Во-вторых, всё это, как мне кажется, было неуместно по отношению к Пашке, потому как Ольга автоматом становилась моей Гвиневрой.
На этот аргумент у неё тоже обнаружился отличный ответ:
- Ты гей, и к тебе Пашка ревновать не будет.
Я аж поперхнулся, услышав такое. То есть меня что, уже окончательно записали в другую команду? На меня уже никто не ставит?
- Ты с чего взяла? – выдавил я.
Ольга ослепительно улыбнулась и потрепала меня по отросшим волосам.
- Ты же такой красивый стал, Витюш. Волосы такие классные и рубашка отпад. Что ж я, слепая что ли.
Я впал в ступор ещё на слове «Витюш», а остальное дослушивал уже откуда-то из другой галактики. Только машинально покосился на чёрную шёлковую рубашку, которую мне подарил Максимка на двадцать третье февраля. Сволочь. Пометил, блядь.
А всё равно от мысли о том, что на мне именно его рубашка, стало как-то тепло на душе, и я вернулся в мир живых.
Третий аргумент я озвучивать не решился. Заключался он, конечно, в том, что я не хотел оставлять Максимку одного даже на полчаса.
Впрочем, Ольга и тут видела меня насквозь.
- Максим мог бы играть твоего оруженосца, - сообщила она, отворачиваясь к окну и изображая задумчивость.
Я помолчал.
- Оль, не дурацкая идея? Парням же не понравится.
Ольга фыркнула.
- А что мне твои парни? Мы постановку на камеру снимаем, детям показывать будем. Пусть лучше смотрят на красивых мальчиков, а не на наше быдло подзаборное.
Я вспомнил зверское лицо Пашки и подумал, что показывать она нас скорее собирается не столько детям, сколько подружкам. Ну да и пофиг в общем-то.
Я тоже посмотрел в окно. Представил Макса в роли оруженосца. Он же никогда в таких делах не участвовал. Но, наверное, хотел. Он же всегда любил показываться людям на глаза.
- Я спрошу у него, - сказал я, не пытаясь пояснять у кого.
Ольга кивнула и хитро покосилась на меня.
- И скажи, что снимаем на плёнку.
Я только хмыкнул.
Макс в самом деле обрадовался. То есть, сначала, он, конечно, мандражировал. Но я видел где-то на дне его глаз, как ему хочется поучаствовать.
- А плёнку дадут?
- Ну, да, могут, наверное, - сказал я, всё ещё любуясь его глазами.
Макс продолжал сомневаться.
- Макс, пошли, ты с Ольгой поговоришь, она сама тебе всё объяснит, - сказал я наконец, ничуть не сомневаясь в том, что Ольга его убедит в чём угодно.
Максимка закусил губу, поколебался секунду, а потом быстро кивнул и засверкал уже весь целиком.
Конечно, Ольга его уговорила. А затем под шумок уже я уговорил её передать оруженосцу половину реплик Артура. И потом, когда я пересматривал эту запись, не уставал восхищаться тем, какой Максимка там красивый.
Третьей проблемой оставался выпускной. И туда Макс тоже не хотел идти. Точнее, опять же, я прекрасно видел, как он этого хочет на самом деле, и всё равно он упирался как баран.
На сей раз отец всё-таки выделил мне денег, но единственный мой костюм был мал мне на два размера, а покупать новый на один вечер батька явно не планировал. Предложил мне взять его собственный, но и он еле-еле налезал мне на плечи. Короче, попытавшись пару раз, я плюнул и решил, что пойду в Максимкиной рубашке и своих сравнительно новых джинсах.
А вот Максимку я уговаривал долго. Уговаривал по-разному. Поцелуйчиками и минетиками, от которых он вообще млел. Именно в этот вечер я безумно хотел быть вдвоём с ним.
И в конце концов мы всё-таки оказались вместе на соседних креслах в автобусе, колесящем по традиции по городу. Стояли, взявшись за руки, на Воробьёвых горах и смотрели вниз на блестящую отражённым светом фонарей Москва-реку. Были там ещё какие-то достопримечательности, но их я особо не запомнил, только вот это: ночь. Тёплый ветер. Максимкина рука в моей руке. И такое чувство, что теперь-то уже всё у нас всегда будет хорошо.
Потом нас повезли на ВДНХ и высадили у полуоткрытого кафе. Ночь, парк пустой, и только мы и тихая музыка, уже игравшая внутри.
