- Кто навел?
- Да твой Люцик и навел. Без злого умысла. Ты, наверное, еще не в курсе, но он когда сбежал, к Валлианту подался. Вроде бы запомнил его у тебя в офисе, и показалось ему, что у Валлианта добрые глаза. Ну да, конечно, со смеху помереть можно! У Валлианта – и глаза добрые! Скорее уж член самый вставший. Я ж там был, видел, как Валлиант в зале заседаний Люциуса взглядом пожирал. Разумеется, он рад оказался приютить твоего красавчика. Все у него узнал, все выспросил, смекнул, что вы активно занялись закупками, и приставил слежку. Я думаю, он после твоей трагической кончины Люциуса бы себе забрал. Не официально, конечно, любовником на содержании или в качестве гуманитарной помощи, но видно глянулся ему твой шельмец.
Ирвинг скрипнул зубами:
- Понятно.
- Все будет хорошо, - Курт наклонился и накрыл ладонью руку Ирвинга. – Я узнавал у врачей – прогнозы у тебя очень хорошие. И переезд не запрещен. Так что все в силе, как только почувствуешь себя лучше, запускаем новый проект. Производство на Островах в разы дешевле.
- Адриан…
- Организацией похорон уже занимаются, я распорядился. В фамильном склепе, правильно?
Ирвинг устало кивнул. Рядом с саркофагом Данко было еще много места, хватит и Адриану, и Торну, и – когда-нибудь – ему самому.
- Я… - в горле стоял ком, говорить было больно.
- Тщщщ, - Курт сжал его руку. – Тебе нельзя сейчас волноваться. Регенерация только запустилась, болты были отравлены ядом. Чудо, что удалось спастись. Ты еще легко отделался, а вот мужьям твоим катастрофически не везет. Или тебе с мужьями. Слушай, я догадываюсь, что ты снова собираешься носить траур, но время-то идет. Я слышал, что последнего мужа тебе Брюс подарил. Давай, пока ты в больнице, я тоже тебе омежку подберу, у меня в этом деле опыт большой и глаз-алмаз. Понимаю, что вопрос личный и ты вправе отказаться, но…
- Я откажусь. Не обижайся, Курт.
По лицу Курта скользнула тень.
- Как знаешь… Я от всей души! Тем более ты теперь без первого мужа, да и Люци…
- Хочешь - забирай его! Все равно на торги выставлю.
- Да я бы забрал, - с сожалением протянул Курт, - но пока идет следствие, не имею права. Его сейчас допрашивают, как причастного. Но потом – с удовольствием! Ты не передумаешь? Все ж такая красота!
- Как бы ты не передумал, пожив с ним неделю-другую. Предупреждаю сразу - обратно не приму.
- А я и не отдам. Отправлю его в свой охотничий домик, буду развлекаться на досуге.
Ирвинг кивнул.
- Есть хочешь? – поинтересовался Курт. – Тебе внутривенно вводят питательную смесь, но этого явно мало. У тебя и глаза запали, и щеки, а подбородок стал совсем острый – как у беркута. Выглядишь жутко.
- Не хочу. Ты ступай, Курт. Узнай, когда отсюда уйти можно будет. Меня, наверное, какой-то дрянью накачивают – все время спать хочу, а аппетита нет совсем.
- Странно. Тебе сейчас силы восстанавливать надо. Не переживай, я все узнаю.
Утром сразу после обхода к Ирвингу пришли представители власти – журналистов он принимать отказался наотрез, а от этих отбиться не удалось.
Двое крупных альф с пронзительными взглядами расположились по обе стороны кровати и подошли к делу с несомненным опытом. Расспросили обо всем, что он помнил, поинтересовались, были ли у него какие-то подозрения, что он думает о ситуации в целом, и лишь потом соизволили ответить на вопросы.
- Да, вина Валлианта Лорка доказана полностью, один из наемников остался жив и дал свидетельские показания. Нет, остальных буквально на части порвал ваш… мгм! третий омега. Оригинальная у него, однако, вторая форма! Мы ничего подобного давно не видели. Никогда, если честно. Жаль, что с ним так вышло. Нет, вашему второму омеге предъявлены серьезные обвинения и на поруки он отпущен не будет.
