— Пошёл на хуй, сука! — прихожу в чувство, когда уже ногами пинаю альфу под рёбра. — Ненавижу! — накрывает отходняк. Бывает у омег такое, от гормонов, наверное, когда эмоции затмевают разум, вот только нормальные омеги в слёзные истерики впадают, а у меня кулаки начинают чесаться.
— Чёрт! — выругавшись, присаживаюсь возле скрючившегося на земле альфы. Голова гудит, рассечённая губа ноет, саднят костяшки и течёт по ногам уже до самых колен — жалкое зрелище, производимое не менее жалким омегой.
— Ты это, Горан, прости. Ладно? — тяжело поднимаюсь. Сил нет. Чувствую, что на свой седьмой этаж, если лифт вдруг по закону вселенской справедливости снова сломан, добреду аккурат к завтрашнему утру.
— Я добиваться тебя приехал, Панич! — кричит альфа мне вслед. — Веришь или нет, но все эти пять лет я как проклятый ебашил, чтобы тебя в тепло-добро привести!
— Похвально, Горан, — подхватываю пакет и всё-таки оборачиваюсь. Альфа сидит на мокром асфальте, сплёвывает кровь и улыбается, счастливый до безобразия, — но зря, — бросаю прежде, чем захлопнуть за собой дверь подъезда. Это было затишье перед бурей. Зная свой омежий организм, уверен, что сегодня ночью одной дрочки мне будет мало.
*Колач — что-то среднее между самодельными конфетами и маленькими пирожными.
**Каймак — мягкий сыр, который чем-то напоминает и творог, и сметану, и масло.
========== Часть 6. ==========
— Чёрт! — откидываюсь на спину, понимая, что всё бессмысленно. Дрочка, как я и думал, совершенно не помогала. Точнее, я банально не мог кончить, всю ночь прометавшись по кровати в бредовой горячке.
Я не глупый и далеко не наивный, поэтому прекрасно понимаю, что это означает. Омега во мне хочет альфу и подстрекает тело повиноваться её желаниям, а не моим разумным доводам. Причём альфу она хочет конкретного, чей цитрусово-мускусный аромат чудится мне даже на расстоянии в сотни километров. Столько же, как и наивности, было во мне и скромности.
— Ну что, Фран? — облизываю пересохшие, пылающие губы и тянусь к брошенной у кровати сумке. — Проведём эту течку вместе?
Сарказм, и довольно-таки уязвляющий мою гордость. Но что поделать, если возбуждение причиняет такую боль, что уже и Горан подошёл бы, только бы член у него был на месте. Не приведи Триединый, конечно, иначе после настолько низкого падения точно останется только одно — стать бетой и постараться забыть о своей позорной омежьей жизни.
Омежий набор обновил аккурат перед отъездом. Не знаю, какой там член у Франа — он никогда после тренировок не ходит в общие душевые, — но, сравнивая с тем, что выпирало под плавками, выбрал средней длины, но толстый дилдо. Консультант расписал его в таких красках, что не взял бы только фригидный, мол разработан и протестирован какими-то там омегами с целью придать товару форму, которая бы максимально походила на оригинал не только с виду, но и по ощущениям.
На вид дилдо и правда внушает надежды, однако мне не до оценки его формы и прочих прелестей. Побыстрее бы вогнать в себя и наконец забыться в мощном оргазме.
Я — развратный омега. Иногда. Когда меня так накрывает. Тогда я не просто встаю на карачки или раздвигаю ноги, удовлетворяя это чёртово желание самца. В такие моменты, вот как сейчас, сажусь перед зеркалом, крепко зажимаю дилдо между ступнями и насаживаюсь на него так глубоко, быстро и долго, как мне только пожелается. Да, при этом я смотрю на себя в зеркало. То, что я вижу, настолько отвратительно, что следующий такой раз будет очень и очень нескоро.
Как пловец, я отлично сложен, а вот как омега… Был бы миниатюрным и хрупким — то, что сейчас отражается в зеркале, было бы намного соблазнительнее. Это ещё одна причина, почему я не стремлюсь к близости с альфами. Увидев нечто подобное — как высоченное, накачанное нечто, которое вроде как должно быть омегой, насаживается на дилдо и стонет, аки шлюха, имя желанного самца, — камнями, может, и не забросали бы, но и дрочить на подобное хоум-видео не стали бы.
