Он неожиданно отпустил её губы и приподнял голову. Столкнувшись с его потемневшим, горящим взглядом, Тори вдруг ощутила жар, который прилил к щекам, и поняла, что краснеет до самых корней волосы. Себастьян медленно провёл пальцем по её алой щеке и хрипло молвил:
- Знаешь, сколько раз я представлял тебя такой?
Сердце вдруг замерло в груди от его слов. Неужели он мечтал сделать с ней это? Думал об этом так часто, что можно было сосчитать? Ощутив ком в горле, она запустила пальцы в его волосы и еле слышно молвила:
- Сколько?
Это было лучше любой мечты. Любого сна. Золотистые волосы разметались по ковру, губы опухли и повлажнели от его поцелуев. Себастьян не мог насмотреться на неё. И не мог подавить сокрушительную нежность и любовь, которые она вызывала в нем своими прикосновениями и готовностью принять каждый его поцелуй.
- Сотни, - произнёс он, наклоняясь и касаясь губами её лба. - Тысячи… - Его губы прижались к кончику её носа. - Миллионы раз.
И снова он завладел её губами так, что больше ни одной здравой мысли не осталось у неё в голове. Тори было достаточно знать, что он грезил о ней, что сейчас он был готов обрушить на неё всю свою нежность. Свою страсть. Сейчас он принадлежал ей всецело и полностью. И она не хотела разделять его ни с кем и ни с чем.
Сейчас она хотела принять каждый его поцелуй, каждое прикосновение. И подарить ему все те поцелуи, которые сберегла для него. Она так долго мечтала об этом, так долго ждала этого. Но даже в мечтах Тори представить себе не могла, что при этом почувствует. И она утонула в этих новых для себя сладостно обжигающих ощущениях, без остатка отдаваясь Себастьяну.
Его рука опустилась на её плечо, губы терзали и заставляли её плавиться от нарастающего жара. Пальцы очертили мягкие контуры. А потом его мягкая ладонь легла на её округлую грудь. Сердце подпрыгнуло прямо под его ладонью. Тори издала удивленный стон и на секунду замерла, но он даже не подумал прекращать свои исследования. Поцелуй стал глубже и пламеннее. Рука его сжала отяжелевшую грудь, а потом его палец прошёлся по невероятно чувствительному соску. Тори ничего не могла поделать с собой. Она дёрнулась и отпустила его губы, откинув голову назад. И снова хрипло застонала.
Прикосновение, казалось, прошлось раскаленным кинжалом по оголённым нервам, принося с собой невероятное удовольствие. Такое острое, что у неё заболело где-то внизу живота. И там же внезапно отчаянно запульсировало, когда он стал водить по соску большим пальцем до тех пор, пока он не затвердел, упираясь ему в ладонь. Еле дыша, Тори почувствовала, как его губы обжигают ей шею, спускаются к плечу, почти повторяя маршрут его руки.
На секунду она запаниковала, боясь умереть от тех дивно-мучительных ощущений, которые он вызывал в ней, но когда он втиснул ногу между её бёдер, Тори замерла, боясь даже пошевелиться.
И снова он поднял голову и посмотрел на неё. Тори горела от смущения и жара, зажмурив глаза, пытаясь унять дрожь тела и отчаянный стук сердца. При всём своём желании она не смогла бы посмотреть на него, но когда он тихо прошептал её имя своим завораживающим голосом, Тори тут же подчинилась ему, не в силах отказать ему ни в чём. Господи, она всю жизнь только и жила мыслю о том, чтобы выполнять все его просьбы!
- Я хочу видеть тебя, - проговорил он, пронзая её своим изумрудным взглядом, которым мог проникнуть ей в самое сердце и узнать все её тайны.
Тори не поняла, о чём он говорит до тех пор, пока он не потянулся к поясу её пеньюара. И тогда стало более чем очевидно, что он намерен раздеть её.
Мысль шокировала, но и безумно волновала. Она не могла пошевелиться, пригвождённая к полу его взглядом, его телом. Развязав пояс, Себастьян распахнул полы пеньюара и потянулся к пуговицам на ночной рубашке. Не издав ни единого звука, даже не смея дышать, Тори наблюдала за тем, как он расстёгивает рубашку пуговица за пуговицей. Ей казалось, что её сердце непременно выпрыгнет из груди, такое безумное волнение охватило её. Но когда он отодвинул в сторону ворот рубашки, когда обнажил её грудь и посмотрел на неё, Тори поняла, что именно сейчас и лишится своего сердца.