Максимка тоже не стал одевать костюм, хотя у него-то он наверняка был. На нём тоже была только расстёгнутая рубашка поверх футболки, но, в отличие от моей, тёмно-вишнёвая. И я был абсолютно уверен, что он так же счастлив был оказаться там, как и я.
Потом был праздничный стол, какие-то тосты и поздравления. Странно выглядели танцевавшие с родителями в соседнем зале учителя. Мой отец не поехал, верно рассудив, что нам с Максом вполне хорошо тут будет вдвоём.
Когда в нашем зале тоже начали танцевать первые парочки, я заметил, что на Макса снова находит хандра. Он смотрел куда-то за окно, в темноту, а через какое-то время и вовсе встал и направился к выходу. Молча. Я бы решил, что он пошёл покурить, только он не курил.
Выждав полминуты для приличия, я встал и вышел следом.
Макс стоял, облокотившись о деревянный парапет, огораживавший открытую часть кафе.
Я подошёл со спины и обхватил его за талию.
Макс вздрогнул, резко обернулся и тут же успокоился, увидев меня. Только опустил ладони поверх моих рук, скрещенных у него на животе.
- Что такое? – спросил я.
Макс попытался улыбнуться, но безо всякого успеха.
- Это глупо, - сказал он. – Так что не обращай внимания.
- Как я могу не обращать внимания на что-то, что связано с тобой?
Я опустил щёку ему на спину и замер так, наслаждаясь теплом.
Макс долго молчал. А потом чуть повернул голову, пытаясь заглянуть мне в лицо.
- Витька, давай потанцуем.
Я недоумённо приподнял голову, и он тут же отвернулся опять.
- Забудь.
- Нет, подожди.
- Да сказал же, забудь. Мужики не танцуют. Да и… кто будет вести?
Я поднял лицо с его спины и рывком развернул его к себе.
- Ты хочешь вести?
Макс отвёл взгляд.
- Не особо.
Это не был тот взгляд, с которым он отказывался идти на выпускной или ехать в Ярославль. Он в самом деле не хотел и, скорее этого немного стыдился, чем пытался скрыть какое-то другое желание. Я тогда уже научился неплохо читать его, и это даже доставляло мне какое-то удовольствие.
Я потянул его на себя, заставляя выйти на свободное пространство и обнял.
- Я не очень хорошо танцую, - предупредил я. – Так что есть смысл вести тебе.
Макс посмотрел на меня, а потом уронил голову мне на плечо и тоже обнял за пояс.
- Не нужно. Веди, как умеешь.
И мы стали неторопливо танцевать, если можно назвать танцем это топтание на месте под звуки «Forever Not Yours». Я чувствовал его тело в своих руках. Острые лопатки под своими пальцами. Тёплую щёку у себя на плече. Если бы не он, я никогда бы не додумался пригласить его. Не потому, что стыдился – просто не мог представить, что для него это было важно. И у нас не было бы этого самого последнего упоительно сладкого воспоминания о том времени, когда мы были счастливы.
Я слушал эту песню миллион раз, представляя, что он снова в моих руках, такой хрупкий и беззащитный, а я для него – стена, защищающая от мира, и он никуда никогда не уйдёт.
Песня закончилась, а мы всё ещё стояли не в состоянии сойти с места, когда из дверей вывалилась толпа гогочущих парней. Артём шёл впереди, а когда заметил нас, остановился на месте как вкопанный.
Я столкнулся с ним взглядом. Надо было бы поставить его на место сразу же, но мне так не хотелось рассеивать остатки того волшебства, которое только что зародилось для нас с Максимом.
- Педики, блядь, - выдал Артем и сплюнул на пол, - совсем охуели.
Макс вздрогнул в моих руках, но я только крепче прижал его к себе. И всё равно ничего не сказал. Просто не хотел чувствовать на языке вкус тех слов, которые следовало произнести для Артёма.
Он посмотрел на нас ещё секунду и двинулся куда-то в темноту, а следом за ним и мои бывшие друзья. Каждый из них наградил нас презрительным взглядом, но я только опустил ладонь на затылок Максима, не давая ему обернуться. А самому мне было плевать.
Когда их пьяное гоготание стихло вдали, я поцеловал Макса в висок и чуть отпустил.
- Ты самый лучший, - сказал я.
- Ты мог бы быть с ними.
- Зачем, если я могу быть с тобой?