На этом месте Ирвинг разозлился:
- Люци, конечно, идиот, но я хотел бы воспользоваться правом наказать его сам. За природный кретинизм, длинный язык и половую распущенность, насколько я помню, статья не предусмотрена.
Сидящий ближе к двери альфа, которого Ирвинг мысленно назвал «правым», подался вперед:
- Боюсь, что все гораздо серьезнее. Мы учтем ваши пожелания при назначении меры наказания, но этот красивый омежка совершенно точно не вернется домой. Видите ли, допросы в отделе убийств проводят специально обученные альфа-следователи, и выглядит такая беседа как принудительная исповедь. Подозреваемые начинают рассказывать буквально все. Вот и ваш мальчик запел соловьем.
- И что такого он вам напел? – с вызовом поинтересовался Ирвинг.
- Все подробности о том, как на пару с домоуправом испортил тормозную систему в машине вашего бывшего второго омеги, чтобы занять его место, - резко ответил «левый».
Ирвинг вздрогнул. Это было уже слишком.
Данко, снова Данко! Яркие глаза, опушенные темными ресницами, ослепляющая улыбка, смуглая оливковая кожа и легкий нрав. Как можно было желать ему смерти?
- Вы уверены? – беспомощно переспросил он. – Выходит, авария и смерть Данко – не несчастный случай? Дело же закрыли почти сразу…
- Если бы не недавнее покушение, мы бы тоже так думали, не было никаких улик, - с сожалением сказал «правый». – Но теперь вашему омежке грозят либо принудительные пожизненные работы, либо безвозвратное превращение и содержание в зоо-отсеке.
- Первое, - тут же определился Ирвинг. – Я буду настаивать.
- Так хотите сгубить его на каторжных работах? – изумился «правый». – Он в рудниках и месяца не протянет.
- Я буду настаивать на общественном борделе, - мстительно сказал Ирвинг. – Люциус вечно жаловался на недостаток внимания и ласки и, как выяснилось, без стеснения мне изменял. Пускай потрудится на благо государства.
«Левый» одобрительно крякнул:
- Мы примем во внимание.
Оба альфы поочередно кивнули и почти синхронно поднялись со своих мест.
- До свидания.
- Выздоравливайте.
Ирвинг безучастно попрощался. Жить не хотелось вообще. Стимула не было.
Слишком много в последнее время навалилось, так много, что хотелось обернуться зверем, свернуться клубком и заснуть в холодном свете луны.
- Зайдите к нам после выписки, необходимо будет подписать кое-какие документы, - уже от двери через плечо бросил один из альф, судя по тону - «правый». – И бойца своего привезите. По делу его самоуправство проходит как самооборона в состоянии аффекта, но требуется уточнение деталей.
Ирвинг непонимающе моргнул. Нешуточная безумная надежда разгоралась где-то у него внутри – никто же не сказал прямо, что Торн погиб, Ирвинг слышал только соболезнования и намеки. Но как он мог выжить – смертельно раненый, один против троих?
Он так сильно вдавил кнопку вызова персонала, что чуть было ее не сломал.
- Что? – ворвался в палату вчерашний медбрат. – В чем дело? Вам плохо?
- Мой… мой третий муж… Он здесь?
Лицо омеги омрачилось.
- Да. Мне очень жаль…
- Он жив? Что с ним?
- Боюсь, ходить он больше никогда не сможет. У него полностью порваны левый бок и бедро, непоправимо повреждены связки, плюс многочисленные переломы ребер, и одно из них прошло в легкое. Вдобавок на третьих мужей не оформляется специальная страховка, и никто не знал, согласитесь ли вы оплачивать восстановительную терапию, случай-то тяжелый, так что он на минимальном обслуживании.
Ирвинг побелел от гнева, верхняя губа у него дернулась.
- Мне необходимо срочно переговорить с руководством клиники.
- Да, конечно, я приглашу директора сразу же, как только он освободится.
- Где лежит Торн?
- На первом этаже, в общем отделении.
- Переведите наверх, в отдельную палату. Немедленно. Возьмите анализы, проведите полное обследование, назначьте все, что нужно. Все расходы я покрою. И… погодите, мне же уже можно вставать?
- Нежелательно, - уклончиво ответил омега.
- Неважно. Отведите меня к нему! Сейчас же!
Медбрат поколебался, но протестовать не стал.