Он положил ладонь ей на грудь, вызываю озноб и томление одновременно. Большой палец очертил потемневший коралловый сосок и слегка надавил на него. Тори вздрогнула и не смогла сдержать глухого стона, ощущая головокружение. Он так долго смотрел на неё, будто видел её впервые в жизни.
А потом он сделал то, чего Тори никогда бы не ожидала этого от него. От своего ученого Себы.
Он нагнул голову и захватил губами её отвердевший сосок!
Тори задохнулась, выгибая спину, и вцепилась в его плечи, боясь умереть от того сладкого удовольствия, которое обрушилось на неё. Почему он это сделал? Можно ли такое делать? Откуда он знал, что нужно это делать? Тори прикусила нижнюю губу, чтобы не застонать вновь. Глаза закрылись, когда он стал ритмично посасывать маленькую горошину, проводя по ней языком. Это было чувственным безумием, которое невозможно было остановить или подавить. Сжимая его голову дрожащими пальцами, Тори неосознанно прижимала его ещё ближе к себе. Перед глазами все поплыло.
- Себа, - простонала она, теряя голову, готовая рассыпаться на части в его руках.
Услышав своё имя этим страстным, полным желания голосом, Себастьян вздрогнул и оторвался от её восхитительной, мягкой груди, сгорая от ответного желания. Он так долго хотел её, так долго мечтал о ней, что боялся не совладать с собой и овладеть ею тут же, на полу. Что могло быть прекраснее распростёртой перед ним полуобнаженной Вики? Ничто в мире не могло бы сравниться с ней. Он умирал от желания погрузиться в неё, умирал от желания раствориться в ней и сгореть в её страсти. Господи, он так долго любил и ждал её, что с трудом находил в себе силы остановиться!
Склонившись, Себастьян снова накрыв её губы своими, целуя её так глубоко и неистово, что у обоих перехватило дыхание. Сердце его болезненно ударялось о рёбра. Руки дрожали от нетерпения. Она была такой мягкой, такой сладкой, такой желанной. Боже, ему казалось, что до этого мига он не знал ни одну женщину, но в то же время он знал точно, как именно хочет её, как отчаянно рвётся к ней его тело, его душа. И её ответные стоны, её готовность пойти с ним до самого конца, могла стать той тоненькой гранью, которую однажды переступив, Себастьян не сможет потом остановиться.
Он был так захвачен ею, что не был готов к тому, что последовало дальше. А дальше ночной ангел потянулся к вороту его рубашки и стал расстегивать пуговицы, умудрившись, при этом повторит его же слова:
- Я хочу видеть тебя.
И тогда рай закончился. Земля разверзлась, и ад снова поглотил его, потому что всё было кончено. Он не мог позволить ей раздеть себя, как бы отчаянно этого не хотел. Тогда она бы увидела все его уродливые шрамы и пришла бы в ужас от того, что с ним сталось, в какого монстра он превратился. Ей станет противно смотреть на него, и тогда Себастьяну не останется ничего иного, как умереть. Потому что это будет его концом.
Схватив её запястье, он отодвинул от себя маленькую ручку и глухо молвил:
- Не делай этого.
Тори не сразу поняла смысл его слов, поглощённая желанием поскорее добраться до его тела. Но когда всё же это произошло, она замерла и откинула голову назад, чтобы лучше видеть его. Он был охвачен огнём желания, как и она. В этом не было сомнений. Он дрожал даже сильнее, чем она, но что-то удержало его. Что-то заставило его очнуться от того прекрасного, что связало их. Ему удалось сбросить с себя пелену страсти и вернуться к той реальности, где они не принадлежали друг другу. И никогда не могли.
Она думала, что ошиблась, что не так поняла его, но снова раздался его низкий, почти отрезвляющий голос:
- Тебе следует вернуться в свою комнату.
Тори показалось, что на неё вылили ушат холодной воды. Он зацеловал её почти до полусмерти так, что она едва не потеряла голову, а теперь предлагает ей вернуться в свою комнату так, словно ничего не произошло? Ему было неприятно касаться её? Ему больше не хотелось касаться её? Или ему стало неприятно её откровенное желание, то, как она вела себя с ним?