Макс тихо улыбнулся и поцеловал меня – так же упоительно и сладко, как в самый первый раз. Его язык, щекотавший мои дёсны, снова возвращал нас в ту вселенную, которая существовала только для нас.
- Я люблю тебя, - прошептал он, закончив поцелуй, и снова опустил голову мне на плечо.
Мы стояли так какое-то время. Возвращаться в шумный зал не хотелось ни мне, ни, наверное, ему. Мы бы, наверное, стояли так до утра, если бы нас снова не прервали прозвучавшие от выхода голоса – женское икание и какое-то неразборчивое пьяное бормотание. Через пару секунд на веранде показался Пашка, тащивший за талию слабо упиравшуюся и в стельку пьяную Ольгу.
- Бля, опять ты, - выдал Пашка.
Ольга явно стушевалась и попыталась ретироваться обратно в зал.
Я промолчал.
Пашка, не отпуская Олю, подошёл к нам вплотную и выдохнул – он, видимо, думал, что говорит шёпотом, чтобы слышали только я и он:
- Очистите ап… апартаменты. Другие тоже трахаться хотят.
Ольга захихикала. Макс покраснел и попытался отодвинуться подальше от Пашки.
- Дебил, зачем так нажрался? – сказал я ещё на пару тонов тише.
- Па-паашёл…
- Пошёл, - согласился я и, потянув за собой Максима, проскользнул мимо Пашки. В последний момент остановился и всунул в его ладонь пачку презервативов, бросив напоследок: «Тебе нужней».
Мы же спустились по лестнице и побрели по аллее, слабо освещённой редкими фонарями. Я поймал взгляд Максима и увидел, что он улыбается.
- Что? – спросил я.
Он покачал головой.
- Просто так.
Потом обнял меня за пояс и спросил:
- Теперь ведь можно?
Я пожал плечами и тоже обнял его.
Мы миновали так несколько поворотов. Фонарей вокруг уже не было, и музыка позади стихла.
Я остановился и повернулся к Максу, рассчитывая его поцеловать.
Не успел.
Глаза Макса расширились, рот раскрылся, но причин этого я не понял, потому что всё потонуло в тупой боли в затылке.
- Витька… - выдохнул Макс, а совсем с другой стороны я услышал какое-то пошлое улюлюканье.
- Во, бля, попались голубки.
Пользуясь тем, что я отпустил Макса, мне завернули руки за спину. Напавших на меня я всё ещё не видел, только расслышал знакомые голоса и узнал Серёгу с Ванькой. Сопротивляться я тоже толком не мог. Перед глазами всё плыло, и мне хватило сил только выдохнуть:
- Уроды…
Меня не слышали, и к лучшему, наверное.
Максу тоже завернули руки – того, кто держал его, я видел, это был Белобрысый. Нас обоих подтолкнули куда-то в сторону газона. Макс с ужасом смотрел на меня, не зная, сопротивляться или нет. А я и сам не знал. Очень уж много их было. Попробовал рыпнуться и тут же взвыл, почувствовав, как подкашивается колено.
Дальше меня тащили уже волоком. Вытащили на какую-то поляну и, завернув руки ещё дальше назад, привязали к дереву. В центре поляны горел костёр, на котором парни уже жарили шашлыки. Артём сидел на бревне около костра и пил какую-то бражку из мутной полуторолитровой бутылки.
- Опачки, - сообщил он, завидев нас, но вставать не стал.
Серёга с Ванькой - а это оказались они - закончили связывать мои руки и устроились рядом с ним. Артём тут же протянул баклажку одному из них, и она пошла по кругу. Я всё пытался высмотреть среди этих уродов Пашкино лицо и потребовать объяснений, но Пашки не было.
Макса привязывать не стали. Чтобы удерживать его - хватило одного Белобрысого, хотя Макс рвался из его рук как мог, не сравнить с его обычной покорностью в школе. На него как будто нашла какая-то непонятная ярость. Он кричал, требовал отпустить нас, называл парней уродами и сволочами, но те не обращали на него никакого внимания.
Так длилось минут пятнадцать. Пацаны просто выпивали. Я мучительно натягивал верёвку, пытаясь высвободить руки, но только туже затягивал узлы. Макс ругался, пока не выдохся.
Ситуация изменилась, когда Белобрысый пожаловался:
- Бля, мужики, ну мне чё, до утра так стоять?
Парни обернулись к нему. Артём, как раз державший в руках бутылку, передал её Серёге и вытер губы рукавом.
- Да не, не надо до утра.