Конечно, обо всём этом я думаю уже в душе. До этого же, в спальне, помню только невероятно приятную заполненность, вспышки ярких разноцветных кругов перед глазами и море экстаза.
Помню, кричал: «Фран!» Это точно. Кончая и цепляясь за простыни, представлял, что это альфа засаживает мне по самые яйца, вбивая в кровать. Стыд и позор, тем более что Торстен не какой-то там альфа со стороны, а мой товарищ по команде, с которым мне ещё плыть эстафету. Ещё и Стен своим звонком подлил масла в огонь.
Я только громко выдохнул и сразу же вздрогнул. Кто-то звонил в дверь. Первая мысль — затаиться и сделать вид, что меня нет дома, однако звонили настойчиво, и что-то подсказывало мне, что уходить этот некто и не думал.
Если это Горан, я тут же спущу его с лестницы. Благо сейчас меня отпустило, я принял душ и проветрил квартиру. Понятно, что весь запах не выветрился, но он хотя бы стал менее насыщенным и прямо с порога не снесёт альфе крышу.
К тому же было ещё две причины, ввиду которых я решил открыть дверь. Первая — это мог быть и не Горан, а, скажем, присматривающий за квартирой омега, вторая — если это и Горан, то избавиться от него стоило здесь и сейчас, дабы он, чего ещё только не хватало, не увязался за мной и не припёрся в Данию.
Дверь распахиваю широко и только потом вспоминаю, что люди-то для таких случаев придумали довольно-таки умную вещь, «глазок» называется. Впрочем, если бы я в него посмотрел, то никогда, ни за что и ни под каким предлогом не открыл бы эту чёртову дверь. Потому что за ней оказался Фран Торстен.
— Ну привет, Панич, — альфа выше меня всего-то на пару сантиметров, однако мне кажется, что я резко уменьшился до размеров мальчика-с-пальчика, в то время как Торстен показался мне чуть ли не Аполлоном, сошедшим ко мне с Олимпа.
На нём чёрное кашемировое пальто до середины бедра. Словно нарочно распахнутое, чтобы я видел и пускал слюни на его торс под белым пуловером крупной вязки. И джинсы светлые. Не припомню, чтобы Фран хоть раз надел джинсы — только брюки, только классика, — но, чёрт возьми, как же они, эти джинсы, подчёркивают то, к чему сужается мир текущей омеги. И так небрежно заброшенная за плечо небольшая дорожная сумка с прилагающейся ко всей этой позе обманчиво-доброжелательной улыбкой, что сомнений нет: брутальный альфа объявился на моём пороге явно не для того, чтобы пригласить на тренировку.
— Привет, — выдыхаю глубоко, а вот вдохнуть так же как-то не рискнул. И так знаю, сколь непревзойдённо и соблазнительно пахнет Фран. Кажется, только один глоток воздуха, насыщенного его феромонами, и бетой становиться мне больше никогда не захочется.
— Может, позволишь мне войти? — альфа спрашивает чисто из вежливости, сразу же переступая порог. Я пячусь, пропуская Франа. Не был бы течным, аки зверь, отстаивал бы свою территорию, более того, сразу же задался бы вопросом, как и, главное, почему альфа оказался здесь. Там, где, как я считал, меня никто не стал бы искать.
— Не объяснишься сперва ли, Торстен? — я вжался спиной в стену, инстинктивно скрестив руки на груди. Спасло только то, что у меня откат, альфа остановился на приличном от меня расстоянии, да и окна всё ещё оставались открытыми. Однако от меня не скрылось, что альфа дышал глубже и чаще, чем полагается. Торстена стоило немедленно выпроводить, и без разницы, по какой причине он приехал. Главное, чтобы не учуял во мне омегу, а там мало ли, какая у меня, беты, личная жизнь.
— Да легко, — не узнаю Франа. Всегда холодный, сдержанный и отчуждённый, сейчас он прямо пышет нетерпеливым раздражением, направленным явно на меня. Его сильный запах, альфий дух и мужская харизма буквально сшибали меня с ног. Нутро уже пульсирует и горит. Уверен, что такими темпами не продержусь и получаса. И если омежий запах ещё можно было приписать моему несуществующему любовнику, то как только меня снова накроет, у альфы больше не останется сомнений. На миг мне становится интересно, а как же поведёт себя Торстен, когда учует меня. Однако здравый рассудок вовремя завопил о том, что это будет конец всему, в том числе и моей карьере.
