Тогда да. Но до этого момента, никого к себе не подпущу. — Она нарисовала в воздухе крест.
— Разумно, — согласилась я. Самое замечательное в этом кафе было то, что в яичницу по-бенедиктински здесь клали шпинат, и получалось что-то вроде яичницы по-бенедикт-флорентински. — Но это же не значит, что мне тоже нельзя заниматься сексом? — уточнила я.
— Нет. Тебе можно. Ты не будешь. Но тебе можно.
Вскоре Анна уехала к себе, на другой конец города. Она жила в Санта-Монике, доме с видом на Тихий океан. Меня бы зависть сгрызла с потрохами, если бы подруга не предлагала постоянно переехать к ней. Я отказывалась, зная, что совместное проживание с Анной — единственное, что может разрушить нашу дружбу. Никогда не понимала, как она может вести тот образ жизни, какой ведет, на зарплату частично занятого тренера по йоге. Однако подруга всегда находила достаточно денег на желаемые и необходимые вещи, когда желала их и они ей были необходимы.
Я вернулась к себе, в точности зная, как проведу время. Это был первый день нового года, а год не ощущался новым, если не переставить в доме мебель. Проблема заключалась в том, что за два прожитых здесь года я переставляла ее столько раз, что исчерпала все возможные варианты. Я любила свой дом и не жалела сил на то, чтобы обихаживать его и украшать. Передвинув диван от одной стены к другой, я осознала, что на прежнем месте он смотрелся лучше, но всё равно осталась довольна. Затем я передвинула книжный шкаф, переставила местами приставные столики и на этом успокоилась, решив, что для ознаменования нового года этого вполне достаточно. После чего плюхнулась на диван, включила телевизор и уснула.
Проснулась я в пять вечера, и хотя по субботним вечерам одиноким людям полагается развлекаться в барах или клубах и искать себе пару, я предпочла остаться дома, посмотреть телевизор, почитать книгу и заказать пиццу. Может быть, этот год станет годом, в который я буду делать всё, что моей душеньке захочется, наплевав на нормы общественного поведения. Может быть.
Когда за окном пошел дождь, я поняла, что поступила верно. Несколькими часами позже позвонила Анна узнать, чем я занимаюсь:
— Хотела убедиться, что ты не прилипла к дивану и телевизору.
— Мне что, уже и телевизор посмотреть нельзя?
— Сегодня суббота, Элси! Поднимайся! Выходи в свет! Я бы позвала тебя с собой, но иду на свидание с Жорой.
— Вот тебе и воздержание.
— Я не собираюсь с ним спать! Он пригласил меня на ужин.
Я рассмеялась.
— Ну а я проведу ночь на своем диване. Я устала, притомилась и…
— Устала… Притомилась… Это одно и то же. Перестань придумывать отговорки.
— Ладно. Мне нравится иногда лентяйничать и наслаждаться одиночеством.
— Хорошо хоть призналась в этом. Я позвоню тебе завтра. Пожелай мне удачи в том, чтобы я не выскочила из труселей.
— Одной удачи тут будет мало.
— Эй! — возмутилась подруга.
— Эй! — эхом ответила я.
— Ладно, завтра поговорим.
— Пока.
Трубка была у меня в руке, и я решила заказать пиццу. Но когда я позвонила в пиццерию Джорджи, мне ответили, что пиццу доставят не раньше, чем через полтора часа. На мой вопрос: «почему», ответ был: «дождь». Я сказала, что через полчаса сама заеду за своей пиццей.
Заходя в пиццерию, я ничего не почувствовала. Ни единой частичкой тела или мозга. Никакого предчувствия того, что что-то должно случиться. На мне были ярко-желтые резиновые сапоги и широченные джинсы, в которые влезли бы две меня. Волосы от дождя прилипли к лицу, и я бросила попытки убрать их назад.
Я даже не заметила сидящего в пиццерии Бена. Мою голову занимали лишь мысли о пицце. Кассирша сказала мне, что пицца будет готова через десять минут, я отошла к маленькой скамейке и только тогда заметила еще одного человека, оказавшегося в такой же ситуации, как и я.
Мое сердце не пропустило удар. Я понятия не имела, что вот «оно»! Вот «он»! Что он — тот мужчина, о котором я мечтала с самого детства, ребенком представляя, как будет выглядеть мой муж. Я смотрела на лицо, которое жаждала увидеть всю свою жизнь, оно было прямо передо мной, но я его не узнала. Всё, что я подумала: «Он свою пиццу, наверное, получит раньше меня».