Торн лежал в крохотной палате, больше похожей на кладовку с квадратным окошком под самым потолком, и на своей железной койке с пожелтевшим бельем выглядел еще более нелепо, чем когда-то на торговых помостках. Весь скрюченный, скособоченный, с отекшим глазом и синяком в пол лица, он вызывал такую острую щемящую жалость, что Ирвинг вынужден был ухватиться за дверной косяк, чтобы устоять на ногах.
- Осторожнее… пожалуйста! – поддержал его под руку медбрат.
- Ирв! – при виде Ирвинга лицо Торна озарилось ясной улыбкой. – Я так волновался! Мне не сказали, что с тобой и Адрианом, и я больше всего боялся… Ох!
Он неловко повернулся и застонал. По лицу прошла судорога боли.
- Не надо шевелиться, - Ирвинг доковылял до койки и примостился на краю. Повернулся к медбрату: - Оставьте нас.
- Я пока найду директора, - сориентировался тот.
Ирвинг нащупал руку Торна и крепко ее сжал:
- Я видел, как ты превратился.
- Да… Ужасно, правда? Мне очень стыдно.
- Ничего подобного. Ты был невероятно хорош. Если бы не ты, меня бы добили.
- А Адриан?
Ирвинг печально покачал головой.
- Мне очень жаль…
Они помолчали. Торн отвел взгляд и упорно рассматривал теперь грязно-желтую стену и тонкую расходящуюся вверх трещину. А Ирвинг смотрел на Торна, на его, оказывается, такие длинные совсем светлые ресницы, на четко очерченные губы с аккуратно вырезанной верхней и пухлой нижней, на подбородок с ямочкой, и поражался тому, как мог не замечать раньше всей этой красоты.
- Не продавай меня сразу, пожалуйста, - пробормотал вдруг Торн.
- Что? – не понял Ирвинг.
Торн повернул к нему избитое лицо:
- Если ты продашь меня сейчас, новый хозяин захочет избавиться от детей. Я знаю: шансов, что я сумею нормально родить, немного, но они есть, и я очень постараюсь. Ты же хотел детей, правда? Врачи сделали УЗИ, сказали, что их двое и что ни один плод не пострадал. Ты сможешь продать меня потом, позже, а малышей воспитать, как хотел вначале.
Ирвинг решительно ничего не понимал.
Торн умоляюще вглядывался ему в глаза, нервно облизывал губы и нес какой-то бред:
- Я понимаю, что уже ни на что больше не гожусь, и что на лечение и содержание потребуются деньги, но я не буду бесполезен. Смогу помогать на кухне или отработать как-то иначе. И я не буду много есть, перееду во флигель к прислуге, вообще не стану тебя беспокоить, только дай доходить беременность, а потом уже делай что хочешь! Пожалуйста, прошу тебя!
- Ты о чем, о, господи! – воскликнул Ирвинг, подаваясь вперед и крепко притискивая к себе Торна.
Тот дернулся, болезненно заскулил сквозь зубы, и Ирвинг, слегка ослабляя объятья, задушено прошептал:
- Я никогда и никому тебя не отдам, слышишь! Мы тебя вылечим, обязательно. Ты получишь статус первого мужа и все самое лучшее, что только смогут предложить врачи. Я обеспечу самый дорогой и качественный уход. Тебе не надо ни о чем беспокоиться.
- Ирв… - Торн немного отстранился. – Ты головой ударился?
Ирвинг снова ничего не понимал.
- Или тебе просто не сказали? Ну да, конечно, - Торн криво улыбнулся. - Ирвинг, я – калека. Это навсегда. Я даже разогнуться теперь не могу, а первые два дня вообще ходил под себя. У меня почка отказала – последствия яда нижнего болта. Мышцы раскурочены, одна нога теперь почти нерабочая. Я больше не тяну на мужа, даже на самого младшего. Я – списанный материал.
- Не пори чушь. Все это неважно.
- Меня невозможно вылечить.
- Для меня нет ничего невозможного.
Торн скептически покачал головой, и тут тягостную сцену прервало появление директора клиники.
