— Сколько ему лет? — вдруг подает голос Кузачев. Я уничтожающе на него смотрю, потом на Оксану, которая, поднявшись на ноги, снимает пальто.
— Матери должно быть виднее.
Скрывшись от разрушителей моей жизни, прислоняюсь спиной к стене, разворачиваю документ. Как такое могло случиться? Каким образом Оксана оказалась донором яйцеклетки? Мне такое в кошмарном сне не могло присниться. Вариант только такой, что во время оплодотворения что-то пошло не так, и Мальцева заменила яйцеклетки.
Мои действия? Завтра же «мать» тащить в центр на тест-ДНК и по итогу делать выводы. Если это окажется правдой…
— Куда идти? — Оксана появляется перед глазами. Я жестом руки указываю в сторону столовой, но потом хватаю ее за локоть. Адвокат тормозит, но я ему взглядом приказываю валить. Семенит в указанную сторону.
— Давай договоримся, что ты не произносишь слово «мама» и ведешь себя адекватно, мило и доброжелательно.
— Но…
— Я не закончил, — сильнее сжимаю локоть, морщится. — Матвей мальчик умный и не будет на каждом углу говорить, что ты мать. Он будет к тебе присматриваться, анализировать твое поведение. Марина другая, более импульсивная и доверчивая. Ей вообще не стоит знать, кто ты такая и как тебя звать. Завтра ты приедешь ко мне в офис и поедешь со мной сдавать анализ на материнство. Только после него я решу, как быть с тобой. И пусть твои слова окажутся правдой, иначе я тебя сотру в порошок. Ясно?
— Ты мне угрожаешь? — выдергивает руку, сверкает глазами. — Я — мать. Ты не имеешь право запрещать мне пользоваться своим правом. И никакой анализ я сдавать не буду. Все давно уже известно, — выразительно смотрит на бумагу в моей руке. — Смирись с этим.
— Еще чего! Не думай, что я тут сразу расплывусь в радостной улыбке и буду потакать твоим прихотям. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Имею ввиду, суд — дело недешевое. Учти это, и знай, что я еще из тебя потребую моральный ущерб.
— Ты совсем не думаешь о психическом состоянии детей. Дети растут без матери, не знают, что такое материнская ласка, — подходит вплотную, смотрит в глаза. — Пока ты дойдешь до суда, дети ко мне привяжутся. И в первую очередь эти разборки коснуться их, а не меня. Улавливаешь, мою мысль, папочка?
— Пап? — голос Матвея опять звучит слишком неожиданно и близко. — Мы ждем только вас.
— Идем, котенок, — Оксана слишком сладко растягивает слова, берет сына за руку, тот ее не выдергивает, и это как ножом по сердцу. Он ведь поверил ей, потому что хочет верить. Хочет верить, что его желание сбывается. Как бы мне противна Оксана не была, в одном она точно права — вся эта канитель коснется детей. Им ведь придется тоже сдавать анализы, нужно будет объяснить для чего. Если с Мариной еще можно как-то увильнуть от темы матери, от Матвея ничего не скроешь. Слишком он умен для своего возраста.
Стискиваю зубы, сминаю бумагу в руках, проклиная тот самый день, когда в кабинете Мальцевой появилась эта алчная женщина.
41 глава
Завтрак проходит в таком напряжении, что тронь кого-то из присутствующих, внутренняя струна сразу же лопнет. Хотя ошибаюсь, Оксане ровно. Она с улыбочкой попивает чай, несет за столом полную чушь без смысловой нагрузки.
Матвей исподлобья пристально ее рассматривает, я так и вижу, как он пытается впихнуть пазл «Оксана» в свою картинку, где место «мама» пустует. И, упс, этот пазл с трудом стыкуется. Конечно, если надавить, стукнуть кулаком по нему, пазл встанет на место, но картина будет немного искаженной.
Марина сразу же при чужой тете теряется, становится непривычно молчаливой, угрюмой. По виду дочери понимаю, ей Оксана неприятна. Она в отличие от брата даже не пытается ее впихнуть в нашу жизнь. И Вера Семеновна молчаливо ее поддерживает.
Никому из присутствующих не нужно было пояснять, кто есть кто. Как-то по умолчанию все понятно и ясно. Мне только не понятно, как такая фатальная ошибка могла произойти. Со мной.
— Папа, мы же поедем в развлекательный центр? — Марина смотрит на меня с недовольством, но оно касается не меня, а Оксаны, которая тут же навострила свои лисьи ушки.