Он встал и подошёл ко мне. Надо сказать, он был трезвее того же Пашки, но глаза его горели каким-то диким, первобытным огнём.
Без замаха Артём врезал мне под рёбра. Я только выдохнул и сжал зубы.
- Чё, нравится пацанов ебать?
Я молчал.
Артём дёрнул меня за волосы до боли, заставляя запрокинуть голову.
- Отвечай.
- Нахер иди, урод.
- Ты туда сам щас пойдёшь.
Артём прижался ко мне всем телом, и я ощутил его неслабый стояк. Мне стало тошно. Странно, что меня вообще не вырвало прямо на него. Одно дело мой сладкий Максимка, а другое – это воняющее перегаром чмо.
- Развяжи, поговорим, - предложил я, в очередной раз пытаясь высвободить руки.
- Вот ещё, - Артём отошёл и плюнул мне в лицо. – Педикам слова не давали.
Я рванулся ещё раз, так что верёвки до боли врезались в руки, но бесполезно.
Артём отошёл, но радоваться было рано. Вместо меня он подошёл к Максимке, наблюдавшим за всем происходящим расширившимися от ужаса зрачками. Когда пальцы Артёма легли ему на подбородок, он дёрнулся как-то особо сильно, но вырваться так и не смог. А Артём сначала коротко и жадно поцеловал, отчего Макс завертелся ещё сильнее, а затем знакомым жестом надавил ему на щёки и плюнул в открывшийся рот.
- Знай своё место, подстилочка.
- Сука! – не выдержал я, но новый рывок только сильнее вдавил веревку в мои руки.
- Чё, не надумал там договор выполнять?
- Ненавижу, - процедил Макс.
- Ну мне не очень-то и нужна твоя любовь, - Артём хохотнул, и ребята поддержали его взрывом гоготания.
Ванька и Серёга встал со своих мест у костра и теперь стояли рядом с ним.
- А ну, пацаны, как мы на истории учили?
Серёга подошёл к костру, подцепил торчавшую из огня головню и подошёл ко мне.
- Знаешь, чё с такими пидорками в XIII веке делали, а, Витёк? – спросил он меня.
- Нахера? – спросил я, внимательно наблюдая за приближавшейся ко мне головнёй.
- Не надо, - выдохнул Макс, когда та была уже в десятке сантиметров от моего лица.
- Что это вдруг?
- Я согласен. Уймись, Артём. Убери это.
- Во…. – возглас Артёма поддержали и Ванька с Белобрысым.
- Недолго-то и ломался.
Серёга убрал головню от моего лица.
- Руки ему освободи, - приказал Артём, и только тут я увидел, что Белобрысый успел связать руки Макса за спиной. Теперь верёвка упала на траву.
- Давай, чтоб по первому классу, - хохотнул Белобрысый у него из-за спины и толкнул Максимку на колени.
Я в упор смотрел на Макса и не знал, что должен делать. Что? Орать, не надо, Макс, стой?
У меня перед глазами всё ещё стояла головня, но я ещё раз попытался рыпнуться, только совсем уж вяло. Тихо, даже не знаю, слышал он меня или нет, прошептал:
- Максимка, не надо…
Макс не слышал или не слушал.
Парни окружили его со всех сторон, но Артём тут же одёрнул их.
- Зрителям не видно, - сообщил он и оттолкнул Серёгу в сторону, давая мне обзор.
Макс не успел отвести взгляд, и на секунду наши глаза встретились. Не знаю, что в них было. Мольба. Тоска. Безысходность. Его будто рвали на части. Уже тогда.
А потом Артём опять взял его за подбородок и повернул лицом к себе.
- Ну, тёлочка, начинай.
В наступившей тишине вжикнула молния.
Я зажмурился, но даже с закрытыми глазами видел, как бледные Максимкины губы смыкаются вокруг синеватого от проступающих вен члена Артёма.
Глаза я закрыл лишь на секунду, потому что мне тут же стало стыдно. Было слишком просто уйти. Бросить его одного. А впрочем, может он этого и хотел? Я не знаю, но тогда мне казалось, что не смотреть нельзя. Ведь он же не может отвернуться.
Всё было так, как я себе и представлял. Артём взял его за затылок, направляя. Я никогда так не делал. Макс мог делать только то, что хотел - и так должно было остаться. Но Артем считал иначе. Он почти уже нанизывал голову Максима на свой член, а потом резко отпустил, передавая Серёге, как бутылку браги совсем недавно.