Сгорая от унижения, боли и стыда, Тори убрала от него свои руки и с дрожью промолвила:
- Отпусти меня!
Неожиданно он вскинул голову и посмотрел на неё. И Тори застыла, увидев в его глазах такую боль и муку, что похолодело в груди. Господи! Неужели она ошиблась, и не её поведение остановило его? Ведь не могло всё то, что он делал с ней, быть неприятным ему. Не могли их поцелуи не дать ему того же восторга и наслаждения, что и ей.
Дело было совсем в другом, и Тори пришлось в этом убедиться, когда вместо того, чтобы прогнать её, он обнял её и уронил голову ей на плечо, так словно не мог найти в себе силы отпустить её.
И ей захотелось заплакать, потому что она стала свидетельницей самых потайных его мучений. Тори могла ощутить его боль даже острее его самого.
Крепко обняв его, она уткнулась ему в шею, и дрожащим голосом вымолвила:
- Милый, что с тобой?
Он так сильно вздрогнул, будто она ударила его. У Тори похолодело в груди от ужаса. Боже, что с ним творилось? Что его так невыносимо мучило?
Но ей не было суждено получить ответы на свои вопросы, потому что, Себастьян вдруг отпрянул от неё, резко встал и отошёл в дальний угол комнаты, где никто не смог бы добраться до него. Затаив дыхание, Тори тоже встала на дрожащих ногах, завязала пояс пеньюара, пытаясь привести себя в порядок, и посмотрела на его напряженную спину. Господи, минуту назад его жар опалял каждую клеточку её тела, а теперь от него веяло таким холодом, что застучали зубы!
- Себа, что с тобой? - осторожно спросила Тори, боясь даже звуком собственного голоса причинить ему ещё больше страданий.
- Уходи! - был его единственный ответ.
Тори вздрогнула и поежилась, но даже не думала сдаваться. Проглотив ком в горле, она заговорила снова:
- Ты ведь не хочешь, чтобы я на самом деле ушла, верно, милый?
Она увидела, как дрогнули его плечи. Но не его голос.
- Уходи, Вики!
Его голос дрожал от боли, причиняя боль ей. Всем сердцем Тори хотела помочь ему. Она хотела понять его и, наконец, разрушить стену, которая так внезапно встала между ними. Тори увидела, как он сжал руку в кулак, и её решимость достучаться до него стала ещё сильнее. Она сделала шаг в его сторону.
- Ты не…
Начала было она, но он почти яростно оборвал её, прогремев на всю библиотеку:
- Черт побери, Вики, я хочу, чтобы ты немедленно ушла отсюда!
Тори замерла на месте, ощущая боль от того, что он позволяет невидимым причинам прогонять её именно тогда, когда она больше всего на свете была нужна ему. Тори знала как никогда прежде, что нужна ему, но что-то, видимо прошлое давило на него с невероятной силой. Прошлое, которое она с таким отчаянием хотела исправить!
Сделав последнее усилие над собой, она тихо попросила:
- Посмотри на меня и скажи, что действительно хочешь, чтобы я ушла.
Он снова вздрогнул, и у Тори снова сжалось сердце. Почему он делает всё возможное, чтобы поощрять боль и страдания? Свои и её. Она видела, чего ему стоит повернуться к ней, но он это сделал. А потом посмотрел на неё такими полными мучений глазами, что Тори снова захотелось заплакать.
- Я на самом деле хочу, чтобы ты ушла.
Ей показалось, что у неё сейчас разорвётся сердце. Потому что он мог поступить с ней так только по одной причине: он не мог просить её за то, что она сделала с ним и его жизнью. Он хотел наказать её за то, что она послала его в ад. И он не желал иметь с ней ничего общего. Как бы часто не грезил о ней.
Осознание этого факта причиняло ей боль намного сильнее, чем весть о том, что он погиб в бою. Ей было бы не так больно, если бы он взял меч и проткнул ей сердце. Ей бы не было больнее даже, если бы вся армия Наполеона решила отрезать от неё по кусочку.
Тори готова была принять самое главное поражение в своей жизни, если бы потом не услышала тихое:
- Прошу…
Господи, он умолял её уйти! Заглянув ему в глаза, Тори вдруг решила, что он хочет подойти к ней. Она не замечала, как слёзы бегут у неё по щекам, но поняла это по его побледневшему и застывшему от ужаса выражению лица. Больше всего на свете она хотела, чтобы он подошёл к ней, чтобы обнял её и не позволил бы ей уйти, но она ушла. Ничего другого ей не оставалось сделать. Тори пыталась не рассыпаться в прах до тех пор, пока не добежит до своей комнаты, но, даже закрыв дверь за собой, не испытала облечения.