- Господин Ирвинг фон Дрейк? Рад с вами познакомиться. Давайте пройдем в более подходящее для беседы место…
Час спустя Ирвинг гневно орал в телефон на Курта:
- Да мне плевать, что там будут болтать в Высшем Свете, мы все равно переезжаем, и они первыми приползут ко мне за новыми контрактами! Я не хочу других мужей, я хочу этого! Он носит моих детей. Он спас мне жизнь. И нет, это не благодарность, а совсем, вот совершенно другое. Сам ты идиот! Плевать - пусть думают, что я спятил, но первым мужем будет только Торн. Да, первым и единственным. Это мое последнее слово. Курт, хватит уже находить препятствия, найди лазейку! Нигде прямо не сказано, что статусы первых мужей запрещены невысокородным, я знаю одного парня в сенате, у него первый муж из питомника. Вот и у меня будет исключение! Исключительное исключение. Нет, я не передумаю. Пусть. Согласен. Да, я готов уехать туда на полгода и в курсе, что лечение экспериментальное и баснословно дорогое, но они обещали результаты, а остальное не имеет значения. Еще раз повторяю: это неважно, важен только Торн! Мне отдали его историю болезни и написали все рекомендации, при помощи специальной терапии его можно будет поставить на ноги. Да, отдаю себе отчет! Хорошо, приезжай.
Эпилог
Никто давно уже не удивлялся тому, что десять лет назад клан фон Дрейков перебрался за Пролив. Им принадлежали семьдесят процентов всех Островных Земель, включая Вересковую долину, испещренные прибыльными шахтами Рудиевы горы и Лазурное побережье. Ирвинг фон Дрейк входил в десятку самых богатых и влиятельных людей Северного Полушария. И, что поразительно, до сих пор жил отшельником даже не в величественном фамильном замке, возвышающимся у подножья Змеиного Пика, а где-то за Серым Кряжем, в закрытом и охраняемом лучше президентских дворцов поместье на плоскогорье.
Поговаривали, что много лет назад произошла страшная трагедия, и фон Дрейк в одночасье лишился всех своих омег. Еще ходили слухи о несчастной любви и каком-то немыслимом предательстве. Нашлись свидетельства того, что в бурной юности фон Дрейк был тем еще ходоком и разбил множество сердец, даже увел жениха у какого-то влиятельного барона.
Один из немногочисленных признанных родственников фон Дрейков – Брюс – любил в подпитии рассказывать душещипательную историю о разбитом сердце Ирвинга и его тонкой душевной организации. Пик красноречия обычно приходится на вторую бутылку, а история всякий раз несколько отличалась от предыдущей версии; время от времени Брюс основательно путался в показаниях, но заканчивал всегда одинаково: тем, что он сумел утешить друга, подарив ему самого необыкновенного и невероятного омегу из всех, которых он когда-либо встречал. Поскольку язык у Брюса к этому моменту уже порядочно заплетался, в чем заключалась исключительность, допытаться никто так и не смог, но сомнений в том, что фон Дрейки всегда выбирают только самое лучшее, не возникло ни разу.
Породниться с Ирвингом фон Дрейком мечтали поголовно все знатные семьи Островов, да и с Континента частенько заглядывали кандидаты – родовитый альфа был хоть и немолод, но необыкновенно хорош собой. Густые с легкой проседью волосы, горбатый орлиный нос, сапфировые глаза, статная фигура. На него заглядывались и молодые вдовцы, и более зрелые партии. Приглядывались и родители совсем юных, еще не выведенных в свет омег. Слышали, что вроде бы был у Ирвинга спрятанный под семью замками в поместье муж, но все же не переставали надеяться. Что с Ирвингом живет за омега, не видел никто, может старый совсем, если с детства с фон Дрейком повязан? Или вообще внестатусный…
Ирвинг ни разу не принимал приглашений «по-соседски», не устраивал приемов, и даже на официальные мероприятия выезжал исключительно в компании секретаря и двух телохранителей. А секретарь у него был альфой, что тут же пресекало все пересуды.
Прием у нового генерал-губернатора стал тем событием, проигнорировать которое не мог ни один из приглашенных, и фон Дрейки не были исключением. Среди правящей верхушки Островов тут же начали заключаться пари: удастся ли Ирвингу и в этот раз избежать публичности и отсидеться в стороне или он вынужден будет возглавить список почетных гостей? Адъютант генерала, имеющий доступ ко всей документации, по секрету шепнул своему любовнику, который рассказал своему отцу, который поделился с двумя кузенами, разболтавшими своим омегам, что фон Дрейки приглашены в полном составе. Ирвинг, его первый муж и два наследника.