— Конечно, милая, мы обязательно поедем развлекаться, — сладко протягивает «мамаша», дочь морщится, громко кидает ложку в тарелку.
— А вас не приглашали! — выплескивает все из себя Марина, резко с неприятным звуком отодвигает стул и убегает из столовой. Вера Семеновна впервые не делает ей замечание. Теща не скрывает своего пренебрежения к гостье.
— Импульсивная малышка, вся в меня, я тоже все высказываю в лицо, все свои чувства и мысли, — адресует мне понимающую улыбку, я с раздражением беру чашку.
Смотрю на Матвея. Он явно в споре с самим собой. На интуитивном уровне я чувствую его солидарность с сестрой, но из упрямства не хочет признаваться себе в своем разочаровании. А Оксана его явно разочаровывает.
— Я пойду, переоденусь, — аккуратно слезает со стула, не оборачиваясь, выходит. Оксана сразу же перестанет строить из себя улыбающуюся милашку. Вера Семеновка фыркает и уходит. Я вздыхаю, смотрю на молчаливого адвоката, который не знает куда себя деть.
— Чего ты хочешь? — напрямую спрашиваю женщину.
— Общения с детьми, полное участие в их жизни. У них должна быть мать, — звучит заученно и фальшиво, поэтому я усмехаюсь.
— А четыре года назад ничего подобного ты не хотела. Взяла деньги и свалила с горизонта. Как сынишка, кстати?
— Какой сынишка? — нарисованные брови взлетают вверх, я тоже удивляюсь. Непонимание длится от силы несколько секунд, Оксана кажется вспоминает о «сынишке» и натянуто улыбается.
— Все хорошо. Он здоров и живет полной жизнью. Правда, я его оставила с отцом.
— Так может и сейчас оставишь с отцом? — невозможно ненавидеть человека, которого не знаешь, но я ненавижу. Вот чувствую, как щупальца этого нехорошего чувства обнимают меня со всех сторон и стискивают.
— Четыре года назад я совершила ошибку. Оставила всех детей, теперь хочу исправиться.
— Чего не привела того сына, глядишь, деткам было веселее. Или никакого сына не было? — рядом начинает кашлять Кузачев, Оксана негодующе восклицает. — Не на того напала, Оксана. Ни детей, ни денег ты от меня не получишь, а вот проблемами я тебя обеспечу. И вот этой бумажкой, — кидаю в сторону Оксаны. — Можешь утереться. А теперь встали и пошли вон.
— Как был эгоистом, так и остался. Я вижу, как детям не хватает матери. Девочка совсем от рук отбилась, не воспитана и грубиянка. Для мальчика всегда было важно чувствовать рядом мать, чтобы правильно формировать отношения в будущем к девушкам. Рядом с тобой он вырастет геем, а дочь истеричкой и наркоманкой!
— Пошла вон! — шиплю сквозь зубы, стискивая руки в кулаки. — Исчезни из моих глаз, сделай вид, что тебя не существует!
— Ты еще об этом пожалеешь! — выкрикивает Оксана, резко, так же как ранее Марина, с шумом отодвигает стул и вихрем уносится из столовой. Ее адвокат торопливо допивает чай, бестолково кивает в благодарностях головой. Я сверлю его бешеным взглядом, стараюсь удержать себя в руках.
Прислушиваюсь к звукам. Вот хлопнула входная дверь. Минуты через три выдыхаю и встаю. Возвращаюсь к входной двери, через окно наблюдая, как двое покидают мою территорию. Думал, дом — моя крепость, где никто не достанет. Ошибся.
— Па, почему ты не очень рад был увидеть маму? — Матвей смотрит перед собой, я смотрю на него. Марина неподалеку прыгает на батуте. Обнимаю сына за плечи, притягиваю к себе.
— Матвей, она не мама тебе, — вскидывает на меня глаза, хмурится. — Это сложно объяснить, но Оксана вам не мать. Генетически.
— Детей в капусте не находят, и аист их не приносит. Я видел в энциклопедии, что дети поваляются из животика мамы.
Мне бы порадоваться за эрудицию сына, за его тягу к знаниям, но сейчас хочется отшутиться, свернуть с темы. Я не готов к разговору о том, как они у меня появились. Не готов сейчас подбирать слова, доходчиво объяснять, не вдаваясь в тонкости психологических причин, которые заставили меня решиться на суррогатное материнство с донором яйцеклетки. Сейчас позиция страуса очень притягательна.