Он хотел, чтобы она ушла, но вместо этого обнимал её так, будто от этого зависела вся его жизнь. Он просил её уйти, но на самом деле приходил от этой мысли в настоящий ужас. Теперь она знала это абсолютно точно. И внезапно Тори поняла, что, возможно, её объятия были нужны ему куда больше, чем его объятия ей. Следует помнить об этом, когда они снова встретятся. Нужно помнить об этом, чтобы в следующий раз найти в себе силы сломать преграды, которые постоянно возникали между ними.
Глава 15
Они тронулись в путь сразу после завтрака, чтобы успеть заехать в новый дом Себастьяна.
Тори забилась в самый дальний угол кареты и всем своим видом дала понять, чтобы её не вовлекали ни в один разговор. Сейчас она не могла думать ни о чём, изо всех сил пытаясь прогнать от себя даже свои собственные чувства. Но те неумолимо возвращались к ней и напоминали о том, что ей довелось пережить всего несколько часов назад.
Грудь продолжала ныть и болеть. Губы всё ещё хранили вкус его поцелуев, от которых сжималась душа. В его объятиях она позабыла обо всём на свете, и ей стало казаться, что можно изменить будущее, что прощение возможно. Но как же горько она ошибалась, ибо он припомнил ей её же собственные грехи в самый уязвимый для себя момент. Иначе, почему ещё он отпустил её?
Это было невыносимо. Тори хотелось кричать от боли и обиды. Это было нечестно. Он не имел права прогонять её. Если ему было плохо, он должен был позволить ей помочь ему. Боже, она хотела этого всем сердцем! И знала, что он хотел того же. Но всё же решил прогнать вместо того, чтобы прижать к своей груди и позволить им вместе справляться с трудностями. Что мешало ему открыться ей? Тори готова была разделить с ним любую боль, любую беду. Но только при условии, что он будет держать её при этом за руку.
- Через час мы будем уже в Соулгрейв-корте, - послышался голос Сесилии, которая обращалась ко всем. Но Тори понимала, что эти слова предназначались большую часть ей. Однако девушка никак не отреагировала. И Сесилия повернулась к Алекс. - Алекс, дорогая, тебе понравился Лондон?
Казалось, вопрос больше напугал Алекс, чем озадачил. Она вздрогнула и почему-то покраснела.
- Д-да, - неуверенно проговорила она, слишком сильно надавив на дужку очков, от чего те плотнее прижались к её переносице. - Лондон очень красивый город.
- Тебе нужно почаще бывать там, - уверенно заметила Сесилия, прижав к себе сонную Сьюзан. - Возможно, ты найдешь в городе человека, который полюбит тебя…
Алекс смутилась и отвернулась к окну, а её щеки запылали ещё ярче. Сесилия недоуменно посмотрела на неё, потом на Тори, удивляясь тому, какими странными иногда могут быть сестры Хадсон. Она не знала, почему Тори подавлена с самого утра, но если в её случае многое было понятно, то мечтательность и рассеянность Алекс в последнее время не поддавались объяснению. Если бы Сесилия не проводила с ней всё то время, что они были в Лондоне, она бы подумала, что Алекс уже встретила того человека, который вызвал в ней целую гамму чувств.
Вскоре они свернули на просёлочную дорогу, которая вела в Соулгрейв-корт. Вдоль дороги росли высокие вязы и сосны. Миновав кованные железные ворота, они въехали во владения поместья. Немного придя в себя, Тори стала разглядывать место, которое теперь принадлежало Себастьяну. Место, где он будет жить. Место, далёкое от Клифтон-холла.
Обогнув фонтан с херувимами, карета остановилась у подножья широкой лестницы, которая вела к тяжелым дубовым дверям. Медленно выйдя из кареты, Тори увидела красивое, большое здание из серого камня, с парадным фронтоном, расписанным образами греческих богов. Высокие окна отражали лучи дневного солнца, вызывая ощущение того, будто находишься в сказочной стране. Будто это было заколдованное место. И в этом большом четырехэтажном доме собирался жить её Себастьян. В доме, в котором никогда не будет её.