— Видишь ли, Панич, — альфа, проходя в гостиную, чувствует себя как дома, я же словно на привязи семеню за ним, — один бета, с которым я на днях должен плыть эстафету, заявил, что его не будет в тренировочном лагере по не зависящим от него причинам. Я был взбешён, поражаясь безалаберности и безответственности этого человека, однако прямо указать бете на этот факт, а тренеру — на его попустительский непрофессионализм, мне не позволило то, что я и сам, не по своей воле, конечно же, в тренировочный лагерь не собирался.
Слушаю альфу, затаив дыхание. Его запах, сгущаясь вокруг, покрывает меня словно сетью. Слушаю Торстена завороженно, не понимая, отчего тот начал столь издалека, интуитивно чувствую подвох и в то же время наплевательски отношусь к тому, что мой секрет, судя по всему, раскрыт. Колени дрожат, и только сила воли да непомерная гордость ещё держат меня на ногах, омега же во мне, ещё только учуяв желанного альфу, плюхнулась перед этим самцом на карачки, виляя задом и умоляя её трахнуть.
— Так вот, — альфа продолжает после непонятной мне паузы. Он вальяжно рассаживается на моём диване и широко раскидывает руки в стороны. Получается, что стою я перед ним, словно провинившийся ребёнок, вот только взгляд альфы, заинтересованный и самую малость выдающий его возбуждение, совершенно не похож на тот, которым смотрят на шкодливое дитя. Его взгляд словно медленно, по дюйму снимает с меня одежду, отчего тело покрывается мурашками, а щёки пышут стыдливым румянцем. Со стороны это наверняка то ещё зрелище.
— В тренировочный лагерь я не поехал потому, что наконец-то, во-первых, мне представился шанс в неформальной обстановке пообщаться с человеком, к которому я далеко не равнодушен, а во-вторых, получил от отца одобрение наших с ним отношений. Именно отец сообщил мне о том, что наша семья приглашена на одно мероприятие, на котором я и собирался открыть свои чувства этому человеку, а после сделать всё мыслимое и немыслимое, дабы он, до этого совершенно равнодушный ко мне, ответил взаимностью.
Сердце пропускает удар, словно пытается мне что-то подсказать, на что-то намекнуть, однако я настолько поражён словами Франа о том, что у него есть возлюбленный, что совершенно не понимаю его бухающих в моих висках намёков. Омега во мне жалобно скулит, пытаясь достучаться до меня через заслонки бета-рассудительности. Она вопит о том, что это мой первый, реальный и, скорее всего, единственный шанс отдаться тому альфе, к которому я испытываю действительно сильные чувства. Но оно мне надо? Да и нужна ли моя девственность Торстену? Разве только как дар утешения, если у него, а интуиция мне подсказывает, что я не ошибаюсь, что-то с тем омегой так и не сложилось.
— И что? Ты встретился с ним? — не узнаю собственного голоса. Шепчу, выдыхая и едва постанывая. Омежья порода, чтоб её, оставила мне более-менее трезвый рассудок, но полностью взяла под контроль моё тело. Ещё пару минут наедине с Франом, и я начну умолять его исполнить свой альфий долг перед влюблённым в него течным омегой. То, как альфа смотрит в ответ, с блеском голодного хищника в глазах, уже вселяет надежду на то, что не оттолкнёт. По крайней мере, он чует непокрытую омегу, готовую отдаться в его власть. Насколько бы железной ни была его воля, однако инстинкт — противник, не знающий поражений.
— Увы, — альфа досадно разводит руками. Меня накрывает его запахом, мощно так и бесповоротно. Какая разница, почему, если Фран уже здесь.
— Оказалось, что этот человек, племянник самого короля, между прочим, демонстративно не явился на приём. Я, конечно, был взбешён до чёртиков, потому что в сложившейся ситуации и речи не могло быть ни о каком ухаживании за этой эгоистичной особой, за безрассудство которого ответ пришлось держать его родителям.
Фран чуть подаётся вперед, подавляя меня своим естеством хищника. Вжимаю голову в плечи, но взгляда не отвожу. Опять сердце колотится так громко, что я едва разбираю слова альфы, читая их по губам и рассыпаясь на осколки от каждого их звука. Сомнений нет: Торстен сейчас говорит обо мне.