— Когда-нибудь я тебе объясню все, но не сегодня. Хорошо?
— Она будет приходит к нам?
— Нет.
— Почему?
— Она не мама, Матвей.
— А где наша мама? — серые глаза смотрят в душу, заставляют чувствовать себя последним идиотом. Отвожу глаза в сторону. Меня спасает от ответа Марина.
— Папа, я хочу молочный коктейль! И картошку-фри.
— Я хочу луковые кольца в кляре, — подключается к заказу сын.
— Я пойду все закажу, потом вернусь за вами и сядем за стол и поедим, — улыбаюсь детям, кивают мне головами и убегают в сторону батута.
Как бы мне не хотелось говорить о матери, о прошлых своих поступках, с Матвеем придется мне разговаривать. Марине пока этот разговор не нужен.
Терпеливо стою в очереди, листаю в телефоне письма, сортируя их по важности. Сегодня выходной, а вот потом рабочие будни никто не отменял. Еще Руслан никак не успокоится с делом Градовских. И отказать не могу, хоть и вижу мало шансов для победы. Еще и Драгунов. Адвокат-лицемер. Я бы его назвал более неприличным словом, потому что за деньги он готов продаться кому угодно и будет служить верой и правдой пока ему это выгодно.
— Май, я хочу молочный коктейль и кусочек «Маргариты».
— Конечно, милый. Я тебе куплю.
— И мороженое?
— И мороженое.
Оборачиваюсь. Этот голос не смог забыть и вряд ли забуду. Узнаю сразу. С первого взгляда, словно не было разлуки больше четырех лет. Словно расстались мы только вчера. Она все такая же красивая. Все так же улыбается. Все такая же…родная.
Встречаемся глазами. И если внешне все такая же девочка-подросток, то глаза взрослые, серьезные и нет в них тех веселых огоньков, что были в той Майей, которая была рядом со мной.
Она первая начинает улыбаться, знакомым жестом заправляет за ухо прядь волос, я отмечаю, что волосы у нее теперь длинные. Губы трогает ответная улыбка, испорченное настроение ползет вверх. Сегодня прям день случайных встреч. Если утренняя встреча ничего хорошего не дала, то вот эта встреча мне приятна во сто крат.
Подзываю ее с мальчиком к себе. Мое внимание переключается на него, как только они начинают двигаться в мою сторону. Как его зовут? Савва вроде. Или Сева. Не помню точно. Но это неважно, важно другое: я вижу в нем… свою дочь. Это удивляет. Шокирует.
У него медовые глаза. Как у Майи. Как у Марины. У него угадываются ее черты, и эти черты я вижу каждый день в своей дочери. Сейчас разглядывая парнишку, я вижу в нем и что-то схожее с Матвеем. Трясу головой, не понимая, как все сложить в своей голове. Что за чертовщина происходит!
— Привет. И с днем рождения. Банальностей говорить не буду, — я не сразу слышу Маю, растерянно смотрю на девушку, потом на ее брата. Или не брата…
— Спасибо. Помнишь?
— И не забывала, — во взгляде появляется напряжение, как только замечает, как я постоянно перевожу глаза с нее на парня и обратно. — Это Савва, — обнимает его за плечи, прижимает к себе, словно защищает, оберегает.
Все жду, что добавит «брат», но молчит, а мальчишка улыбается мне точной копией ее улыбки. И Матвея. И Марины. Я, наверное, схожу с ума. Мерещится чертовщина всякая.
Подходит наша очередь, делаю заказ для своих детей, позволяю Майей продиктовать свой, но не разрешаю оплачивать. Она укоризненно качает головой. Как-то само собой выходит, что мы оказываемся за одним столом.
— Я сейчас приведу своих.
— Натан, — Майя как-то неожиданно хватает меня за руку, прикусывает на мгновение губу. Я смотрю на ее руку, чувствуя, как под тканью, где прикасаются ее пальцы, начинает печь.
— Я не женат, — отвечаю на не заданный вопрос, облегчение на ее красивом лице умиляет. Хочется нагнуться и поцеловать. Вновь ощутить сладость нашего поцелуя. Будет как в прошлом или по-новому все окажется?
Прогоняю неприличные мысли, которые были давно загнаны в самый темный угол сознания и заперты на все замки. Нахожу Матвея и Марину возле лабиринта. Увидев, что за столиком мы будем не одни, малыши вопросительно на меня смотрят. Я еще пристальнее вглядываюсь в черты любимых лиц, чтобы тут же увидеть сходство с девушкой, которая вернула вкус к жизни.
Дети сразу находят язык между собой, Майя больше участвует в их болтовне, со мной не разговаривает. Я не вмешиваюсь. Я просто сижу и афигеваю от насмешки судьбы. И не знаю, то ли плакать, то ли смеяться.
Все четверо невооруженным взглядом похожи друг на друга. Не копии, но общие черты есть, схожая мимика, даже смех одинаковый. И как это можно объяснить? Как?
— У тебя классные дети, — Майя улыбается, глядя вслед троим, которые дружной компанией унеслись в сторону лабиринтов.
— У тебя тоже классный сын, — смотрю на нее, она крепко сжимает стаканчик с кофе.
— Догадался?
— Подозрения возникли еще, когда мы были вместе. Сейчас просто убедился. Почему?
— Почему? — склоняет голову, косится на меня. — Это сложно объяснить. Я не хочу ворошить прошлое.
— Он знает?
— Нет. Для него я по-прежнему любимая сестра. И хочу, чтобы так оставалось всегда. А ты? — ее тихий голос на фоне громкой музыки, громких разговоров едва слышен. Я начинаю крутить свой стаканчик с кофе.
Лаконично признаться. Не пытаться придумать простую отмазку, шутку. Майя поймет. Не осудит и не будет причитать, не будет ругать мой эгоизм. Я это знаю.
— Они от суррогатной матери с донорской яйцеклеткой.
Майя в ужасе не округляет глаза, не начинает задавать глупые уточняющие вопросы, не пытается выяснить причины, побудившие меня так поступить. Она просто протягивает свою руку, накрывает мою руку и легонько ее сжимает в знак поддержки. Именно этого жеста оказывается за все четыре года мне не хватало. Молчаливой поддержки.
42 глава
Я редко меняю свои планы, цели, но события, которые произошли на моем дне рождения, заставили задуматься.
Почему Оксана, спустя четыре года заявилась ко мне и уверенно требует отдать ей детей? Мне не хочется верить, что она генетическая мать. Эта мысль вызывает приступ тошноты. Еще одна деталь, не дающая мне спокойно спать — Матвей, Марина и Савва — похожи на Майю. Если с Саввой все понятно, то каким образом мои дети переняли ее черты лица?
Это самые часто повторяющиеся вопросы, крутящиеся у меня в голове. И мне нужны ответы. Я не могу с полным спокойствием смотреть на то, как Оксана обрывает мне телефон звонками, с требованиями увидеть детей. Ее попытка появиться на пороге дома без приглашения провалилась с треском: на пункте контроля въезда и выезда в наш поселок попросил охрану внести ее фамилию и имя в черный список. Так же исключил детей из садика, потому что был звонок от заведующей, которая сообщила о приходе «мамы» за детьми. Конечно, Оксане никто их не отдал, вежливо попросили уйти и предоставить все документы о родстве. Документом у мамаши, конечно, нет, поэтому Оксана в своем стиле устроила скандал.
Сейчас я на работе внимательно читал на нее досье. То, что я должен был узнать после первой встречи с этой женщиной.
Она действительно мачеха Майи. Странно, что я на оговорки не обращал внимания. Не сопоставил имена, не сделал самостоятельно выводы еще тогда. Дурак.
С рождением Саввы, конечно, намудрили. Без откровенного разговора участников не поймешь, что произошло. По документам сын Майи — сын Оксаны, но я не думаю, что Майя будет мне врать. Однажды я у нее спрошу, почему мальчик не знает, кто мать, а кто чужая тетя.
Отчим ничего из себя не представляет. Женился на матери Майи, после смерти жены сразу же женился на Оксане. Симпатии товарищ у меня не вызвал.
Вопрос — куда делась донорская яйцеклетка, которую я купил у незнакомой девушки — остался открытым. Ответ знает Оксана и Мальцева. С первой у меня желания разговаривать нет, а вот вторая на многое может пролить свет.
Я еду в Москву.
В медицинском центре, где проводили оплодотворение и вели беременность Оксаны, мне сообщили, что Мальцева Оксана Львовна вот уже три года не работает у них. При предъявлении удостоверения адвоката мне сразу же выдали и номер телефона, и адрес проживания.