Кажется, земля уходит из-под моих ног. Даже уже превратившись в амёбную омегу, я всё равно почувствовал острый укол совести. Фран прав, открыто указывая на мой эгоизм: мне нет оправдания и я действительно сильно виноват, однако безупречность моей легенды стоила столь низкого поступка. Стоила бы, если бы этот альфа каким-то образом не разрушил мой устоявшийся мир.
— Ты хоть представляешь, что чувствовал взрослый и уважаемый в обществе омега, глубоко извиняясь передо мной, молодым альфой, за то, что его сын, готовясь к участию в соревнованиях по плаванию, вынужден был отправиться в тренировочный лагерь. Представь, Панич, что почувствовал я, когда сложил все кусочки этой витиеватой мозаики.
— Ты разозлился? — спрашиваю робко, снова чувствуя себя маленьким и беспомощным. Похоже, кроме пренебрежения, ожидать со стороны альфы ничего не стоит, однако заслужил. За свою ложь и попытки занять место, которое никогда не предназначалось мне.
— Скорее, меня одолел азарт, — Фран хмыкает. Вибрации его голоса и правда волнами тягучего эхо обволакивают моё тело или же это очередной выверт слабой омеги во мне?
— Теряясь в догадках, я весь вечер не спускал глаз с твоего папы, пытаясь уличить момент, когда смогу прямо и открыто спросить его о тебе. И, представь, такая возможность мне представилась довольно быстро, так что, не теряя времени и не растрачивая его на обходительность, пока твой отец отлучился куда-то с королём, я и задал мсье Радовану столь интриговавший меня вопрос: где на самом деле сейчас находится его изворотливый сын?
— И что? — затаил дыхание, внемля каждому слову альфы. Точнее, снова, залипнув на его губах, в которые так и подмывало впиться не шибко умелым, зато настойчивым поцелуем. — Это он рассказал тебе об этом месте?
— Нет, конечно, — Фран досадно цыкает, а я ухмыляюсь. Как бы папочка ни относился к моим бета-выкрутасам, но важность для меня моего нынешнего статуса он понимает. — Поэтому мне пришлось пойти на маленькую хитрость и расспросить о тебе того, кто точно не смог бы мне соврать.
— Только не говори… — возвёл глаза к потолку и обессилено опустился на колени. Финита ля комедия, Свят. Ваша игра была блистательна, но свеч, как оказалось, не стоила. Однако почему Фран здесь, если он и так уже знает обо мне всё? Им руководила задетая гордость или же, как и говорит Фран, просто овладел азарт? То или же другое — не важно. В любом случае это точка в конце последней строчки эпилога.
— Да-да, — альфа бодро кивает, словно и не осязает моего подавленного состояния. – Сперва, учитывая слухи о том, сколь настойчив король в вопросах поиска достойной пары для своего племянника, я действительно подумал, что ты просто сбежал, однако ответ маленького Стефана, мягко сказать, расставил все точки по своим местам.
Как знать, каких там точек недоставало Франу, а вот у меня явно не хватало запятых. Во Фране Торстене я ошибался изначально, слепив для себя образ таинственно-прекрасный, мужественный и выше всего того, что называют мирским. На самом деле Фран и был таким, таинственно-прекрасным и так далее, но при этом он всё же был грёбаным самцом и манипулятором, умело скрываясь за маской интеллигента.
— Понимая, что мне нужно получить от ребёнка максимально внятный ответ, я спросил Стефана, почему его брат не пришел на приём.
— «Потому, что братик уехал за сладостями для меня» — вот что ответило мне это мелкое чудо.
— «И куда же?» — я всё же попытался ещё раз, хотя уже откровенно сомневался в том, что моя затея принесёт плоды.
— «Домой. В Драговицу. Братик каждый раз привозит мне оттуда много подарков и сладостей».
— «И как часто?» — тут, Панич, даже несмотря на мою уверенность в том, что ты бета, у меня закрались самые что ни на есть определенные подозрения: «Как часто Святимир ездит домой, Стеф?»
— «Часто» — мальчишка сперва кивнул мне утвердительно, а потом задумался. Знаешь, Панич, лучше бы он так и не понял, что всё-таки не ответил на мой вопрос.